Николаи Самойлович ходил по квартире смутный и раздражительный.
- Если так будет продолжаться еще неделю, - кричал он, - я пропал!
В такую минуту пришел к нему Доброгласов.
- Ну, как насчет "пыщи"? - зло спросил его Брак.
"Пыщей" Николай Самойлович называл все, имеющее отношение к деньгам, карьере, поставкам и тому подобным приятным вещам. "Как насчет пыщи" значило: "Как вы зарабатываете? Нет ли какого-нибудь дельца? Что слышно в губсовнархозе? С кем вы теперь живете? Получена ли в губсоюзе мануфактура? Почем сегодня на черной бирже турецкие лиры?" Многое, почти все, обозначалось словом "пыща".
Каин Александрович отлично знал универсальность этого слова и грустно ответил:
- Плохо.
- Душат? - спросил Брак.
- Уже задушили, - ответил Каин Александрович. - С работы сняли. Того и гляди под суд попаду.
- За что?
- По вашему делу. Подряд на фонари.
- Значит, выходит, что и я могу попасть с вами?
- Вполне естественно.
- Позвольте, Каин Александрович, но ведь с моей стороны это была не взятка, а добровольные отчисления, благодарность за услуги, которые вы мне оказывали в сверхурочное время.
- Нет, Николай Самойлович, будем говорить откровенно. Прозрачный сидит сейчас у бухгалтеришки Евсея, которого я, дурак, своими руками взял на службу, и играет на мандолине. Как только игра прекратится, нам сообщат. Так что если подлец Евсей захочет подослать Филюрина сюда, мы будем вовремя предупреждены. Итак, поспешим. Вы - лиходатель, а я - взяткобратель, а никакая не благодарность. Для нас обоих существует одна статья. Поэтому нам надо спасать друг друга.
- Кто бы мог подумать, что из-за такого дурака, как Филюрин, вся жизнь перевернется. Вы знаете, Каин Александрович, еще неделя - и я уже не человек.
- Подождите, Николай Самойлович, не убивайтесь.
- Нет! Нет! Я уже чувствую! Брак погибнет, как погиб Тригер. И, сказать правду, Тригеру лучше там, чем Браку здесь. Магазин пустят с молотка, квартиру заберут, в учреждениях сидят какие-то тигры. И в довершение всего - могут посадить.
- Вы думаете, мне лучше? - с чувством сказал Каин Александрович. - Воленс-неволенс, а я должен кормить детей и брата Авеля, которых я сам уволил. Денег нет, и я не знаю, откуда они могут взяться.
- Нужно действовать. Нужно что-нибудь придумать. Неужели Прозрачного никак нельзя сковырнуть?
- Попробуйте сковырните! Вы знаете про его шутки в учреждениях?
- "А я здесь"?
- Ну, да. Так вот, попробуйте сковырните вы его, когда никто не знает, где он и что!
- Вот если бы он не был прозрачный... - задумчиво молвил Николай Самойлович.
- Чего еще захотели! Да я бы его тогда моментально выгнал со службы, да так, что местком и пискнуть не посмел бы!
- Тогда есть только одно средство! Сделать его снова видимым!
- Открыл Северную и Южную Америку! - с иронией произнес Доброгласов. - Не вы ли это забросите свои коммерческие дела и займетесь изобретенческими вопросами?
- Нет, не я.
- А кто?
- Тот, кто сделал его невидимым.
- Бабский!!
- Догадались наконец.
- Но ведь он совершенно сумасшедший.
- А самое существование Прозрачного - это не сумасшествие? А мы с вами не сумасшедшие, если живем в таком городе и до сих пор не издохли?!
Глаза Каина Александровича расширились. Надежда залила их зеркальным светом.
- Да! - закричал он. - Мы должны выявить Прозрачного, и мы его выявим!
Николай Самойлович поспешно переодевался. Он стянул свое брюхо замшевым поясом с автоматической застежкой. Заливаясь краской, застегнул ворот рубашки "лионез" и пошарил в карманах, бормоча:
- Да! Нужны деньги. О, эти деньги!..
- Их жалеть нечего, - сказал Доброгласов, - с лихвой окупим.
- Ну, с богом! Вы знаете, Каин Александрович, никогда в жизни я еще так не волновался.
И союзники поспешно двинулись на Косвенную улицу, прибавляя шагу по мере приближения к затхлому жилью изобретателя.
В начале Косвенной их поразили необычные крики. Навстречу им по мостовой двигалась странная процессия. Впереди всех, пританцовывая и взмахивая локтями, бежал совершенно голый, волосатый, грязно-голубой мужчина.
Нужно думать, что нагретые солнцем булыжники обжигали ему пятки, потому что голый беспрерывно подскакивал вершка на три от мостовой.
- Я невидимый! - кричал голый низким колеблющимся голосом.
Толпа отвечала смехом и улюлюканьем.
- Я невидимый! Я невидимый! - надсаживался человек. - Я перестал существовать!
- Кто это такой? - спросил Каин Александрович у мальчишки. - Что тут случилось?
Но никто не отвечал. Зрителям не хотелось терять на пустые разговоры ни одной минуты.
Голубой человек с грязными подтеками на спине делал уморительные прыжки. Толпа негодовала:
- Срам какой!
- Давно такого хулиганства не было!
- В милицию его!
