Поминутно оступаясь, выбиваясь последних сил, Володя тащил на себе Бычкова. Когда он очень уставал и чувствовал, что сейчас сам свалится, то сплевывал воду и говорил:
- Слушай, Бычков, ты постой на одной ноге, отпусти меня немного.
И Женя становился на одну ногу. Тогда Володя, откинувшись, с минуту отдыхал, опираясь на него, а потом, сказав: "Ну, давай, Бычков, грузись!" - тащил товарища дальше.
Так он дотащил Бычкова до первого строения на окраине. Там, под навесом, они переждали ненастье, а потом Володя сбегал домой к Жене и сообщил его родителям о случившейся беде.
С этого дня они подружились. Как вестно, самая крепкая дружба всегда начинается со столкновений, с хорошей ссоры или небольшой драки...
Женя уже в скором времени сдал нормы первого разряда по моделям и стал инструктором "юасов". Володя теперь терпеливо, ступень за ступенью, поднимался по той лесенке, через которую он хотел перескочить одним махом. У него уже неплохо получались схематические модели. Кроме того, он стал художником стенной газеты "ЮАС". В первом же номере он сам мужественно нарисовал карикатуру под названием "Воздушный бой". В ней он образил очень смешно свое столкновение с Женей, не пожалев черной краски для собственной фиономии.
Инструктор Николай Семенович был теперь доволен им. Володя быстро схватывал все технические приемы, и с языка его не сходили новые словечки: "бобышка", "лонжерон", "нервюры"... Он построил уже вполне хорошую схематическую модель с резиновым двигателем. Она прошла испытания во дворе Дома пионеров. Решено было в следующий раз попробовать ее на Митридате, где все модели проходили, так сказать, выпускной экзамен на аттестат воздушной зрелости. Проба была назначена на субботу.
Но в пятницу Евдокия Тимофеевна была на родительском собрании в школе, и с нею долго говорила Юлия Львовна. Говорила она о том, что Володя в последнее время стал учиться хуже; и хотя мальчик он очень способный, но, видно, чересчур сейчас увлекается чем-то, и надо бы за ним следить построже. Словом, Евдокия Тимофеевна, вернувшись домой, не снимая даже шали, прошла прямо к столу, где что-то строгал Володя. Она молча выдернула у него пальцев ножик, положила его на стол и сказала:
- Хватит! Построгал, побегал - и будет. С завтрашнего дня никуда больше не пойдешь. Срам было слушать, что мне Юлия Львовна про тебя сказала! Занятия запускаешь. Отставать начал. И говорит, что ты ее не слушаешься, мало уважаешь. А она ведь знаешь какая до тебя внимательная! Как родная мать все равно, старается для вас. Словом, с завтрашнего дня никуда не пойдешь. Все! Будет!..
На другой день во время урока русского языка Володя читал под партой книгу о Чкалове. Кругликов разбирал у доски сложносочиненное безличное предложение.
- Дубинин! - вызвала Юлия Львовна. - Как, по-твоему, правильно Кругликов говорит?
Володя вскочил, непонимающе посмотрел на Кругликова, прочел то, что было написано на доске:
- По-моему, правильно.
- Почему же, по-твоему, правильно?
Володя мог бы ответить, что Кругликов - хороший ученик и раз он отвечает, то, скорее всего, правильно. Но он переступил ногами под партой, поглядел в окно и сказал:
- Потому что я не слышал, что он ответил.
- Но, может быть, ты слышал хотя бы, о чем я его спрашивала?
- О предложении... о предложении, о безличном предложении, - подсказали сзади.
- Вы спрашивали разбор предложения, только я не знаю, про что, - сказал он и, вздернув подбородок, прямо посмотрел на учительницу.
- Где же это твои мысли витали, Дубинин? - спросила Юлия Львовна. - Где-нибудь, наверно, под облаками? "Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа"?.. Все-таки иногда, Дубинин, надо и на землю спускаться. Ну, хотя бы на время уроков. Дай сюда книгу, которую ты читал.
Володя, понурившись, вытащил -под парты книгу и понес ее к столу.
- "Чкалов", - прочла Юлия Львовна. - Ну хорошо. Раз ты увлекаешься этой книгой, становись тут и вот прочти... Ну, скажем, это предложение... - Она взяла книгу и отметила в ней Володе, что читать. - разберем его по частям... Ты, Кругликов, можешь сесть на место.
- "Чкалов - прирожденный испытатель, - начал с чувством читать Володя, - его стихия - опыт, эксперимент, исследования еще неведанных возможностей. Раньше он испытывал лишь машины и свою смелость. Теперь он стал..."
- Хватит, хватит! - остановила его Юлия Львовна. - Я же тебя просила одно предложение...
- Пусть еще, еще прочтет! - закричали с парт. - Интересно...
- Тихо! Ему хватит и в этом разобраться. Раз уж сам столько взялся прочесть, пусть все разберет.
Володя прочел снова заданные фразы и, немного проплутав между дополнениями и определениями, добрался до истины, которую требовали правила синтаксиса.
- Вот, Дубинин, - сказала Юлия Львовна, - долго ты, прнаться, плавал. Кое-как до берега добрался. Хочешь высоко летать, а пока что на земле спотыкаешься. Вот про Чкалова читаешь на уроках, хочешь, должно быть, стать похожим на него, а учиться стал хуже.
- А Чкалов тоже, наверно, не всегда уж на "отлично" отвечал, - возразил Володя.
