- Я, - заулыбалась девушка, так как в глубине души она не могла не наблюдать за двойной любовью заключенного и к ней и к черному тюльпану, - я поставила дело широко: я приготовила грядку на открытом месте, вдали от деревьев и забора, на слегка песчаной почве, скорее влажной, чем у- хой, и без единого камушка. Я устроила грядку так, как вы мне ее иса- ли.
- Хорошо, хорошо, Роза.
- Земля, подготовленная таким разом, ждет только ваших распоряже- ний. В первый же погожий день вы прикажете мне посадить мою луковичку, и я посажу ее. Ве мою луковичку нужно сажать позднее вашей, так как у нее будет гораздо больше воздуха, солнца и земных соков.
- Правда, правда! - Корнелиус захлопал от радости в ладоши. - Вы прекрасная ученица, Роза, и в конечно, выиграете ваши сто тысяч флори- нов.
- Не забудьте, - сказала смеясь Роза, - что ваша ученица - раз вы ме- ня так называете - должна еще учиться и другому, кроме выращивания тюльпанов.
- Да, да, и я так же заинтересован, как и вы, прекрасная Роза, чтобы вы научились читать.
- Когда мы начнем?
- Сейчас.
- Нет, зава.
- Почему завтра?
- Потому что сегодня наш час уже прошел, и должна вас покинуть.
- Уже!? Но что же мы будем читать?
- О, - ветила Роза, - у меня есть книга, которая, надеюсь, принесет нам счастье.
- Итак, до завтра.
- До завтра.
XVII
Пвая луковичка
На следующий день Роза пришла с библией Корнеля де Витта.
Тогда началась между учителем и ученицей одна из тех очаровательных сцен, какие являются радостью для романиста, если они, на его счастье, попадают под его перо.
Окошечко, единственное отверстие, которое служило для общения влюб- ленных, было слишком высоко, чтобы молодые люди, до сих пор довольство- вавшиеся тем, что читали на лицах друг у друга все, что им хотелось ска- зать, могли с удобством читать книгу, принесенную Розой.
Вследствие этого молодая девушка была вынуждена опираться на окошеч- ко, склонив голову над книгой, корую она держала на уровне фонаря, поддерживаемого правой рукой. Чбы рука не слишком уставала, Корнелиус придумал привязывать фонарь носовым платком к решетке. Таким образом Ро- за, водя пальцем по книге, могла следить за буквами и слогами, которые заставлял ее повторять Корнелиус. Он, вооружившись соломинкой, указывал буквы своей внимательной ученице через отверстие решетки.
Свет фонаря освещал румяное личико Розы, ее глубокие синие глаза, ее белокурые косы под потемневшим золотым чепцом, - головным убором фрис- ландок. Ее поднятые вверх пальчики, от которых отливала кровь, станови- лись бледнорозовыми, прозрачными, и меняющаяся окраска словно вскры- вала таинственную жизнь, пульсирующую у нас под кожей.
Способности Розы быстро развивались под влиянием живого ума Корнелиу- са, и когда зауднения казались слишком большими, то их углубленные друг в друга глаза, их соприкоснувшиеся ресницы, их смешивающиеся волосы испускали такие электрические искры, которые способны были осветить даже самые непонятные слова и выражения.
И Роза, спустившись к себе, повторяла одна в памяти данный ей урок чтения одновременно в своем сердце тайный урок любви.
Однажды вечером она пришла на полчаса позднее обычного.
Запоздание на полчаса было слишком большим событием, чтобы Корнелиус раньше всего не справился о его причине.
- О, не браните меня, - сказала девушка: - это не моя вина. Отец во- зобновил в Левештейне знакомство с одним человеком, который часто прихо- дил к нему в Гааге с просьбой показать ему тюрьму. Это славный парень, большой литель выпить, который рассказывает веселые истории и, кроме того, щедро платит и никогда не останавливается перед издержками.
- С другой стороны вы его не знаете? - спросил изумленный Корнелиус.
- Нет, - ответила молодая девушка, - вот уже около двух недель, как мой отец пристрастился к новому знакомому, который нас усердно посещает.
- О, - заметил Корнелиус, с беспокойством покачивая головой, так как каждое новое событие предвещало ему какую-нибудь катастрофу, - это, ве- роятно, один из тех шпионов, которых посылают в крепости для наблюдения и за закленными и за их охраной.
- Я думаю, - сказала Роза с улыбкой, - чтотот славный человек сле- дит за кем угодно, но только не за моим отц.
- За кем же он может здесь следить?
- А за мной, например.
За вами?
- А почему бы и нет? - сказала смеясь девушка.
- Ах, это правда, - заметил, вздыхая, Корнелиус, - не все же ваши поклонники, Роза, должны уходить ни с чем; этот человек может стать ва- шим мужем.
- Я не говорю: "нет".
- А на чем вы основываете эту радость?
- Скажите, это опасение, господин Корнелиус...
- Спасибо, Роза, вы правы, это опасение...
- А вот на чем я его основываю.
- Я слушаю, говорите.
- Этот человек приходил уже несколько раз в Бюйтенгоф в Гааге; да, как раз в то время, когда вас туда посадили. Когда я выходила, он тоже выходил; я приехала сюда, он тоже приехал. В Гааге он приходил под пред- логом повидать вас.
- Повидать меня?
- Да. Но это, без всякого сомнения, был только предлог; теперь, когда вы снова стали заключенным моего отца или, вернее, когда отец снова стал вашим тюремщиком, он больше не выражает желания повидать васЯ слышала, как он вчера говорил моему отцу, что он вас не знает.
- Продолжайте, Роза, я вас прошу. Я попробую установить, что это за человек и чего он хочет.