- Я невидимый! - вопил голый. - Я стал прозрачным. Я, прощу убедиться, изобрел новую пасту "Невидим Бабского"!
- Бабский! - ахнул Доброгласов. - Мы пропали, Николай Самойлович. Видели, что делается? Окончательно спятил!
К месту происшествия уже катил в пролетке постовой милиционер.
- Держите его, граждане! - крикнул он. - Окажите содействие милиции.
- Вон! - орал Бабский. - Никто не может меня схватить. Меня не видно! Разве вы не видите, что меня не видно?! Ха-ха! "Невидим Бабского" сделал свое дело! Каково?
- Очень хорошо, - уговаривал милиционер, просовывая руки под голубые подмышки изобретателя, - не волнуйтесь, гражданин!
Толпа с гиканьем подсаживала Бабского в пролетку.
- Гениальные изобретения всегда просты! - кричал Бабский, валясь на спину извозчика. - "Невидим Бабского" - шедевр простоты - два грамма селитры, порошок аспирина и четверть фунта аквамариновой краски. Развести в дистилированной воде!..
Извозчик слушал, равнодушно отвернув лицо в сторону. Ему было все равно, кого возить - голых, пьяных, голубых или сумасшедших людей. Он жалел только, что не вовремя заснул и не успел ускакать от милиционера.
Бабский буйствовал. С помощью дворников и активистов из толпы Бабского удалось уложить поперек пролетки. Дворники уселись на спину изобретателя. Милиционер вскочил на подножку, и отяжелевший экипаж медленно поехал по Косвенной улице, и до самого поворота в Многолавочный переулок видны были толстые аквамариновые икры городского сумасшедшего.
Целый месяц Бабский искал утерянный секрет "веснулина" и кончил тем, что окончательно рехнулся, выкрасился и в полной уверенности, что стал прозрачным, выбежал на люди.
- Что ж теперь делать? - растерянно спросил Брак.
Каин Александрович топнул ногой, выбив каблуком из мостовой искру.
- Конечно! - сказал он. - Воленс-неволенс, а нужно искать других способов.
Опечаленные друзья, обмениваясь короткими фразами, повернули домой.
- Зайдем ко мне, - предложил Николай Самойлович, - посидим, пообедаете. Может, что-нибудь и придумаем. Вы знаете, Доброгласов, нам нужен человек со свежими мозгами. Не знаю, как ваши, но мои уже превратились в битки.
- Да, Каин Александрович, нам нужен свежий, энергичный, без предрассудков и вполне свой человек. И этот человек...
Николай Самойлович растворил дверь кабинета и отступил:
- Вот!
В кабинете, развалясь на диване и покуривая хозяйскую папиросу, полулежал Петр Каллистратович Иванопольский. Глава IX
Юридический панцирь
Подлинный бывший управделами ПУМа Петр Каллистратович Иванопольский за время сидения в допре действительно сохранил свежесть мыслей, накопил много энергии и окончательно распростился со всеми предрассудками.
Знакомство его с Каином Александровичем носило сердечнейший характер. Доброгласов, тряся руку Иванопольского, блаженно улыбался и долго повторял:
- Как же, как же, отлично знаю! Управделами ПУМа! Очень, очень приятно! Но вы знаете, какой у вас есть ужасный однофамилец! Змея!
Когда Иванопольский узнал все пищеславские новости, ему стала понятна холодность друзей и плачевная участь, постигшая торговый дом "Лапидус и Ганичкин".
- Загорелся сыр божий, - сказал он.
Щеки его, покрытые до сих пор тюремной бледностью, порозовели.
- Как ваше мнение, Петр Каллистратович? - спросил Доброгласов, искательно глядя на собеседника.
Насторожился и Брак.
- Мое такое мнение, - объявил гость, - что Прозрачному нужно пришить дело.
Мысль, высказанная Иванопольским, была так значительна, что Доброгласов и хозяин дома несколько времени помолчали.
- Скажите, - вымолвил наконец Каин Александрович, - правильно ли я вас понял? Пришить дело?
- Это немыслимо! - вскричал Брак.
Рот его наполовину открылся, и оттуда глянули давно не чищенные от горя и тоски зубы. Но гость стоял на своем.
- Пришить дело. Безусловно.
- Позвольте, как же можно пришить дело невидимому человеку?
- Вам что, собственно говоря, нужно? Опорочить его?
- Да. Во что бы то ни стало убрать Прозрачного.
- Вот и убирайте. Я вам дал идею.
- Не шутите, Иванопольский! - закричал вдруг Брак. - Какое может быть дело?! Филюрин физически не существует.
- Вы правы, Николай Самойлович. Он физически не существует, но зато он существует юридически. Вы рассказывали, что Прозрачный имеет сбережения в сберкассе? Прекрасно. Это подтверждает мое мнение. У него есть комната? Даже новая комната, которую он получил уже в невидимом состоянии? Тем лучше. Все это доказывает, что Прозрачный - лицо юридическое. А я могу пришить любому юридическому лицу любое юридическое дело.
- Хорошо, - заволновался Доброгласов, - допустим, хотя я сильно сомневаюсь в том, что Прозрачный попадет под суд, но ведь это одна фикция. Он может просто не прийти на заседание суда!
- Если он сделает эту глупость, он погиб! - спокойно сказал Иванопольский. - Весь город будет знать, что Прозрачный испугался суда и, следовательно, виновен.
- А если явится?