Да?.. Вот он... И помните, начало ровно в два, лучше даже прийти раньше, а то бывает, что там захватывают все места.- Жаль, что нельзя было достать шестой билет для Григория Ивановича, - сказала Муся.- Ну, с Никоновым идти туда было бы опасно, - ответила Глаша. - Ведь там такая публика, а он шальной, со всеми спорит и всюду лезет на скандал... Между нами, Григорий Иванович теперь пьет немного больше, чем ему следовало бы. Уж не знаю, где он достает водку или денатурат, но я очень боюсь, как бы он не спился.- Типун тебе на язык! - сказала Муся.- Мне и самой жаль, я его очень люблю...- Как вы думаете, Алексей Андреевич, - спросил Витя, - не может ли это событие отразиться на положении заключенных?- Убийство Урицкого? Разумеется, еще как может, - рассеянно сказал князь, не заметив беспокойного взгляда Муси. - Впрочем, я не думаю, чтоб очень отразилось, - спохватился он, увидев изменившееся лицо Вити. - Их ведь должны интересовать не заключенные, а те, которые гуляют на свободе... Вот мы, грешные...- Поэтому теперь обязанность каждого вести себя очень осторожно, - сказала как бы невзначай Муся. - Обязанность не только перед самим собой, но и перед другими.- А вы, князь, должны быть особенно осторожны, из-за вашего титула, - подтвердила Глафира Генриховна. - Право, вам лучше бы все эти дни ночевать у нас. Ведь мы вне подозрений...- Конечно, Алексей Андреевич.- Поверьте, вы нас ничуть не стесните... Кстати, когда вы завтра уходите из дому? В восемь? Отлично, чай для вас будет готов.- Что вы, помилуйте! Никакого чаю мне не нужно.
- Да все равно, я и сама встаю в это время. Или, может быть, вы пьете кофе? У нас и кофе есть.- У нас все есть.- Выпьете кофе, закусите и пойдете по вашим делам. А вечером опять, милости просим, к нам.
XIII
На следующее утро настроение стало еще гораздо тревожнее. Из Москвы пришло известие о покушении на Ленина. Говорили, что он умирает. На Мусю это событие произвело сильное впечатление, в особенности потому, что на жизнь вождя большевиков покушалась женщина.Идейная женщина да еще революционерка, это, собственно, было самое скучное и неэлегантное, что только могла себе представить Муся. У них в кружке слова эти даже мысленно заключались в кавычки. Политической дамой еще кое-как можно было быть: тоже представлялось скучноватым, - как bas bleu [синий чулок (фр.)] - но салон многое выкупал, особенно если в нем бывали очень видные люди. Московское событие ударило Мусю по нервам: все сразу представилось ей в ином свете. Женщина эта (ее имени еще никто не знал) шла на страшную смерть наверняка. Покушение было произведено на большевистском митинге, - при таких условиях не могло быть и одного шанса из тысячи спастись бегством. У террористки были все основания предполагать, что разъяренная толпа тут же разорвет ее в клочья. В противном случае ее ждала неминуемая казнь, - быть может, и пытка, о которой со вчерашнего дня ползли по городу глухие зловещие слухи. "Какие же нервы должны быть у этой женщины и как она могла пойти на такое дело!" - содрогаясь думала Муся.В доме все были напуганы. Князь ушел из дому с утра, еще до того, как они узнали о покушении. У Вити лицо стало бледно-зеленое, хоть глаза его сияли торжеством, точно он сам убил Ленина. Сонечка имела вид виноватый - из-за кинематографа. Глаша была очень встревожена и расстроена.- Надо быть сумасшедшим, чтобы сегодня идти в какой-то идиотский кинематограф! - в сердцах сказала она. - Да нас и избить там могут.- Что вы, Глаша, - робко возразила Сонечка, - как они догадаются, кто мы такие?- Ах, я не стану спорить с вами, Сонечка! Право, было бы гораздо лучше, если бы вы просто меня слушались. Обо мне все можно сказать, но, слава Богу, глупой меня еще никто не считал, - заявила убежденно Глафира Генриховна."Удивительно, что это всегда говорят неумные люди", - подумала Муся.- Скорее всего и спектакли будут сегодня отменены, если его убили, - сказала она нерешительно.- Однако мы условились с князем, что встретимся с ним в кинематографе, - заметил Витя. - Нельзя же его подводить в самом деле...Этот довод был решающим. Кроме того нервы у всех были так напряжены, что оставаться дома все равно было бы трудно.- Теперь они совершенно ошалеют, - сказала Муся. - По-моему, теперь...Послышался звонок. Все встрепенулись.- Вероятно, это Маруся, - вполголоса сказала Глафира Генриховна, - она должна была сегодня утром принести белье.