Выслушав Иоаннопольского и рассмотрев мешки под его глазами, Пташников сказал:
- Лучше всего, конечно, обратиться к профессору. К Невструеву, например.
- А все-таки? - настаивал Евсей Львович.
- Не знаю. Мне кажется, что у вас отравление уриной.
На щеках Евсея Львовича проступил клубничный румянец.
- Неужели уриной?
- Видите ли, лучше всего вам все-таки обратиться к Невструеву. Может быть, это нервное.
- Тут станешь нервным, - заметил Иоаннопольский, поглядывая на дверь. - Что же вы все-таки думаете?
- Я думаю, что это все-таки отравление. Посоветуйтесь с Невструевым или, знаете что, сделайте сначала анализ. Может быть, у вас белочек.
Совершенно подавленный Евсей Львович отошел к своей конторке и, взобравшись на винтовой полированный табурет, стал разносить статьи по счетам главной книги.
- Что же с Филюриным? - спросили из угла. - Нужно кому-нибудь сесть на регистрацию. Там человека три уже ждет.
И действительно, у барьера, против стола Филюрина, стояло несколько человек, недовольно посматривавших по сторонам.
- Алколоиды, - сказал Пташников, усмехаясь, - просто выпил лишнее.
- Ничего подобного! - отозвался Костя. - Мы его вчера весь вечер ждали. Компания подобралась. Но он не пришел. Всю вечеринку нам сорвал. Мы хотели под мандолину танцевать.
Если бы Костя знал, во что превратился тот, кто еще до вчерашнего дня так ловко бряцал овальным медиатором, прижимая к животу круглый полосатый зад мандолины! Как далек был теперь от Филюрина вальс "Осенний сон", который он с великим трудом разучил по цифровой системе.
- Кстати, Пташников, - сказал Костя с тревогой, - я слепну.
- Да ну вас! - ответил инструктор-обследователь. - Вечно вы выдумываете какие-то болезни!
- Да, ей-богу, я слепну. Уже три дня, как у меня в глазах плавают разноцветные мушки.
- Ладно. Дайте пульс, - на всякий случай сказал Пташников. - Что ж, пульс нормальный, хорошего наполнения. Ничего вы не слепнете. Пойдите лучше к Доброгласову и спросите, кого посадить на место Филюрина, а то люди ждут.
В это самое время невидимый регистратор, прозрачная сущность которого дрожала от страха, подымался по чугунной лестнице Пищ-Ка-Ха.
"Что скажет Каин Александрович?" - тоскливо думал невидимый.
Глава III
"Кто - куда, а я - в сберкассу!"
Приход невидимого на службу вызвал в отделе благоустройства необыкновенный переполох. Первое время ничего нельзя было разобрать. В общем шуме выделялся полнозвучный голос Каина Александровича и дрожащий тенорок Филюрина.
- Этого не может быть! - кричал Доброгласов.
- Ей-богу! - защищался Филюрин, - Спросите Бабского!
Служащие бегали из комнаты в комнату с раскрасневшимися лицами и на все расспросы посетителей отвечали:
- Ну, чего вы лезете? Разве вы не видите, что делается? Приходите завтра.
Все приостановилось. Справок не давали, касса не работала, и в задней комнате потухал брошенный курьерами кипятильник "Титан". Было не до чаю.
- Это бюрократизм! - кричали ничего не понимавшие клиенты отдела благоустройства.
Впрочем, никто ничего не понимал.
У кабинета Доброгласова плотной кучей столпились служащие. В арьергарде топтался боязливый Иоаннопольский, беспрерывно шепча:
- Что? Что он сказал? Это Филюрин сказал? А Каин? Что Каин ответил? С ума можно сойти. Что? Абсолютно не видно? Стул перевернул? А что Каин ему? Подумать только! Этого нигде в мире нету!
- Ну, нету! В Америке, наверно, есть и не такие!
- Как вам не стыдно это говорить. При чем тут Америка!
- Не мешайте! - шептал Евсей Львович. - Тише! Что он сказал? А Каин? Вы знаете, Каин не прав. Нельзя же так кричать на невинного человека. Впрочем, при его вспыльчивом характере...
В это время Каин Александрович наседал на растерявшегося невидимого.
- В конце концов это не дело администрации, а дело месткома.
Робкий голос Филюрина стлался по самому полу. Может быть, он стоял на коленях.
- Я только об одном прошу - чтобы мое дело разобрали!
- Можно разбирать только дело живого человека. А вы где?
- Я здесь.
- Это бездоказательно! Я вас не вижу. Следовательно, к работе я вас допустить не могу. Обратитесь в страхкассу.
- Но ведь я же здоровый человек.
- Тем более. Воленс-неволенс, а я вас уволенс.
Сотрудники переглянулись.
- Самодур, - прошептал Иоаннопольскии. - Без согласования с месткомом!
- Да, да, Филюрин, - продолжал Каин Александрович, - хватит с меня управделами ПУМ-а. Еще и невидимого держать. Берите бюллетень и идите. Идите, идите! Вы же видите, что я занят!
- Меня убили! - закричал невидимый. - У меня украли тело!
- Раз вас убили, страхкасса обязана выдать вам на погребение!
- Какое может быть погребение живого человека!
- Это парадокс, товарищ, - ответил Каин Александрович. - В отделе благоустройства не место заниматься парадоксами, а место заниматься текущей работой. Как решит РКК, так и будет. Вы ушли?
