Ламонт стал теперь осторожнее и старательно избегал слова "развитие". "Опередили в техническом отношении" звучало не так вызывающе, а означало практически то же самое.
- Это следует хотя бы из того, - ответил он, - что они способны пересылать вещество из одной вселенной в другую, а мы этого еще не умеем.
- В таком случае, если Насос опасен, зачем они установили его у себя? И почему продолжают им пользоваться?
Ламонт стал осторожнее не только в выборе слов. Он мог бы, например, ответить, что Чен не первый задает ему этот вопрос. Но он ничем не выдал досадливого нетерпения, которое могло бы показаться обидным, и ответил спокойно:
- Вероятно, вначале они, так же как и мы, видели в Насосе только безопасный источник энергии. Но у меня есть основания считать, что теперь он внушает им такую же тревогу, как и мне.
- Но ведь это опять-таки только ваше мнение. Никаких реальных свидетельств, подкрепляющих его, нет.
- Да, пока я таких свидетельств представить еще не могу.
- А одного вашего слова мало.
- Но можем ли мы пойти на риск...
- Мало, профессор, мало! А доказательств у вас нет. Я заслужил свою репутацию не стрельбой куда попало. Нет, я каждый раз поражал цель, потому что твердо знал, что я делаю и зачем.
- Но когда я получу доказательства...
- Тогда я вас поддержу. Если ваши доказательства меня убедят, то, поверьте, ни Хэллем и никакие правительственные организации ничего не смогут сделать: общественное мнение возьмет верх. Итак, раздобудьте доказательства и приходите ко мне снова.
- К тому времени будет уже поздно. Чен пожал плечами.
- Возможно. Но куда более вероятно другое: вы убедитесь, что ошибались и никаких доказательств попросту не существует.
- Нет, я не ошибаюсь, - Ламонт перевел дыхание и заговорил доверительно. - Мистер Чен! В нашей вселенной, возможно, существуют триллионы триллионов обитаемых планет, среди которых, конечно, можно насчитать миллиарды с высокоразвитой жизнью и технической культурой. Такое же положение скорее всего существует и в паравселенной. Отсюда неизбежно следует, что в прошлом обеих вселенных многие планеты и парапланеты вступали в обоюдный контакт и начинали перекачку. Наверное, существуют десятки, если не сотни Насосов в тех точках, где эти вселенные соприкасаются.
- Это уже чистейшие домыслы. Но если и так, то что отсюда следует?
- А то, что в десятках, если не в сотнях, случаев смешение физических законов локально достигло критической точки и солнце данной планеты взрывалось. Возможно, возникал цепной эффект: энергия сверхновой в совокупности с изменениями физических законов вызывала взрывы соседних звезд, а это в свою очередь приводило к дальнейшим взрывам. И со временем происходил взрыв центральной линзы галактики или одной из ее ветвей.
- Но лишь в вашем воображении, ведь так?
- Почему же? В нашей вселенной существуют сотни квазаров - крохотных тел, по размерам равных лишь нескольким солнечным системам, но излучающих свет, которого хватило бы на сто обычных больших галактик.
- Вы хотите сказать, что квазары возникают в результате перекачки?
- Это вполне вероятно. Ведь открыли их полтора века назад, но астрономы до сих пор не могут объяснить, каков источник их энергии. Во вселенной нет ничего, что хотя бы отдаленно подходило для такой роли. Разве не логично предположить...
- А паравселенная? В ней тоже полно квазаров?
- Думаю, что нет. Там другие условия. Паратеория не оставляет сомнений, что слияние ядер происходит там заметно легче, а потому в среднем их звезды должны быть намного меньше наших. Выделение энергии, равной энергии нашего Солнца, там требует значительно меньшего запаса легко сливающихся ядер водорода. Звезда такой величины, как наше Солнце, взорвалась бы там мгновенно. С проникновением наших законов в паравселенную слияние ядер водорода в ней слегка затрудняется, и паразвезды начинают понемногу остывать.
- Ну, это не так страшно, - заметил Чен. - С помощью перекачки они могут получать всю необходимую им дополнительную энергию. По вашим предположениям получается, что у них все обстоит отлично.
- Только на первый взгляд, - сказал Ламонт, вдруг осознав, что до сих пор он вообще как-то не задумывался о ситуации в паравселенной. - Если у нас произойдет взрыв, перекачка прекратится. Они не смогут продолжать ее без нас. Другими словами, они останутся с остывающей звездой, но без энергии, получаемой от перекачки. В сущности, их положение даже хуже: мы-то исчезнем в мгновенной вспышке, а они будут обречены на длительную агонию.
- У вас поразительное воображение, профессор, - сказал Чен, - но для меня этого мало. Я не представляю себе, как можно отказаться от перекачки, противопоставив ей лишь силу вашего воображения. Да отдаете ли вы себе отчет в том, что такое Насос для человечества? Это ведь не только гарантия даровой чистой и неиссякаемой энергии. Взгляните на дело шире. Насос освобождает человечество от каждодневной борьбы за существование. Впервые оно получило возможность посвятить свою коллективную мысль полному развитию заложенного в нем потенциала. Например, несмотря на все успехи медицины за последние два с половиной века, средняя продолжительность человеческой жизни лишь немного превышает сто лет. А ведь геронтологи вновь и вновь повторяют, что теоретически бессмертие вполне достижимо - однако этой проблеме пока не уделяется достаточно внимания.
