Мотоцикл с красным флажком стоял теперь за выходом камбуза, в тупичке подземной галереи.
- Слушай, хлопчик, - сказал Володе дядя Яша, - это верно, что ты такой крупный спец по технике, фике, электричеству и психотерапии?
- А я даже не знаю, что это за психотерапия, - прнался Володя.
- Отставим психотерапию, - сказал дядя Яша, осторожно повернув голову, - оставим себе фику и электричество. Ты имеешь понятие о лампочке и батарейках для карманного фонаря?
- Конечно, имею... Только у меня их сейчас пет.
- Значит, понятие ты имеешь, а фонаря у тебя нет? А я имею, понимаешь, хлопчик, мотоцикл. И на нем, как тебе вестно, есть динамо. И вот я себе замыслил, что от этого мотоцикла ты мне тянешь провод. На конце ты берешь и делаешь патрон. Вкручиваешь в этот патрон лампочку. Лампочку эту мы вешаем в штабе. Я здесь запускаю мотор, динамо крутится, току ничего не остается делать, как бежать по проволоке. И в штабе вспыхивает свет. Что? Плохо, по-твоему? То-то! У дяди Яши голова не только для шишек... Полундра, горит! - закричал он и бросился к плите, откуда уже шел прогорклый чад. Дядя Яша принялся что-то быстро снимать с огня, ворча! - Вот имей дело с вами! Придут, начнут говорить так, что слова не вставишь, а потом отвечай за все дядя Яша. Акилина Яковлевна, суньте им по пончику, и чтоб я их больше тут не видел.
И вдруг гулко скрежещущий обвальный грохот потряс все подземелье. Плотная волна воздуха хлестнула мальчиков по коленям. Из очага выпыхнул огонь и дым. У Вани задуло лампочку. Все заволокло вестковой пылью. Дядя Яша бросился прикрывать кастрюли. Девушки и тетя Киля с вопрошающим испугом поглядели на него. У мальчиков застряли во рту непрожеванные пончики.
- Давайте без психотерапии, - невозмутимо сказал дядя Яша. - Как говорится, лифт остановлен на ремонт. Жученков взорвал клеть. Все в порядке. Все наши дома!
Надо было устраиваться.
Мальчики расправили на своей лежанке сенник, постелили одеяла. Чтобы не пачкаться об вестковые стены, над каменной кроватью прибили газеты. Их укрепили при помощи спичек, воткнутых в дырочки, которые пришлось специально пробуравливать в ракушечнике. Над головами пристроили цветную картинку "Морской бой" журнала "Пионер". Вещи убрали в баульчики, а под подушкой своей Володя стопочкой сложил книжки, захваченные дому.
К тому времени книг у него осталось немного. Почти все раздарил своим подшефным малышам во время тимуровских обходов. Сохранились только самые любимые книжки. Их он и захватил с собой под землю. Тусклый свет фонаря освещал благородный профиль Спартака на книжке Джованьоли с обмахрившимися углами и Чапаева, летящего на коне, в крылатой бурке, распластавшейся в воздухе, на обложке книги Фурманова. Были тут еще "Полтава" Пушкина, брошюрка о Чкалове, учебник синтаксиса, взятый уважения к советам Юлии Львовны, и "Том Сойер". Последнюю книжку Володя сначала не собирался брать с собой, но потом вспомнил вдруг о приключениях Тома в пещере, где тот заблудился в подземном лабиринте. Кто знает... Может быть, понадобится эта книжка в каменоломнях для каких-нибудь справок. Мало ли что будет...
Отдельно была вложена в клеенчатую корку от старой общей тетради взятая с этажерки отца очень обтрепавшаяся книжечка, без обложки и названия. Начиналась она на первой странице словами, когда-то поразившими воображение Володи и навсегда запомнившимися: "Пррак бродит по Европе..."
Первый день прошел незаметно в хлопотах по устройству, в осмотре подземной крепости. Не будь Вани, Володя уже раза три заблудился бы непременно - так запутаны были расходившиеся во все стороны подземные ходы каменоломен.
Под землей было не то что душно, но все как-то стесняло грудь, - может быть, просто сознание того, что над головой миллионы пудов земли и узкое, мерное пространство, по которому двигались люди, сдавлено со всех сторон камнем. Кое-где на стенах едва заметно поблескивали жилки сочившейся воды. Сырость была на всем - на стенах, на одежде, на одеялах. Все металлическое как бы отпотевало, делалось влажным. И в этих душноватых потемках, в сыром заточении предстояло жить не один день и не одну неделю, а возможно, и не один месяц...
И все же у Володи совсем не было того тягостного униженного состояния, которое он пережил в бомбоубежище, где сидел с матерью, со стариками и ребятами, прислушиваясь к судорогам почвы, вызванным падением фугасок. Там было покорное, беспомощное ожидание, а здесь Володя видел часовых возле подвешенных к потолку фонарей; пулеметы, которые, как два железных грифона, сторожили вход в штаб; тщательно укутанные ящики с патронами. Он слышал щелканье винтовочных затворов, которые смазывали партаны. Он чувствовал сам: нет, это не убежище, это крепость, это грозная собранная сила, которая нарочно притаилась и ушла под камень, но готова постоять за себя и за тех, кто остался наверху во власти врага. И, несмотря на зябкую дрожь, пробиравшую его от непривычной сырости, Володя почувствовал строгую гордость, что и его приняли в семью этих сильных и дружных людей, на которых, как сказал комиссар, крепко надеется народ.