Ответа не было. Испугавшись слова "парадокс", Филюрин покинул кабинет и очутился среди сотрудников.
Сотрудники сначала рассыпались в стороны, крича изо всей силы: "Где вы, где вы?"
- Здесь, у арифмометра. Вот я поднял пресс-папье, а Каин говорит, что я не существую. Я в состоянии работать.
После пугливых расспросов и столь же пугливых ответов невидимого, служащие уяснили, что Филюрин в еде не нуждается, холода не испытывает, хотя и исчез, будучи голым, что тело свое ощущает, но, как видно, его все-таки, нет, и чем он только что поднял пресс-папье, он и сам не знает.
- Прямо анекдот! - повторял невидимый.
Но событие было настолько поразительным, что общей темы для разговора не нашлось. Стало скучновато.
- Ну, что новенького в отделе? - спросил Прозрачный, хотя за последний год единственной новостью было его собственное исчезновение.
- Ничего, - ответил Иоаннопольский, - говорят, новая тарифная сетка будет.
- Три года говорят, - послышался из-за арифмометра безнадежный ответ невидимого.
- Да.
- Вы знаете, меня еще и обокрали! Ей-богу! Все чисто украли.
- А вы заявили в милицию?
- Да зачем заявлять? Ведь мне-то уже не нужно! - с горечью произнес голос регистратора.
- Это вы напрасно, Егор Карлович. Если все так будут относиться, то такой бандитизм разовьется!
Филюрин осмотрелся. Все было прежнее, давно известное, еще вчера надоедавшее, а сегодня бесконечно милое и невозвратимое - счеты с костяшками пальмового дерева, черный дыропробиватель, линейки с острыми латунными ребрами и толстая, чудесная книга регистрации.
- Как же все это произошло? - спросил Евсей Львович. - Расскажите подробно.
Филюрин повторил все, что он рассказывал уже Доброгласову. И так как сотрудники все это слышали, стоя у дверей кабинета, рассказ показался им не таким уже удивительным.
- Бывает, бывает, - сказал инкассатор, - на свете, пусть люди как ни говорят, но есть много непонятного. Моя бабушка перед смертью три гроба видела.
- Это бабьи разговоры! - сказал невидимый.
- Нет, нет, - закричал инкассатор. - Это не пустяк.
Наперерыв стали рассказывать всякие таинственные истории: о гробах, призраках и путешествующих мертвецах.
- Выходит, что и я призрак, - усмехнулся Филюрин.
Но его не услышали.
Инкассатор рассказывал историю загадочного появления покойного дяди одного своего приятеля.
- ...Они открывают окно, а за окном никого нет. Между тем все ясно слышали, что кто-то постучал. Сам я этого не видел, но приятель видел собственными глазами.
Между тем Лидия Федоровна, давно уже с опасением поглядывавшая на двери кабинета Доброгласова, подобралась к арифмометру.
- Вы еще здесь, Егор Карлович? - спросила она.
- Здесь.
- Простите, пожалуйста, мне к арифмометру нужно. Пардон!
Оттеснив невидимого, Лидия Федоровна деловито завертела ручку. Арифмометр заскрежетал. Евсей Львович сел за главную книгу. Потянулись за свои столы и все остальные. О невидимом начинали забывать.
- Скажите, - обратился Филюрин к инкассатору, - вы давно купили эту сорочку? Хорошая сорочка. Сколько вы за нее дали?
Ответа невидимый не получил, так как инкассатор умчался по своим делам.
- Егор Карлович? - спросил Пташников. - Я вам, кстати, хотел посоветовать обратиться к Невструеву. Вполне знающий терапевт.
- Зачем же обращаться? - тупо спросил Филюрин.
- Может быть, это у вас на нервной почве? Вам, наверно, нужна электризация. Токи Дарсонваля. Замечательная вещь. Или, знаете что, попробуйте водолечение. Температуру вы меряли?
- Где там мерять! - сказал Филюрин грустно. - Пойду я в местком.
В маленькой комнате месткома, главным украшением которой являлся щит с прикрепленными к нему частями винтовки и надписью: "Умей стрелять метко", сидели любопытные из всех отделов Пищ-Ка-Ха.
- Меня не имеют права уволить! - раздался голос Филюрина. - Я трудоспособности не потерял!..
Присутствующие загомонили. Самолюбие невидимого временно было удовлетворено. Здесь его история принималась к сердцу чрезвычайно близко. Здесь он еще мог удивлять. Он приподымал чернильницу, показывая, где он находится, объяснял детали нового своего быта и уже с некоторым опытом рассказал, что тело свое он ощущает, но, как видно, тела все-таки нет, и чем он, Филюрин, поднял только что чернильницу, он и сам не знает.
- Кроме того, меня обокрали, - закончил невидимый свой удивительный рассказ. - Ей-богу! Все начисто уперли.
- Так вы подайте в кассу взаимопомощи, - сказал председатель месткома, - в таких случаях она может выдать даже безвозвратную ссуду. Пишите заявление.
Но тут председатель осекся и потрогал руками прическу.
- Впрочем, вам деньги не нужны. Не к чему. Есть-пить вам не надо, да и платья не на что надеть. Так в чем же ваш конфликт с администрацией? Согласно правил внутреннего распорядка уволить вас не могут. Есть пункт "г", но он к вам не подходит- обнаружившаяся непригодность к работе.
- Работать я могу! - воскликнул невидимый.
- Но зачем же вам работать! Раз пить-есть вам не надо, мы дадим лучше на ваше место многосемейного безработного...