Ун поднялся - новый Ун, который совершенно точно знал, что происходит. Сердитым жестом он властно отослал Жестких... и они ушли. Молча. Не возражая.
Дуа шевельнулась.
- Она оправилась, Ун? - спросил Тритт.
- Тише, Тритт, - сказал Ун. - Дуа, ты меня слышишь?
- Ун? - Она всколыхнулась и прошептала: - Мне показалось, что я уже перешла.
- Нет, Дуа, пока еще нет. Сначала ты должна поесть и отдохнуть.
- А Тритт тоже здесь?
- Вот я, Дуа, - сказал Тритт.
- Не старайся вернуть меня к жизни, - сказала Дуа. - Все кончено. Я сделала то, что хотела сделать. Позитронный Насос... скоро остановится. Я верю в это. И Мягкие по-прежнему будут нужны Жестким, и Жесткие позаботятся о вас, и уж во всяком случае, о детях.
Ун ничего не сказал и сделал Тритту знак молчать. Он давал Дуа энергию небольшими порциями, медленно, очень медленно, делая перерывы, чтобы дать ей отдохнуть.
Дуа бормотала:
- Хватит, хватит!
Ее вещество трепетало все сильнее. Но он продолжал ее кормить. Потом он заговорил:
- Дуа, ты ошиблась, - сказал он. - Мы не машины. Я знаю совершенно точно, что мы такое. Я бы пришел к тебе раньше, если бы узнал это раньше, но я понял, только когда Лостен попросил меня подумать. И я думал. Со всем напряжением. И все-таки это чуть было не вышло преждевременно.
Дуа застонала, и Ун умолк.
- Послушай, Дуа, - сказал он после паузы. - В нашем мире действительно есть только один вид живых существ, и живут в нем действительно только Жесткие. Ты уловила это, и тут ты не ошиблась. Но отсюда вовсе не следует, что Мягкие - машины, а не живые существа. Нет, просто мы принадлежим к этому же виду. Мягкие - это первичная форма Жестких. Мы появляемся на свет, как Мягкие, становимся взрослыми, как Мягкие, а потом мы переходим в Жестких. Ты поняла?
- Что? Что? - спросил Тритт тихо и растерянно.
- Погоди, Тритт, - сказал Ун. - Не сейчас. Потом ты тоже поймешь. А пока я говорю для Дуа.
Он следил за тем, как Дуа обретает матовость.
- Послушай, Дуа! - сказал он потом. - Всякий раз, когда мы синтезируемся, когда синтезируется любая триада, мы образуем Жесткого. Каждый Жесткий триедин, потому-то он и жесткий. И весь срок утраты сознания в период синтезирования мы живем в форме Жесткого. Но лишь временно, а потом, выходя из синтеза, мы все забываем. И долго оставаться Жестким мы не можем, нам необходимо возвращаться в мягкое состояние. Однако всю свою жизнь мы развиваемся от стадии к стадии. Отпочкование каждого ребенка отмечает такую стадию. Появление третьего ребенка - крошки-эмоционали - открывает путь к заключительной стадии, когда сознание рационала само, без содействия остальных двух, обретает память о кратких периодах существования в форме Жесткого. Тогда и только тогда он становится способен провести безупречный синтез, который создаст Жесткого уже навсегда и обеспечит триаде новую единую интеллектуальную жизнь, посвященную приобретению знаний. Я ведь говорил тебе, что переход - это как бы новое рождение. Тогда я лишь нащупывал эту неясную мысль, но теперь я говорю то, что знаю твердо.
Дуа смотрела на него, силясь улыбнуться. Она сказала:
- Как ты можешь настолько обманываться, Ун? Будь это так, почему Жесткие не рассказали тебе об этом раньше? Да и всем нам тоже?
- Они не могли, Дуа. Когда-то, тысячи тысяч циклов тому назад, синтезирование представляло собой лишь соединение атомов тела. Но в результате эволюции у первоначальных форм постепенно развились разные типы сознания. Слушай, Дуа. Синтезирование включает в себя и слияние сознаний, а это процесс гораздо более сложный и тонкий. Рационал может слить их правильно и навсегда, только когда он созреет для этого. Зрелость же наступает в тот момент, когда он сам, без чьей-либо помощи, постигает сущность происходящего, когда его сознание наконец становится способным вместить воспоминания о том, что происходило в периоды временных слияний. Если рационалу объяснить все заранее, естественность развития будет безнадежно искажена, он уже не сумеет определить правильный момент для безупречного синтеза, и новый Жесткий получится ущербным. Когда Лостен умолял меня думать, он очень рисковал. И не исключено, что... Хотя я надеюсь... Видишь ли, Дуа, мы ведь особый случай. Из поколения в поколение Жесткие старательно подбирали триады так, чтобы появлялись особо одаренные новые Жесткие. И наша триада - лучшая из тех, которые им удалось до сих пор подобрать. А особенно ты, Дуа. Особенно ты. Лостен - это слившаяся триада, чьей крошкой-серединкой когда-то была ты. Какая-то его часть была твоим пестуном. Он следил за тобой. Он привел тебя к нам с Триттом.
Дуа приподнялась. Голос ее стал почти нормальным.
- Ун! Ты придумал все это, чтобы утешить меня?
Но, опередив Уна, ей ответил Тритт:
- Нет, Дуа! Я это тоже чувствую. Да, чувствую. Я не совсем понял, что, но я это чувствую.
