Автор: Шмелев И.С.
Праздники - Радости - Скорби
Два чувства дивно близки нам -
В них обретает сердце пищу -
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
А.С.Пушкин
Наталье Николаевне и
Ивану Александровичу
Ильиным
посвящаю
Автор
Праздники
ВЕЛИКИЙ ПОСТ
ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК
Я просыпаюсь от резкого света в комнате: голый какой-то свет, холодный,
скучный. Да, сегодня Великий Пост. Розовые занавески, с охотниками и утками,
уже сняли, когда я спал, и оттого так голо и скучно в комнате. Сегодня у нас
Чистый Понедельник, и все у нас в доме чистят. Серенькая погода, оттепель.
Капает за окном - как плачет. Старый наш плотник - "филЈнщик" Горкин, сказал
вчера, что масленица уйдет - заплачет. Вот и заплакала - кап... кап...
кап... Вот она! Я смотрю на растерзанные бумажные цветочки, назолоченый
пряник "масленицы" - игрушки, принесенной вчера из бань: нет ни медведиков,
ни горок, - пропала радость. И радостное что-то копошится в сердце: новое
все теперь, другое. Теперь уж "душа начнется", - Горкин вчера рассказывал, -
"душу готовить надо". Говеть, поститься, к Светлому Дню готовиться.
- Косого ко мне позвать! - слышу я крик отца, сердитый.
Отец не уехал по делам: особенный день сегодня, строгий, - редко кричит
отец. Случилось что-нибудь важное. Но ведь он же его простил за пьянство,
отпустил ему все грехи: вчера был прощеный день. И Василь-Василич простил
всех нас, так и сказал в столовой на коленках - "всех прощаю!". Почему же
кричит отец?
Отворяется дверь, входит Горкин с сияющим медным тазом. А, масленицу
выкуривать! В тазу горячий кирпич и мятка, и на них поливают уксусом. Старая
моя нянька Домнушка ходит за Горкиным и поливает, в тазу шипит, и подымается
кислый пар, - священный. Я и теперь его слышу, из дали лет. Священный... -
так называет Горкин. Он обходит углы и тихо колышет тазом. И надомной
колышет.
- Вставай, милок, не нежься... - ласково говорит он мне, всовывая таз
под полог. - Где она у тебя тут, масленица-жирнуха... мы ее выгоним. Пришел
Пост - отгрызу у волка хвост. На постный рынок с тобой поедем, Васильевские
певчие петь будут - "душе моя, душе моя" - заслушаешься.
Незабвенный, священный запах. Это пахнет Великий Пост. И Горкин совсем
особенный, - тоже священный будто. Он еще до свету сходил в баню, попарился,
надел все чистое, - чистый сегодня понедельник! - только казакинчик старый:
сегодня все самое затрапезное наденут, так "по закону надо". И грех
смеяться, и надо намаслить голову, как Горкин. Он теперь ест без масла, а
голову надо, по закону, "для молитвы". Сияние от него идет, от седенькой
бородки, совсем серебряной, от расчесанной головы. Я знаю, что он святой.
Такие - угодники бывают. А лицо розовое, как у херувима, от чистоты. Я знаю,
что он насушил себе черных сухариков с солью, и весь пост будет с ними пить
чай - "за сахар".
- А почему папаша сердитый... на Василь-Василича так?
- А, грехи... - со вздохом говорит Горкин. - Тяжело тоже
переламываться, теперь все строго, пост. Ну, и сердются. А ты держись, про
душу думай. Такое время, все равно как последние дни пришли... по закону-то!
Читай - "Господи-Владыко живота моего". Вот и будет весело.
И я принимаюсь читать про себя недавно выученную постную молитву.
В комнатах тихо и пустынно, пахнет священным запахом. В передней, перед
красноватой иконой Распятия, очень старой, от покойной прабабушки, которая
ходила по старой вере, зажгли постную, голого стекла, лампадку, и теперь она
будет негасимо гореть до Пасхи. Когда зажигает отец, - по субботам он сам
зажигает все лампадки, - всегда напевает приятно-грустно: "Кресту Твоему
поклоняемся, Владыко", и я напеваю за ним, чудесное:
И свято-е... Воскресе-ние Твое
Сла-а-вим!
Радостное до слез бьется в моей душе и светит, от этих слов. И видится
мне, за вереницею дней Поста, - Святое Воскресенье, в светах. Радостная
молитвочка! Она ласковым счетом светит в эти грустные дни Поста.
Мне начинает казаться, что теперь прежняя жизнь кончается, и надо
готовиться к той жизни, которая будет... где? Где-то, на небесах. Надо
очистить душу от всех: грехов, и потому все кругом - другое. И что-то
особенное около нас, невидимое и страшное. Горкин мне рассказал, что теперь
- "такое, как душа расстается с телом". Они стерегут, чтобы ухватить душу, а
душа трепещет и плачет - "увы мне, окаянная я!" Так и в ифимонах теперь
читается.
- Потому они чуют, что им конец подходит, Христос воскреснет! Потому и
пост даден, чтобы к церкви держаться больше, Светлого Дня дождаться. И не
помышлять, понимаешь. Про земное не помышляй! И звонить все станут: помни...
по-мни!.. - поокивает он так славно.
