В «Воспоминаниях», написанных в 1918—1919 гг., им предпринята попытка автопсихоанализа («Личное»); названия отдельных параграфов говорят сами за себя: «Интерес к анормальному», «Интерес к преступному». Проблема внутренней связи психической нормы и патологии стала не только стержнем научного творчества ученого, но и чертой, характеризующей направленность его личности. Все более очевидной становилась для Овсянико-Куликовского та главная мысль, которую он со всей определенностью сформулировал уже на склоне лет как резюме всего своего жизненного опыта: «Я уразумел, что именно тут, в этой клинике [для душевнобольных], спрятаны ключи к психологии "нормального" человека...» [1].
Внимание Овсянико-Куликовского привлекают фигуры известных исторических деятелей, таких, как Наполеон, Иван Грозный, Петр I и др., — личности столь же «великие», как и «анормальные». Здесь верх берет моралист. Моральное отвращение к подобным историческим персонажам закрывает ученому путь к анализу их сложных, не лишенных патологии характеров. Для него они только преступники, выделенные из криминальной массы исключительно масштабом совершённых ими злодеяний.
В статье «Из этюдов по психологии оптимизма и пессимизма. Жан-Жак Руссо» Овсянико-Куликовский дает психологический анализ личности Жан-Жака Руссо. В этом анализе бывшие несоединимые, абстрактные противоположности — норма и патология — сосуществуют, выступают в диалектической связи и взаимодействии. Характерной особенностью личности Руссо была, считает ученый, затянувшаяся инфантильность. То было «уклонение от нормы», хотя у некоторых других гениальных художников подобная черта вполне гармонично вписывалась в структуру личности. Иное дело мания преследования, возбужденная у того же Руссо обстоятельствами его жизни и обозначившая поворот уже в сторону патологии.
Понятие нормы должно быть расширено, считает Овсянико-Куликовский, за счет «колебаний самой нормы», к которым он причисляет нерадикальные психопатические состояния.
Все те шаги к истине, которые так трудно давались ученому применительно к индивидуальной психологии, делались им гораздо легче и уверенней на уровне социально-психологическом. Следует напомнить, что ученого интересовал преимущественно психологический аспект культурно-исторических процессов. Изучая религиозные представления древних индусов эпохи Вед или культовые отправления поклонников Зенд-Авесты, Овсянико-Куликовский вступал в сферу действия социально-психологических закономерностей.
В. Г. Крутоус выделяет следующие положения нормо-патологической концепции Овсянико-Куликовского в аспекте исторической психологии:
— Психическая норма и патология историчны. Для каждой данной эпохи есть своя мера разграничения и взаимосвязи нормы и патологии.
— Психика древних людей была глубоко дисгармоничной, ведь сдерживающие ее «скрепы» и волевые ограничители были еще слишком слабы. Такие душевные болезни, как истерия и эпилепсия, были широко распространены в Древнем мире. Ученый упоминает также «эпидемии танца» в средневековой Европе.
— В целом развитие культуры идет в направлении от преобладания зверского в психике людей к постепенному ее очеловечиванию. Так, глубокие психозы древних сменились более «мягкими», но не менее широко распространенными формами психопатологии — неврозами [1].
При рассмотрении психологических аспектов истории культуры пытливая мысль Овсянико-Куликовского делает исключительно важный шаг вперед, к глубинам непознанного. Под давлением множества фактов ученый был вынужден признать, что душевные явления, находящиеся в промежутке между исторически обусловленной нормой и явной психопатологией, способны играть позитивную, более того, ведущую роль в становлении и развитии человека. Особенно наглядно Овсянико-Куликовский показал это на примерах исторических модификаций человеческого чувства.