- Он говорит правду, Дуа, - сказал Ун. - И ты это тоже почувствуешь. Разве ты уже не припоминаешь хоть немного, как мы были Жестким в период нашего синтеза? Разве ты не хочешь еще раз синтезироваться? В последний раз? В самый последний?
Он помог ей подняться. В ней чувствовался жар, и она, хоть и сопротивлялась, уже начала разреживаться.
- Если ты сказал правду, Ун, - произнесла она, задыхаясь, - если мы должны стать Жестким, то по твоим словам получается, что мы будем кем-то очень важным. Ведь так?
- Самым важным. Самым лучшим, который когда-либо синтезировался. Я не преувеличиваю... Тритт, стань вот тут. Мы не расстаемся, Тритт. Мы будем вместе, как нам всегда хотелось. И Дуа тоже. И ты тоже, Дуа.
- Тогда мы сможем убедить Эстуолда, что Насос надо остановить, - сказала Дуа. - Мы заставим...
Синтезирование началось. В комнату один за другим входили Жесткие. Ун еле различал их, потому что он уже сливался с Дуа.
Этот синтез не был похож на прежние - ни упоенного восторга, ни острой радости бытия, а лишь непрерывный, спокойный, блаженно-безмятежный процесс. Он чувствовал, что становится единым с Дуа, и весь мир словно хлынул в его/ее обостренное восприятие. Позитронные Насосы все еще работали - он/она чувствовали это ясно. Почему они работают?
Он был также и Триттом - его/ее/его сознание исполнилось ощущением горькой потери. О мои крошки...
И он вскрикнул - последний крик, рожденный еще сознанием Уна, но каким-то образом кричала Дуа:
- Нет, мы не сможем остановить Эстуолда. Эстуолд - это мы. Мы...
Крик, который был криком Дуа и не ее криком, оборвался - Дуа перестала быть. И больше никогда не будет Дуа. И Уна. И Тритта. Никогда. 7аbс
Эстуолд шагнул к стоящим в молчании Жестким и печально сказал с помощью звуковых вибраций:
- Теперь я навсегда с вами. Нам предстоит сделать так много...
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БОРОТЬСЯ БЕССИЛЬНЫ? *
1
Селена Линдстрем просияла профессиональной улыбкой и пошла дальше. Ее легкая пружинистая припрыжка уже больше не удивляла туристов, и теперь им даже начинало казаться, что в этой непривычной походке есть своя грациозность.
- Пора перекусить! - объявила она жизнерадостно. - Завтрак исключительно из продуктов местного производства, уважаемые дамы и господа. Вкус может показаться вам несколько непривычным, но все они высокопитательны... Вот сюда, сэр. Я знаю, вы не станете возражать, если я посажу вас с дамами... Одну минутку. Места хватит для всех... Мне очень жаль, но дежурное блюдо всего одно, хотя напитки вы можете заказать по желанию. Сегодня телятина... Нет-нет. И вкус и консистенция создаются искусственным образом, но общий результат превосходен, можете мне поверить.
Затем она села сама, не удержавшись от легкого вздоха и даже любезная улыбка на ее лице чуть-чуть поблекла.
Один из туристов остановился у стула напротив.
- Разрешите? - спросил он.
Селена бросила на него внимательный оценивающий взгляд. Он казался безобидным, а она привыкла с полным на то основанием полагаться на свою проницательность.
- О, пожалуйста! - ответила она. - Но ведь вы, по-моему, тут с кем-то?
Он покачал головой.
- Нет. Я один. Но в любом случае общество земляшек меня не особенно прельщает.
Селена снова поглядела на него. Лет около пятидесяти, лицо усталое, но глаза живые и умные. Ну, и, конечно, впечатление неуклюжей грузности, которое всегда производят земляне, впервые попавшие в условия лунного тяготения. Она сказала:
- Земляшки - это чисто лунное словечко, и к тому же довольно грубое.
- Я ведь сам с Земли, - ответил он, - а потому, мне кажется, имею право его употреблять. Но, конечно, если вам неприятно...
Селена только пожала плечами, словно говоря: "Как вам угодно!"
Глаза у нее были чуть раскосыми, как у большинства лунных девушек, но волосы цвета спелой пшеницы и крупноватый нос никак не вязались с традиционным представлением о восточных красавицах. Однако, несмотря на неправильные черты лица, она была очень привлекательна.
Землянин глядел на металлический флажок с ее именем, который она носила на груди слева. И Селена ни на секунду не усомнилась, что интересует его действительно флажок.
- А тут много Селен? - спросил он.
- О да! Они исчисляются по меньшей мере сотнями. Так же, как Синтии, Дианы и Артемиды. Но особенно популярны Селены, хотя половина знакомых мне Селен предпочитают сокращение "Лена", а вторая половина именует себя Селиями.
- А какое сокращение выбрали вы?
- Никакого. Я - Селена. Все три слога. Се-ЛЕ-на, - произнесла она, подчеркнуто выделив ударный слог. - Так называют меня те, кто вообще называет меня по имени.
Губы землянина сложились в улыбку - с некоторой неловкостью, словно для них это было что-то не вполне привычное. Он сказал:
- А когда вас спрашивают, на что вы сели, Селена?
- Больше он этого вопроса не повторит! - ответила она с полной серьезностью.
- Но спрашивают?
- Дураков в мире хватает.
К их столику подошла официантка и быстрыми плавными движениями расставила блюда.
На землянина это произвело явное впечатление. Он повернулся к официантке и сказал:
- Они у вас словно парят в воздухе.
Официантка улыбнулась и отошла к следующему столику. Селена сказала предостерегающе: