В ответ на шум, вызванный падением Грифуса, и на его жалобный стон, послышались быстрые шаги на лестнице, и сейчас же появилась девушка. При виде ее у Корнелиуса вырвался возглас удивления, в свою очередь девушка негромко вскрикнула.
Это была прекрасная фрисландка. Увидев на полу отца и склоненного над ним заключенного, она подумала сначала, что Грифус, грубость которого ей хорошо была известна, пал жертвой борьбы, затеянной им с заключенным.
Корнелиус сразу уловил это подозрение, родившееся у молодой девуш- ки.
Но при первом же взгляде девушка поняла истину и, устыдившись своих подозрений, подняла на молодого человека очаровательные глаза и сказала со слезами:
- Простите и спасибо, сударь. Простите за дурные мысли и спасибо за оказываемую помощь.
Корнелиус покраснел.
- Оказывая помощь ближнему, - ответил он, - я только выполняю свой долг.
- Да, и оказывая ему помощь вечером, вы забываете о тех оскорблениях, которые он вам наносил утром. Это более, чем человечно, сударь, - это более, чем по-христиански.
Корнелиус посмотрел на красавицу, пораженный тем, что слышит столь благородные слова из уст простой девушки.
Но он не успел выразить свое удивление. Грифус, пдя в себя, раскрыл глаза, и его обычная грубость ожила вместе с ним.
- Вот, - сказал он, - что получается, когда торопишься принести ужин заключенному: торопясь - падаешь, падая - ломаешь себе руку, потом валя- ешься на полу безо всякой помощи.
- Замолчите, - сказала Роза. - Вы несправедливы к молодому челеку; я его застала как раз в тот момент, когда он оказывал вам помощь.
- Он? - спросил недоверчиво Грифус.
- Да, это правда, и я готов лечить вас и впредь.
- Вы? - спросил Грифус. - А разве вы доктор?
- Да, это моя основная профессия.
- Так что вы сможете вылечить мне руку?
- Безусловно.
- Что же вам для этого потребуется:
- Две деревянные дощечки и два бинта для перевязки.
- Ты слышишь, Роза? - сказал Грифус- Заключенный вылечит мне руку; мы избавимся от лишнего расхода; помоги мне подняться, я словно налит свинцом.
Роза подставила раненому свое плечо; он обвил здоровой кой шею де- вушки и, сделав усилие, поднялся на ноги, а Корнелиус пододвинул к пост- радавшему кресло, чтобы избавить его от лишних движений.
Грифус сел, затем обернулся к своей дочери:
- Ну, что же, ты разве не слышала? Пойди принеси то, что требуется.
Роза спустилась и вскоре вернулась с двумя дощечками и длинным ин- том.
Корнелиус снял с тюремщика куртку и засучил рукав его рубашки.
- Вам это нужно, сударь? - спросила Роза.
- Да, мадемуазель, ответил Корнелиус, бросив взгляд на принесенные предметы, - да, это как раз то, что мне нужно. Теперь я поддержу руку вашего отца, а вы придвиньте стол.
Роза придвинула стол. Корнелиус положил на него сломанную руку, чтобы она лежала ровнее, и с удивительной ловкосю соединил концы переломан- ной кости, приладил дощечки и наложил бинт.
В самом конце перевязки тюремщик опять потерял сознание.
- Пойдите принесите уксус, мадемуазель, - сказал Корнелиус, - мы пот- р ему виски, и он придет в себя.
Но вместо того, чтобы выполнить это поручение, Роза, убедившись, что отец действительно в бессознательном состоянии, подошла к Корнелиусу.
- Сударь, - сказала а, - услуга за услугу.
- Что это значит, милое дитя?
- А это значит, сударь, что судья, который должен вас завтра допраши- вать, приходил узнать, в какой вы камере, и ему сказали, что вы в той же камере, где находился Корнель де Витт. Услышав это, он так зловеще ус- мехнулся, что я опасаюсь, не ожидает ли вас какая-нибудь беда.
- Но что же мне могут сделать? - спросил Корнелиус.
- Вы видите отсюда эту виселицу?
- Но ведь я же невиновен, - сказал Корнелиус.
- А разве были виновны те двое, которые там повешены, истерзаны, изу- родованы?
- Да, это правда, - сказал, омрачившись, Корнелиус.
- К тому же, - продолжала Роза, - общественное мнение хочет, чтобы вы были виновны. Но виновны вы или нет, ваш процесс начнется завтра; после- завтра вы будете осуждены; в наше время эти дела делаются быстро.
- Какие же выводы вы делаете из этого? - спросил Корнелс.
- А вот какие: я одна, я слаба, я женщина, отец лежит в обмороке, со- бака в наморднике; следовательно, никто и ничто не мешает вам скрыться. Спасайтесь бегством, вот какие выводы я делаю.
- Что вы говорите?
- Я говорю, что мне, к сожалению, не удалось спасти ни Корнеля, ни Яна де Виттов, и я бы очень хотела спасти. хоть вас. Только торопитесь, вот у отца уже появилось дыхание; через минуту, быть может, он откроет глаза, и тогда будет слишком поздно. Вы колеблетесь?
Корнелиус стоял, как вкопанный, глядя на Розу, и казалось, что он смотрит на нее, совершенно не слушая, что она говорит.