- И тебе не стыдно, Дубинин, свою лень за Чкалова прятать! Когда и как Чкалов рос и как ты сейчас живешь? Если ты читал как следует про Чкалова, ты должен знать, что учился он превосходно. А как над собой Чкалов работал, когда свои силы почувствовал!.. На, Дубинин, бери свою книгу и обещай мне, что не будешь читать на уроках. Обещаешь?
- Нет, - последовал ответ. - Не удержусь.
- Ну, так я отниму у тебя ее.
- Что ж, отнимайте тогда. Я врать не люблю. Буду читать.
После уроков Юлия Львовна попросила Володю остаться и зайти к ней в учительскую.
- Послушай, Володя, - сказала ему Юлия Львовна. - Я очень ценю, что ты такой честный мальчик. Это - замечательное качество. Я сама привыкла тебе верить во всем. Но настоящий человек не должен бравировать, щеголять своими хорошими качествами: "Ах, какой я правдивый! Поглядите на меня, какой я честный!.. " И потом, должна тебе сказать, Дубинин, что человек, который собирается сделать нечто нехорошее и прямо об этом заявляет, далеко еще не честный человек. Ты это пойми. Вот сегодня, например, в классе... Как ты мне ответил, когда я тебя спросила насчет книги? Послушать со стороны, так можно сказать: "Ах, какой прямодушный мальчик!" А, в сущности-то, ничего тут доблестного нет. Покрасоваться захотел?
- Вовсе и не так, - не согласился Володя, насупившись. - Просто я уж такой; раз обещал - значит, сделаю. А если не могу - не обещаю.
- Очень хорошо. Надо быть хозяином своего слова. Я в тебе это очень ценю, Володя. Только слово должно быть хорошее. Обещание должно быть полезное. От этого все и зависит; что за слово, что за обещание.
Потом Юлия Львовна еще раз сказала Володе, что он стал хуже учиться и она была вчера вынуждена поговорить об этом с его матерью.
- А кто вам сказал, что я вас не уважаю? - вдруг спросил Володя. - Наговорят зря вот всякое, а потом доказывай обратное! Я вас очень уважаю. Только мама говорит, что я должен вас любить, как родную мать. Сколько же у меня должно быть мам?
Тут впервые за все время разговора Юлия Львовна улыбнулась.
- Нет, этого я никогда от тебя не требовала, Дубинин, - сказала она. - Тут ты совершенно прав. Мать у тебя одна; но обе мы с ней хотим, чтобы ты вырос хорошим человеком. У тебя для этого есть все данные; только времени, я вижу, тебе не хватает. Ты и сейчас, смотрю, торопишься: все в окно поглядываешь.
Володя действительно очень торопился. Небо манило его через окно учительской. День стоял чудесный. На Митридате ждали Женя Бычков и друзья. Володя должен был сегодня впервые пустить собственную модель с вершины.
Но, когда он примчался домой и, наскоро поев, хотел было уходить, мама сказала:
- Я что, стенке вчера говорила, что никуда ты больше не пойдешь?
- Мама!.. - взмолился Володя, - Мама, меня же наши ждут на Митридате! Мы же условились. Ты пойми! Они специально собираются сегодня. Я же слово им дал! Ну, позволь в последний раз...
- Знать ничего не знаю!
- Мама, в какое же ты меня положение ставишь?
- Ты меня перед учительницей еще не в такое поставил!
Володя, волнуясь, два раза прошелся по комнате угла в угол:
- Мама, ты должна меня пустить. Я все равно пойду, мама!..
Тут в дело вмешалась выплывшая своей комнаты Алевтина Марковна.
- Боже мой, - зарокотала она, - какой тон! Слышали? Это он с матерью разговаривает, а? Он все равно пойдет! Евдокия Тимофеевна, вам вестно, я не вмешиваюсь в чужое воспитание, но это уж, знаете...
- Ну что, привязывать я его буду, что ли?! - воскликнула Евдокия Тимофеевна.
- Мама, я тебя предупреждаю... Я дал слово. Алевтина Марковна зашептала что-то на ухо матери, выведя ее залы:
- Ну что вы с ним спорите! А ключ на что?..
- И верно, - сказала мать. - Погляжу я сейчас, как ты уйдешь!..
Она захлопнула дверь перед самым носом Володи, который оставался в зале. Он услышал, как дважды повернулся снаружи ключ. Еще не веря тому, что мать решилась на такую крайность, он толкнул дверь. Стукнул еще раз, навалился плечом, нажал. Дверь не подавалась.
- Мама... это ты нехорошо так поступаешь!..
Голос у Володи стал нким. Горло словно распухло внезапно от обиды. Независимый, гордо оберегавший свою свободу, он был потрясен, что мать прибегла к такому явному насилию.
- Мама, я тебя прошу серьезно! Открой, мама! Слышишь? Я тебе даю свое слово, что вернусь ровно в девять. Можешь заметить по часам.
Он припал ухом к дверной филенке. Он ждал, что мать ответит ему, но за дверью было тихо. Если бы Володя мог видеть сквозь дверь, он бы увидел, что мать, растерянно поглядев на Алевтину Марковну, уже протянула было руку к ключу... Но та замотала головой и, сжав пухлый кулак свой с дешевым перстнем на среднем пальце, показала Евдокии Тимофеевне, что надо хоть раз настоять на своем. Потом она поманила Евдокию Тимофеевну за собой и увела ее к себе в комнату.