Матушка М а р л и. А от меня вот тебе ко дню рожденья два самых лучших персика. Только что с дерева.
Тетушка Мимиль. А от меня две самые красивые пряжки — на шляпу и на пояс.
Караколь. Спасибо, матушка Марли! Спасибо, тетушка Мимиль!
Бабушка Тафаро. А мне, внучек, нечего тебе подарить. Разве погадать тебе ради твоего дня рождения?
Караколь. А что мне гадать, бабушка Тафаро! Люди гадают на счастье, а мое счастье всегда при мне, как и горб на спине.
Бабушка Тафаро. Что верно, то верно. Ты хоть и горбат, а в сорочке родился. Да ведь я, кроме гаданья, ничем тебя угостить не могу. Уж позволь мне, старухе, судьбу твою сказать. (Разбрасывает перед Караколем колоду старинных карт.) Выбирай! Каждый сам себе судьбу выбирает.
Караколь берет три карты.
Ну, покажи, какие карты тебе выпали? Что ж! Счастлив будешь, красив будешь, женишься на первой красавице в городе. А ты не смейся! Нельзя смеяться, когда тебе гадают.
Караколь. Да уж лучше мне смеяться, чем плакать, бабушка Тафаро. Так и пойдет она за меня, за горбатого метельщика, первая красавица в городе. (Оглядывается на тот дом, где живет старшина златошвейного цеха.)
В это время на балконе появляется дочь старшины Вероника.
Бабушка Тафаро. Метла-то у тебя к руке не приросла.
Караколь. Зато горб к спине прирос.
Бабушка Тафаро. А что горб? Горбы всякие бывают. Вот хоть на птицу мою погляди. Если ей крылья поднять да сложить, сбоку покажется, будто у нее тоже горб за спиной. Как у тебя. А расправит птица крылья — и никакого горба нет.
Караколь. Эх, бабушка Тафаро, я бы и рад расправить свои крылышки, да не умею.
Бабушка Тафаро. Ты-то не умеешь! Ну ладно, погоди. Сам увидишь. Не будет у тебя горба. Хочешь — смейся надо мной, хочешь — верь!
Караколь. А когда же это будет, бабушка?
Бабушка Тафаро. Когда твой день придет и час настанет.
Караколь. А когда же он настанет, мой час?
Бабушка Тафаро. Так тебе все и скажи! Да уж ладно — слушай! Когда маленький у большого меч из рук выбьет, когда эта площадь лесом покроется, когда горбатого возьмет могила, тогда и ты и город от горба избавитесь.
Караколь. Вот разве что так! Погоди, горбатый, пока тебя могила не исправит, а до той поры и с горбом походи. Велика ли беда! Улитка целый дом на спине носит, да и то не жалуется. Ну, спасибо тебе, бабушка, на добром слове.
Вероника (с балкона). А ты разве не знаешь, Караколь, — за гаданье нельзя благодарить, а то не сбудется. Подойди-ка сюда. Отчего тебя так давно не было видно? Весь город по тебе скучал: утром никто не поет, вечером никто не смеется. Ты где пропадал?
Караколь. В лесу был, где мои метелки растут. Столько веников нарезал, что весь сор из города можно вымести. А какое дерево я приглядел к Майскому дню! Вот вам с него веточка (понижая голос), а заодно и весточка.
Вероника. Ах, милый Караколь.
Караколь (взбирается на выступ стены, подает Веронике цветущую ветку вместе с какой-то запиской и говорит почти шепотом). В лесу пока что тихо. Цветы уже цветут, а ягодки еще впереди.
В это время под балконом появляется сын нового бургомистра, часовщика Нанасса Мушерона, Нанасс Мушерон Младший, по прозвищу «К ли к-К л я к». Он одет чрезвычайно нарядно. На пальцах — перстни чуть ли не до самых ногтей, на шляпе, поясе — блестящие пряжки. Из всех карманов тянутся и свешиваются цепочки от часов.