- Вы что, не понимаетеазве? - нетерпеливо сказала девушка.
- Нет, я понимаю, - ответил Корнелиус, - но...
- Но?
- Я отказываюсь. В этом обвинят вас.
- Не все ли равно? - ответила Роза, покраснев.
- Спасибо, дитя мое, - возразиКорнелиус, - но я остаюсь.
- Вы остаетесь? Боже мой! Боже мой! Разве вы не пони, что вас при- говорят... приговорят к смерти через повешение, а может быть, вас убьют, растерзают на куски, как растерзали господина Яна и господина Корнеля! Ради всего святого! Я вас заклинаю, не беспойтесь обо мне и бегите из этой камеры! Берегитесь, - она приносит несчастье де Виттам!
- О, - воскликнул пришедший в себя тюремщик. - Кто там упоминает имена этих негодяев, этих мерзавцев, этих подлых преступников Виттов?
- Не волнуйтесь, друг мой, - азал Корнелиус, кротко улыбаясь. - При переломе раздражаться очень вредно.
Обратившись к Розе, он сказал шепотом:
- Дитя мое, я невиновен и буду ждать своих судей с безмятежным спо- койствием невинного.
- Тише! - сказала Роза.
- Почему?
- Отец не должен подозревать, что мы с вами переговаривались?
- А что тогда будет?
- А будет то, что он не позволит мне больше приходить сюда, - ответи- ла девушка.
Корнелиус с улыбкой принял это наивное признание. Казалось, в несчас- тии ему мелькнул луч света.
- Нуо чем вы там шепчетесь вдвоем? - закричал Грифус, поднимаясь и поддерживая свою правую руку левой.
- Ни о чем, - ответила Роза. - Господин объясняет мне тот режим, ко- торому вы должны следовать.
- Режим, корому я должен следовать! Режим, которому я должен следо- вать! У тебя тоже, голубушка, есть режим, которому ты должна следовать. - Какой режим, отец?
- Не заходить в камеры к заключенным, а если приходишь, то не засижи- ваться там. Ну-ка, проваливай, да бырей!
Роза и Корнелиус обменялись взглядом.
Взгляд Розы говорил: "Видите? "
Взгляд Корнелиуса означал: "Да будет так, как угодно судьбе".
XI
Завещание Корнелиуса ван Берле
Роза не ошиблась. На другое утро в Бюйтенгоф явились судьи и учинили допрос Корнелиусу ван Берле. Но допрос длился недолго. Было установлено, что Корнелиус хранил себя роковую переписку де Виттов с Францией.
Он и не отрицал этог
Судьи сомневались только в том, что эта корреспонденция была ему пе- редана его крестным отцом Корнелем де Виттом. Но так как со смертью этих мучеников Корнелиусу не было неходимости что-либо скрывать, то он не только не скрыл, что бумаги были вручены ему лично Корнелем, но расска- зал также, как и при каких условиях пакет был ему передан.
изнание свидетельствовало о том, что крестник замешан в преступле- нии крестного отца. Соучастие Корнелиуса было совершенно явно.
Корнелиус не ограничился только этим признанием. Он подробно расска- зал о своих симпатиях, привычках и привязанностях. Он рассказал о своем безразличном отношении к политике, о любви к искусству, наукам и цветам. Он сказал, что с тех по как Корнель приезжал в Дордрехт и доверил ему эти бумаги, он к ним больше не прикасался и даже не замечал их.
На это ему возразили, что он говорит неправду, так как пакет был за- перт как раз в тот шкаф, в котый он каждый день заглядывал и с содер- жимым которого постоянно имел дело.
Корнелиус ответил, что это верно, но что он раскрывал этот шкатолько затем, чтобы убедиться, достаточно ли сухи луковицы, и чтобы пос- мотреть, не дали ли они ростков.
Ему возражали, что, здраво рассуждая, его пресловутое равнодушие к пакету едва ли правдоподобно, ибо невозможно допустить, чтобы он, полу- чая из рук своего крестного отца пак на хранение, не знал важности его содержания.
На это он ответил, что его крестный отец Корнель был очень осторожным человеком и к тому же слишком любил его, чтобы рассказать о содержании бумаг, которое могло только встревожить их хранителя. Ему возразили, что если бы это было так, то господин де Витт приложил бы к пакету, на вся- кий случай, какое-нибудь свидетельство, которое удостоверяло бы, что его крестник совершно чужд этой переписки, или во время своего процесса он мог бы написать ему письмо, которое могло бы служить Корнелиусу оправда- нием.
Корнелиус отвечал, что, по всей роятности, крестный считал, что его пакету не грозит никакая опасност так как он был спрятан в шкаф, кото- рый считался в доме ван Берле столь же священным, как ковчег завета, и, следовательно, он находил такое удостоверение бесполезным. Что касается письма, то ему припоминается: пед самым арестом, когда он был поглощен исследованием одной из своих редчайших луковичек, к нему в сушильню во- шел слуга Яна де Витта и передал какую-то бумагу; но что обо всем этом у негосталось только смутное воспоминание, словно о мимолетном видении. Слуга исчез, а бумагу, если хорошенько поищут, может быть, и найдут.
Но Кракэ было невозможно найти, он исчез из Голландии. Обнаружить бумагу было так мало шансов, что даже не стали предпринимать поисков.