В доме открыты форточки, и слышен плачущий и зовущий благовест -
по-мни.. по-мни... Это жалостный колокол, по грешной душе плачет. Называется
- постный благовест. Шторы с окон убрали, и будет теперь по-бедному, до
самой Пасхи. В гостиной надеты серые чехлы на мебель, лампы завязаны в
коконы, и даже единственная картина, - "Красавица на пиру", - закрыта
простынею.
Преосвященный так посоветовал. Покачал головой печально и прошептал:
"греховная и соблазнительная картинка!" Но отцу очень нравится - такой шик!
Закрыта и печатная картинка, которую отец называет почему-то -
"прянишниковская", как старый дьячок пляшет, а старуха его метлой колотит.
Эта очень понравилась преосвященному, смеялся даже. Все домашние очень
строги, и в затрапезных платьях с заплатами, и мне велели надеть курточку с
продранными локтями. Ковры убрали, можно теперь ловко кататься по паркетам,
но только страшно, Великий Пост: раскатишься - и сломаешь ногу. От
"масленицы" нигде ни крошки, чтобы и духу не было. Даже заливную осетрину
отдали вчера на кухню. В буфете остались самые расхожие тарелки, с бурыми
пятнышками-щербинками, - великопостные. В передней стоят миски с желтыми
солеными огурцами, с воткнутыми в них зонтичками укропа, и с рубленой
капустой, кислой, густо посыпанной анисом, - такая прелесть. Я хватаю
щепотками, - как хрустит! И даю себе слово не скоромиться во весь пост.
Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут
варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох,
маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые
баранки,"кресты" на Крестопоклонной... мороженая клюква с сахаром, заливные
орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и сайки, изюм кувшинный,
пастила рябиновая, постный сахар - лимонный, малиновый, с апельсинчиками
внутри, халва... А жареная гречневая каша с луком, запить кваском! А постные
пирожки с груздями, а гречневые блины с луком по субботам... а кутья с
мармеладом в первую субботу, какое-то "коливо"! А миндальное молоко с белым
киселем, а киселек клюквенный с ванилью, а...великая кулебяка на
Благовещение, с вязигой, с осетринкой! А калья, необыкновенная калья, с
кусочками голубой икры, с маринованными огурчиками... а моченые яблоки по
воскресеньям, а талая, сладкая-сладкая "рязань"... а "грешники", с
конопляным маслом, с хрустящей корочкой, с теплою пустотой внутри!.. Неужели
и т а м, куда все уходят из этой жизни, будет такое постное! И почему все
такие скучные? Ведь все - другое, и много, так много радостного. Сегодня
привезут первый лед и начнут набивать подвалы, - весь двор завалят. Поедем
на "постный рынок", где стон стоит, великий грибной рынок, где я никогда не
был... Я начинаю прыгать от радости, но меня останавливают:
- Пост, не смей! Погоди, вот сломаешь ногу.
Мне делается страшно. Я смотрю на Распятие. Мучается, Сын Божий! А
Бог-то как же... как же Он допустил?..
Чувствуется мне в этом великая тайна - Б о г.
В кабинете кричит отец, стучит кулаком и топает. В такой-то день! Это
он на Василь-Василича. А только вчера простил. Я боюсь войти в кабинет, он
меня непременно выгонит, "сгоряча", - и притаиваюсь за дверью. Я вижу в
щелку широкую спину Василь-Василича, красную его шею и затылок. На шее
играют складочки, как гармонья, спина шатается, а огромные кулаки
выкидываются назад, словно кого-то отгоняют, - злого духа? Должно быть, он и
сейчас еще "подшофе".
- Пьяная морда! - кричит отец, стуча кулаком по столу, на котором
подпрыгивают со звоном груды денег. - И посейчас пьян?! В такой-то великий
день! Грешу с вами, с чертями, прости, Господи! Публику чуть не убили на
катаньи?! А где был болван-приказчик? Мешок с выручкой потерял... на триста
целковых! Спасибо, старик-извозчик, Бога еще помнит привез... в ногах у него
забыл?! Вон в деревню, расчет!..
- Ни в одном глазе, будь-п-кой-ны-с... в баню ходил-парился... чистый
понедельник-с... все в бане, с пяти часов, как полагается... -докладывает,
нагибаясь, Василь-Василич и все отталкивает кого-то сзади. - Посчитайте...
все сполна-с... хозяйское добро у меня... в огне не тонет, в воде не
горит-с... чисто-начисто...
- Чуть не изувечили публику! Пьяные, с гор катали? От квартального с
Пресни записка мне... Чем это пахнет? Докладывай, как было.
- За тыщу выручки-с, посчитайте. Билеты докажут, все цело. А так было.
Я через квартального, правда... ошибся... ради хозяйского антиресу. К ночи
пьяные навалились, - катай! маслену скатываем! Ну скатили дилижан, кричат -
жоще! Восьмеро сели, а Антон Кудрявый на коньках не стоит, заморился с
обеда, все катал... ну, выпивши маленько...
- А ты, трезвый?
- Как стеклышко, самого квартального на санках только прокатил, свежий
был... А меня в плен взяли! А вот так-с. Навалились на меня с Таганки
мясники... с блинами на горы приезжали, и с кульками... Очень я им
пондравился...
- Рожа твоя пьяная понравилась! Ну, ври...