К л и к-К л я к. Доброе утро, прекрасная Вероника! Зачем это горбун вскарабкался под самый ваш балкон? Кажется, он вам что-то принес?
Вероника. Да... Принес... Вот эту веточку.
К л и к-К л я к. И ради этой веточки он залез так высоко? Смотри, Караколь, ты сейчас свалишься, и у тебя вырастет второй горб.
Караколь. Не бойся за меня, дорогой Клик-Кляк. У меня в горбу спрятаны крылья. Я умею не только взлетать вверх, но и спускаться вниз. (Легко соскакивает с уступа прямо на плечи Клик-Кляка, а потом на землю.)
К л и к-К л я к. Ах!.. (Приседает.)
Караколь (заглядывает ему в лицо). Видишь, как это просто. А вот удастся ли так же ловко спрыгнуть на землю твоему папаше, нашему новому бургомистру? Уж больно высоко он забрался.
К л и к-К л я к. Молчи, мерзкая улитка! Знаешь, что тебе будет за такие слова?
Вероника. А что будет?
К л и к-К л я к. А то же самое, что случилось с вашим братом, Фиреном Младшим. Уж не от него ли принес вам весточку этот бездельник?
Вероника. Я запрещаю тебе, Нанасс Мушерон, даже упоминать имя Фирена. И ты хорошо бы сделал, если бы убрался подальше от нашего дома. А то видишь — у меня тут много горшков с цветами. Очень тяжелые и могут случайно упасть тебе на голову. Прощай! (Хочет уйти.)
К л и к-К л я к (жалобно). Прекрасная Вероника! Куда же вы? Простите меня! У меня сегодня такой большой праздник — день моего рождения.
Бабушка Тафаро (выглядывает из-за своей занавески). Что правда, то правда. Я как сейчас помню: вот в такой же денек, в такой же часок родился этот бедняга.
К л и к-К л я к. Как ты смеешь называть меня беднягой, старуха! Кажется, в городе нет никого богаче Мушеронов. Одни эти часы (вынимает из кармана большие золотые часы) стоят дороже, чем вся твоя лавка с тобой в придачу! А у меня их вон сколько! (Показывает самые различные часы — большие и маленькие, на длинных и коротких цепочках, с боем и без боя.)
Караколь. И что же, все они у тебя показывают разное время?
К л и к-К л я к. Нет, на всех часах у меня без четверти десять.
Караколь. Зачем же ты носишь столько часов, если все они показывают одно время?
К л и к-К л я к. Но ведь это мои часы! Кому же их носить, если не мне?
Бабушка Т а ф а р о. Вот я и говорю — бедняга.
К л и к-К л я к. Какая глупая старуха!
Вероника. Это старуха-то глупая? Нет, она знает, что говорит. Только не все ее понимают.
К л и к-К л я к. А я и не хочу ее понимать. Много чести! (Смотрит на часы.) Ого! Время идет! Мне пора собираться домой — переодеваться к обеду. У нас сегодня обедают гости — все старшины цехов с женами, сыновьями и дочерьми. Но вы, как всегда, будете прекраснее всех девушек, Вероника. Вы, конечно, придете со своим отцом?
Слышен топот тяжелых ног и звон цепей. Из-за угла показывается несколько чужеземных латников. Они ведут двух горожан — старика и молодого. Горожане в цепях.
Головы их опущены. Все молча смотрят им вслед.
Так вы придете, Вероника?
Вероника. Нет, благодарю за честь. Мы сейчас никуда не ходим.
К л и к-К л я к. Как же так? Весь город будет у нас обедать.
Караколь. Обедать-то он будет, да боюсь, что не у вас,
К л и к~К л я к. Не с тобой говорят, нищий горбун! Не беспокойся, тебя с твоей метлой не позовут.
Караколь. А моя метла и не ходит по таким домам, где на первых местах сидят чужие слуги, а хозяева прислуживают им и не смеют даже присесть.