- Бессмертие! - гневно перебил Ламонт. - Это же мыльный пузырь!
- Вы, бесспорно, специалист по мыльным пузырям, профессор, - ответил Чен. - Тем не менее я намерен добиваться принятия программы исследований по проблемам бессмертия. Но она окажется неосуществимой, если перекачка будет остановлена. Тогда нам придется вернуться к дорогой энергии, к скудной энергии, к грязной энергии. И людям, населяющим Землю, вновь придется думать только о том, как бы прожить завтрашний день, а мечта о бессмертии действительно останется мыльным пузырем.
- Это-то будет в любом случае. Какое уж тут бессмертие, когда никто из нас не проживет даже и нормального срока своей жизни!
- Ну, ведь это только ваше предположение.
Ламонт взвесил все "за" и "против" и решил рискнуть:
- Мистер Чен, в начале нашего разговора я упомянул, что по некоторым причинам мне не хотелось бы касаться того, почему я считаю возможным судить о настроении паралюдей. Но, пожалуй, без этого не обойтись. Мы получили от них фольгу с символами.
- Да, я знаю. Но разве вы способны их понять?
- Мы получили слово, составленное из наших букв.
Чен сдвинул брови, потом сунул руки в карманы, вытянул короткие ноги и откинулся на спину стула.
- Какое же?
- "Страх"!
(Ламонт не счел нужным сообщать об ошибке в последней букве.)
- Страх... - повторил Чен. - И как же вы это толкуете?
- По-моему, ясно, что перекачка вызывает у них серьезные опасения.
- Ничего подобного. Что им мешает в этом случае просто остановить Насос? Я думаю, они действительно боятся - но того, что Насос остановим мы. Они уловили ваше намерение, а если мы последуем вашему совету и остановим Насос, им также придется его остановить. Вы же сами говорили, что продолжать перекачку без нас они не смогут. Эта палка ведь о двух концах. И неудивительно, если они боятся.
Ламонт ничего не ответил.
- Как видно, вам такое объяснение в голову не приходило, - сказал Чен. - Ну, в таком случае мы начнем борьбу с бессмертием. Мне кажется, подобная кампания будет более популярной.
- Популярной... - медленно повторил Ламонт. - Я ведь не знал, что для вас важно. Сколько вам лет, мистер Чен?
Чен вдруг замигал и отвернулся. Он быстро встал и, сжимая кулаки, поспешно вышел из комнаты.
Позже Ламонт заглянул в биографический справочник. Чену было шестьдесят лет, а его отец умер в шестьдесят два года. Но какое это имело значение! 9
- Судя по твоему лицу, тебе опять не повезло, - сказал Броновский.
Ламонт сидел в лаборатории, уставившись на носки своих ботинок, и думал о том, что они сильно поцарапаны. Он кивнул.
- Да.
- И великий Чен тоже не стал тебя слушать?
- Он ничего не хочет делать. Ему нужны доказательства. Они все требуют доказательств и старательно опровергают любой довод. На самом же деле они попросту хотят сохранить свой проклятый Насос, или свою репутацию, или свое место в истории. А Чен хочет бессмертия.
- А ты чего хочешь, Пит? - мягко спросил Броновский.
- Избавить человечество от грозящей ему опасности, - сказал Ламонт, но, заметив усмешку в глазах Броновского, добавил: - Ты мне не веришь?
- О, верю, верю! Но чего ты хочешь на самом деле?
- Ну ладно, черт побери! - Ламонт с силой хлопнул ладонью по столу. - Я хочу быть правым, а это у меня уже есть, потому что я прав!
- Ты уверен?
- Уверен! И я ни о чем не беспокоюсь, потому что добьюсь своего. Знаешь, когда я вышел от Чена, то чуть было не стал презирать себя.
- Ты - себя?
- Да, себя. И за дело. Мне все время в голову лезла мысль: Хэллем преграждает мне все пути. До тех пор, пока Хэллем против меня, у них у всех есть предлог не верить мне. Пока Хэллем стоит передо мной, как каменная стена, я обречен на неудачу. Так почему же я не попробовал прибегнуть к уловкам? Почему не подмазался к нему? Почему не попытался действовать через него вместо того, чтобы доводить его до белого каления?
- И ты думаешь, у тебя что-нибудь получилось бы?
- Наверняка нет. Но от отчаянья чего не придет в голову! Например, я мог бы отправиться на Луну. Бесспорно, когда я только-только раздразнил Хэллема, о гибели Земли и речи не было, но ведь потом-то я сознательно испортил все еще больше. Впрочем, ты совершенно верно заметил, что от Насоса он все равно не отказался бы, как бы я его не улещал.
- Но сейчас ты, по-видимому, себя больше не презираешь?
- Нет. Потому что мой разговор с Ченом не прошел впустую. Я понял, что напрасно теряю время.
- Да уж!
- Я не о том. Выход из положения вовсе не обязательно искать на Земле. Я сказал Чену, что наше Солнце может взорваться, а парасолнце уцелеет, но паралюдям все равно придется плохо, так как их часть Насоса без нашей работать не будет. Без нас они не смогут продолжать перекачку, понимаешь?