Витя отворил дверь. Маруся вдвинула большую корзину, затем вошла в переднюю сама. Ей тоже было известно о покушении, но ни она, ни господа не начинали об этом разговора! каждая сторона находилась в неизвестности насчет того, как относится к событию другая.Глафира Генриховна по записочке принимала белье, которое вынимала из корзины Маруся.- Дела какие пошли! - наконец, не вытерпев, сказала Маруся, с любопытством глядя на барышень. - Что, слышали?- Да... Слышали, - сдержанно ответила Глаша. - Одна, две, три... Витиных носков были четыре пары, четвертой нет...- Как же нет? Вон, под носовыми платками.- Ах, да, четыре...- Пора бы Виктору Николаевичу новые купить, а то совсем продранные... Что делается, а?- Купишь теперь! - сказала Глаша.Витя смущенно заметил, что давно собирается купить все новое.- О папаше ничего не слышно?- Ничего.- Господи! Все сидит да сидит, бедный, - сказала Маруся и неожиданно вынула из кармана небольшой сверток. - Вот, будете им посылать опять провизию, так и от меня пошлите... Шоколад это, я у анархистов-индивидуалистов получила, - добавила Маруся, наконец почти заучившая трудное название организации, в которой состоял ее друг матрос.Все были тронуты. Витя горячо поблагодарил Марусю.- Дела какие пошли, прямо беда! - конфузливо говорила она.- Так что же в городе о делах говорят? - решилась спросить Муся. Глафира Генриховна сердито на нее посмотрела. Конечно, Маруся была очень хорошая женщина, но в такое время и с ней не следовало вести откровенные разговоры.- Муся, твои панталоны и combinaisons [комбинация (фр.)] тоже бы надо поштопать, - в наказание - при Вите - сказала Глаша. Наказание, однако, не подействовало на Мусю.- Что же говорят в городе? - твердо повторила она свой вопрос.- У Европейской гостиницы облава идет, - страшным шепотом сказала Маруся. Разговор о событиях завязался. Однако политическое настроение Маруси выяснить с точностью не удалось. Она также говорила сдержанно, хоть ей, видимо, очень хотелось знать настроение барышень. Впечатление было такое, что убийству Урицкого она сочувствует, а убийству Ленина не сочувствует.- Это сказался "национальный момент", - после ухода Маруси, смеясь, сказала друзьям Муся.
- Не думаю... Скорее то, что на Ленина покушалась женщина, - ответила Глаша. - Не женское, мол, дело.- Ни то, ни другое... Вы забываете, что все-таки Ленин не шеф Чрезвычайной Комиссии.- В такой анализ, Витенька, они входить не могут... Так как же: значит, идем в кинематограф?- Что же теперь делать, если условились с князем. Я завтрак подам ровно в двенадцать.После завтрака, одевшись возможно хуже (это теперь всем было и не очень трудно), они вышли на улицу, обмениваясь вполголоса впечатлениями. Им показалось, что мотоциклетки носятся по городу чаще и быстрее, чем прежде, что лица у редких прохожих очень тревожные и напряженные.- Чувствуют неладное, - беззаботным тоном сказал Витя. - Подходит их игра к концу.- Тссс! - прошептала Глаша, зверски глядя на Витю и показывая движением головы, что сзади кто-то идет. Прохожий их обогнал, испуганно взглянул сбоку и, видимо успокоенный, побежал дальше.- Как же можно говорить о таких вещах на улице! - набросилась Глафира Генриховна на Витю, когда прохожий ушел далеко вперед. - Вы, Витя, кажется, совсем с ума сошли! Нас могли тут же схватить!- Да он больше всего боялся, как бы мы его тут же не схватили.- Вы еще смеете шутить!.. Почем вы могли знать, кто за нами идет?- Все хорошо, что хорошо кончается, - примирительно сказала Муся.Они подходили к кинематографу. Вестибюль был освещен, к великому облегчению Сонечки: значит, спектакля не отменили. Кинематограф был новый и роскошный, - так перед войной, по самому последнему слову техники, строились богатые кинематографы и банкирские дома: здание напоминало отчасти дворец дожей, отчасти берлинский универсальный магазин. В вестибюле на стенах висели портреты Ленина, Троцкого, Макса Линдера и Франчески Бертини. Посредине вестибюля еще уцелел чудом остаток бобрика, с неровно обрезанными краями. Он был засыпан семечками. Муся подумала, что в этих семечках есть что-то вызывающее, - все петербургские остряки потешались над семечками, и они точно говорили: "да, мы семечки! И да здравствует революция!"В кинематографе настроение было гораздо менее тревожное, чем на улице, - это вошедшие тотчас почувствовали. Зал был почти полон, стоял веселый гул. Преобладала рабочая молодежь, очевидно пришедшая по даровым билетам.Муся остановилась в проходе, отыскивая взглядом свободные места. Четырех мест рядом не было нигде.