- Вы уверены, господин Корнелиус, что никто из ваших друзей не может интересоваться вами?
- У меня нет друзей, Роза. У меня никого не было, кроме моей кормили- цы; вы ее знаете, и она знает вас. Увы! Эта бедная женщина пришла бы са- ма и безо всякой хитрости, плача, сказала бы вашему отцу или вам: "Доро- гой господин или дорогая барышня, мое дитя здесь у вас; вы видите, в ка- ком я отчаян, разрешите мне повидать его хоть на один час, и я всю свою жизнь буду молить за вас бога". О, нет, - продолжал Корнелиус, - кроме моей доброй кормилицы, у меня нет друзей.
- Итак, остается думать то, что я предполагала, тем более, что вчера, на заходе солнца, когда я окапывала гряду, на которой я должна посадить вашу луковичку, я зетила тень, проскользнувшую через открытую калитку за осины и бузину. Я притворилась, что не смотрю. Это был наш парень. Он спрятался, смотре как я копала землю, и, конечно, он следил за мной. Это он меня выслеживает. Он следил за каждым взмахом моей лопаты, за каждой горстью мли, до которой я дотрагивалась.
- О, да, о, да, это, конечно, влюбленный, - сказал Корнелиус. - Что, он молод, красив?
И он жадно смотрел на Розу, с нетерпением ожидая ее ответа.
- Молодой, красивый? - воскликнула, рассмеявшись, Роза. - У него отв- ратительное лицо, у него скрюченное туловище, ему около пятидесяти лет, и он не решается смотреть мне прямо в лицо и громко со мной говорить.
- А как его зовут?
- Якоб Гизельс.
- Я его не знаю.
- Теперь вы видите, что он не для вас сюда приходит.
- Во всяком случае, если он вас любит. Роза, а это очень вероятно, так как видеть вас - значит любить, то вы-то не любите его?
- О, конечно, нет.
- Вы хотите, чтобы я успокоился на этот счет?
- Я этого требую от вас.
- Ну, рошо, теперь вы умеете уже немного читать, Роза, и вы прочте- те, не авда ли, все, что я вам напишу о муках ревности и разлуки?
- Я прочту, если вы это напишете крупными буквами.
Так как разговор начал принимать тот оборот, который беспокоил Розу, она решила оборвать его.
- Кстати, - сказала она, - как поживает ваш тюльпан?
- Судите сами о моей радости, Роза. Сегодня утром я осторожно раско- пал верхний слой земли, который покрывает луковичку, рассмотрел ее на солнце и увидел, что появляется первый росток. , Роза, мое сердце рас- таяло от радости! Эта незаметная белесоватая почка, которую могло бы содрать крылышко задевшей ее мухи, этот намек на жизнь, которая проявля- ет себя в чем-то почти неосязаемом, взволновал меня больше, чем чтение указа его высочеств задержавшего меч палача на эшафоте Бюйтенгофа и вернувшего меня к жизн
- Так вы надеетесь? - сказала улыбаясь Роза.
- О, да, я надеюсь.
- А когда же я должна посадить свою луковичку?
- В первый благоприятный день. Я вам скажу об этом. Но, главное, не берите себе никого в помощки. Главное, никому не доверяйте этой тайны, никому на свете. Видите ли, знаток при одном взглядеа луковичку сможет оценить ее. И главное, главное, дорогая Роза, тщательно храните третью луковичку, которая у нас осталась.
- Она завернута в ту же бумагу, в которой вы мне ее дали, господин Корнелиус, и лежит на самом дне моего шкафа, под моими кружевами, кото- рые согревают ее, не обременяя ее тяжестью. Но прощайте, мой бедный зак- люченный!
- Как, уже?
- Нужно идти.
- Прийти так поздно иак рано уйти!
- Отец может обеспокоиться, что я поздно не прихожу;любленный может заподозрить, что у него есть соперник.
И она вдруг стала тревожно прислушиваться.
- Что с вами? - спросил ван Берле.
- Мне показалось, что я слышу...
- Что вы слышите?
- Что-то вроде шагов, которые раздались на лестнице.
- Да, правда, - сказал Корнелиус, - но это, во всяком случае, не Гри- фус, его слышно издали.
- Нет, это не отец, я в этом уверена. Но...
- Но...
- Но это может быть господин Якоб.
Роза кинулась к лестнице, и действительно было слышно, как торопливо захлопнулась дверь, раньше чем девушка спустилась с первых десяти ступе- нек.
Корнелиус очень обеспокоился, но для него это оказалось только прелю- дией.
Когда злой рок начинает выполнять свое дурное намерение, то очень редко бывает, чтобы он великодушно не предупредил свою жертву, подобно забияке, предупреждающему своего противника, чтобы дать тому емя при- нять меры предосторожности.
Почти всегда с этими предупреждениями, воспринимаемымчеловеком инс- тинктивно или при посредстве неодушевленных предметов, - почти всегда, говорим мы, с этими предупреждениями не считаются.
едующий день прошел без особенных событий. Грифус трижды обходил камеры. Он ничего не обнаружил. Когда Корнелиус слышал приближение шагов тюремщика, - а Грифус в надежде обнаружить тайны заключенного никогда не приходил в одно и то же время, - когда он слышал приближение шагов ое- го тюремщика, то он спускал свой кувшин вначале под карниз крыши, а за- тем - под камни, которые торчали под его окном. Это он делал при помощи придумаого им механизма, подобного тем, которые применяются на фермах для подъема и спуска мешков с зерном. Что касается веревки, при помощи которой этот механизм приводился в движение, то наш механик ухитрялся прятать ее во мхе, которым обросли черепицы, или между камнями.