Увидев, что Ваня Гриценко успел уже где-то закоптиться и явно отлынивает от умывания, Володя усмотрел в этом беспорядок, недопустимый в военной обстановке.
- Ты что это, Иван, распускаешься? Койку свою не заправил... Ходишь чумазый, лохматый... А ну, приберись! Пионер должен быть всегда в порядке. Что на земле, что под землей. Разницы нет. Где твой галстук? Под подушкой разве ему место?
Сам он уже давно аккуратно повязал алую косынку и концы ее бережно спрятал под куртку, чтобы не замаралась в копоти, летевшей от факелов и фонарей. Еще раз поглядев на приятеля, он вдруг крепко взял его за плечо, посадил Ваню на каменную лежанку и стал своей расческой приводить в порядок его спутанные волосы. Ваня мотал головой, дергался, а Володя неумолимо приговаривал:
- Терпи, терпи, Иван! Приучайся к боевому порядку.
- Ой! Пусти, Володька, дерешь очень! И не командуй. Больно важничаешь! Командир какой нашелся!
- Кто командир, там видно будет. А пока терпи! В это время за спиной Володи блеснул свет фонаря, послышался знакомый голос Зябрева:
- Дельно, Дубинин! Молодцом! Действуй дальше так.
Командир поднял фонарь, осмотрел пещерку, прибранную лежанку, книги, сложенные аккуратной стопочкой, и остался доволен.
- И за порядок хвалю. Все на месте, как положено. Видно, что пионеры живут - в полном смысле этого слова. Таким можно дело доверить. x x x
После ужина, получив от дяди Яши Манто добавочную порцию пончиков с повидлом, мальчики забрались к себе на лежанку и, гордясь возникшим теперь родством со славой их отцов, оба по очереди красным карандашом написали на стенке: "В. Дубинин. И. Гриценко. 7. XI 1941 г. ". Потом укрылись отсыревшими одеялами и потушили фонарь. Они лежали некоторое время молча, прислушиваясь. Тьма, какой никогда не бывает на земле даже в самую темную ночь при зашторенных окнах, подступила вплотную к их лежанке. Невесомая и в то же время непроницаемая, она навалилась на одеяло, она стояла в открытых глазах, как черная, непрозрачная вода. Где-то в верхних галереях перекликались голоса. Легкий гул слышался в отдаленных ходах подземелья. Потом и он затих. Тьма и тишина окружили ребят.
- А что там, на земле-то, сейчас? - шепотом спросил Володя.
- Может, бой идет, - отвечал Валя. - Разведчики завтра другим лазом пойдут, все вызнают.
Некоторое время они молчали в темноте. Хотелось спать.
- Ваня, давай мы попросимся тоже в разведку?
- Ну да, так тебя и пустят... - протянул Ваня, зевая.
- А ты скажи, что все ходы и лазы знаешь. Ты скажи, что мы с тобой тут уже лазили, когда еще маленькими были. Скажешь? А, Ваня?
Но Ваня, сморившийся за день, уже спал. ... Проснулся Володя от света фонаря, который поднес к самому лицу спящих ребят дядя Гриценко.
- Хватит вам. Уже все повставали, вам дядя Манто каши не оставит. Ану, геть, продирай очи быстро!
Сверху доносился какой-то неровный, судорожно возникающий гул. На мгновение он пропадал. Затем слышался опять. Иногда со стены вдруг осыпалась струйка вестковой пыли.
- Давай, лежебоки, пошевеливайся! - продолжал дядя Гриценко, сдергивая с мальчиков одеяла и ладонью сметая с лежанки осыпь ракушечника. - Вставайте, водичкой сполоснитесь. Задание для вас есть боевое...
Ребята мигом вскочили с лежанки.
- Дядя Ваня, а какое задание? - полюбопытствовал Володя, заправляя рубашку в брюки.
- Узнаешь на месте, какое задание.
- А от кого?
- Известное дело, от кого. От командования. Ты бы спрашивал поменьше.
Мальчики бросились в боковой штрек, где были прилажены к стенке рукомойники, наскоро плеснули в лицо водой, вытерлись одним полотенцем, дергая его концы в разные стороны. Через минуту они шли за Гриценко, который нес фонарь. Вскоре все очутились в помещении подземной кухни, где их приветствовал дядя Яша Манто, уже облаченный в белый фартук. Не поднимая головы в колпаке, чтобы не стукнуться о нкий свод, он с громом поставил перед мальчиками на стол два котелка с кашей и горячими консервами.
- Ну вот тебе помощники, Яков Маркович, - проговорил дядя Гриценко. - Прикомандированы к тебе, в твое распоряжение. Покорми да и ставь на место, к делу.
Мальчики быстро поели, получили по чашке горячего чаю и по куску хлеба с джемом, быстро справились и с этим, поблагодарили, вытерли рты и вскочили, ожидая боевых приказов.
- Ну как, хлопчики, - спросил дядя Яша, - укомплектовались? Или еще порцию дать?
Мальчики поблагодарили и отказались.
- На здоровьичко, - сказал дядя Яша. - А теперь получайте задание. Предупреждаю вас, хлопчики: задание боевое. Прошу слушать мою команду. Заключается она вот в чем. Что такое сухарь, прежде всего?