Чаще всего он выделяет четыре ступени, характеризующие нарастание интенсивности чувств: чувства — эмоции — аффекты (страсти) — экстазы (экстатические состояния). В ранней работе «Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности» ученый детально исследует культ индийского божества Сома, позднейшим аналогом которого был Дионис эллинов. Исследователь различает три главные формы экстаза: нормальный (обычный) — острый — экстаз безумия (психоз). Особенно занимает его природа и значение острого экстаза, наглядные образцы которого дают вакхические культы разных народов. Другим средством порождения экстаза он считает речь-пение, заключающую в себе магически-действенное ритмическое начало. Именно из этих реальных корней произрастает и религиозный экстаз, утверждает ученый, и экстаз художественный.
Как одну из разновидностей острого экстаза рассматривал Овсянико-Куликовский мистическую экзальтацию. В статьях «Что такое мистика? (Этюд)», «Секта "людей божьих" (Очерки русского народного мистицизма)» и в некоторых других он уделил большое внимание психологическому анализу этого феномена. В понятие мистики ученый включал три основных признака.
1. Мистическое переживание представляет собой острое аффективное состояние.
2. Для мистики характерно растворение индивидуальности в коллективном сознании.
3. Мистический субъект переживает непосредственное единение с божеством, стихиями природы и т.п. — иллюзорное состояние, которое субъективно ощущается как полная реальность.
Д. Н. Овсянико-Куликовский придавал большое значение бессознательной сфере человеческой психики, которая в начале XX в. исследовалась особенно интенсивно. Российский ученый, безусловно, знал о научных достижениях 3. Фрейда, К.Г. Юнга, других представителей школы психоанализа, использовал их терминологию, но предпочитал не ссылаться на них впрямую. Объяснение тому может быть самое простое: он шел к глубинам бессознательного своим собственным путем.
Бессознательное, по Овсянико-Куликовскому, экономит психическую энергию. Принимая в себя на хранение дары сознания, бессознательное освобождает его от рутины для творчества. Между сознательным и бессознательным уровнями психики происходит постоянный обмен. В ясном поле сознания время от времени могут всплывать атавизмы, призраки прошлого. Что касается чувств, то они, по представлениям ученого, наоборот, расходуют, тратят накопленную энергию.
Предметом особого интереса российского ученого на протяжении всей его жизни и особенно в последние два десятилетия были вопросы, связанные с ролью национальной составляющей жизни общества и личности. Итогом его творческой активности в данном направлении стала работа «Национальная психология», вышедшая в свет уже посмертно, в 1922 г. В ней бессознательным процессам национальной сферы отведена исключительно большая роль.
Национальная психология состоит, согласно его воззрениям, из национального самосознания и национального самочувствия. Своеобразие этого комплекса определяют умственные и волевые процессы, присущие данному конкретному субъекту. «В норме» национальная психология развивается бессознательно и органично. И это свидетельствует о душевном здоровье нации. Но в условиях национального неравноправия, гнета, дискриминации и т.п. в душах попираемых возникают болезненные, патологические чувства — обиды, мести и др.
Но есть культурные факторы, сетует Овсянико-Куликовский, способствующие сохранению и оживлению проявлений нравственно-психологической патологии. Одним из таких негативных культурных факторов он считает эстетику с ее «ложным» центральным понятием прекрасного. Объективно прекрасного не существует, утверждает энтузиаст-психолог, солидаризуясь с утилитаристской позицией Д.И. Писарева в данном вопросе (см. известную статью последнего «Разрушение эстетики»). Субъективные вариации на тему прекрасного, зыбкие и неопределенные сами по себе, имеют некоторое социально-психологическое значение, но заведомо сниженное в сравнении с декларируемым обычно. Эстетический фактор играет инструментальную роль во взаимных ухищрениях мужчин и женщин по привлечению внимания представителей противоположного пола. Собственная территория красоты — это область моды, нарядов, причесок, шляпок и т.п. Но главный довод Овсянико-Куликовского в пользу отказа от категории прекрасного и вытекающего отсюда «разрушения эстетики» — это то, что, по его наблюдениям, между эстетическим началом и нравственно-психологической патологией существует какое-то внутреннее родство. Как правило, человеческое зло предстает перед нами в привлекательной, эстетизированной форме. Это ли не свидетельство болезненной, извращенной природы эстетического?