К л и к-К л я к. А ты откуда все это знаешь? Кто тебе рассказывал? Не слушайте его, Вероника. У нас бывают не только слуги наместника. Три дня назад у нас был его старший егерь, вчера — главный конюший, а сегодня обещал прийти сам господин Гильом.
Вероника. Вот как? Сам господин Гильом! Скажите на милость! А что, Нанасс Мушерон, правду ли говорят люди, будто у этого вашего Гильома какой-то особенный меч?
К л и к-К л я к. Ну конечно, особенный. Я сам его видел. У него черная рукоятка, черные ножны, а на клинке золотая надпись, говорят.
Бабушка Тафаро. А что же на нем написано?
К л и к-К л я к. Ну, этого я еще не знаю. Пока я видел его только в ножнах. Но говорят, вся сила в этой самой надписи.
Бабушка Тафаро. Надпись надписью, а меч мечом. Надписью не колют и не рубят.
К л и к-К л я к. Да ведь недаром же этот меч зовется «Гайан Непобедимый»!
Бабушка Тафаро. Мало ли как кого зовут! Вот тебя прозвали «Клик-Кляк», а что это значит?
К л и к-К л я к. «Клик-Кляк», конечно, ничего не значит, а вот «Гайан Непобедимый» значит кое-что. Подумайте-ка сами: куда они ни придут, они всех побеждают. А почему побеждают? Потому что у них непобедимый меч.
Бабушка Тафаро. Покуда не победили — непобедимый. И не такие мечи из рук выбивали.
К л и к-К л я к. Уж не ты ли, старуха, собираешься воевать с наместником и с Большим Гильомом?
Бабушка Тафаро. И посильней меня найдутся, и помоложе.
К л и к-К л я к. Это кто же такие?
Бабушка Тафаро. Поживешь — увидишь.
К л и к-К л я к. Что, что? Пожуешь — увидишь? Вот еще! Стану я жевать всякую дрянь!
Бабушка Тафаро. Ох-хо-хо! Какое брюхо, такое и ухо.
Все смеются.
К л и к-К л я к. Смейтесь, смейтесь! Как бы плакать не пришлось.
Вероника. А что, Клик-Кляк, наместник такой же большой, как Гильом? Ты его уже видел?
К л и к-К л я к. Тоже в ножнах... То есть~в носилках... Носилки у него великолепные — сверху донизу украшены золотом и перламутром. Перед носилками — барабанщики, кругом — телохранители с алебардами, а справа — Большой Гильом со своим волшебным мечом Гайаном.
Бабушка Тафаро. Носилки-то и мы видели...
Матушка Марли.И чего он прячется за занавесками? Хоть бы высунулся когда!
Тетушка Мимиль. На людей бы поглядел, себя показал...
Вероника. Неужели он не покажется даже на Майском празднике?
К л и к-К л я к. Майского праздника в этом году, пожалуй, не будет.
Вероника. Как — не будет? (Повернувшись к дверям, кричит.) Отец, ты слышишь? Майского праздника не будет!
На площади собирается взволнованный народ. Из дому на балкон выходит отец Вероники, старшина златошвейного цеха Ф и р е н
С т ар ш и й.
Пирожник Нинош. Кто сказал, что Майского праздника не будет?
Матушка Марли. Как это не будет?
Тетушка Мимиль. Неужели не будет?
Бабушка Тафаро. Никогда еще такого не случалось! Всякий год бывала весна, а весною — май, а в мае — Майский день!
Матушка Марли. Мастер Фирен, хоть вы скажите нам, неужели совет старшин отменил нынче Майский праздник?
Фирен Старший. Нет, в совете старшин об этом и разговора не было.
Пирожник Нинош (Клик-Кляку). Так кто же это хочет отменить наш праздник? Уж не твой ли папаша Муше-рон, новый бургомистр?
Голоса. Слышали? Это Мушерон отменил праздник! Двести лет праздновали, а теперь нельзя.
Толпа на площади растет.
К л и к-К л я к. Да я вовсе не говорил, что Майский праздник отменили. Я только сказал, что его не будет.