В самой природе карт заложено двоемирие: они простые знаки, «ходы» в игре и имеют смысл в гадательной системе. Этот второй символический план их значений проникает в первый и тогда случайное выпадание карт превращается в некий текст, автором которого является Судьба. В карточной игре виделся поединок с судьбой. Германн в «Пиковой даме» тоже вступает в этот поединок.
Германн — «сын обрусевшего немца», «душа Мефистофеля, профиль Наполеона». Его имя напоминает о его родине Германии, но переводится с немецкого: Herr Mann — человек. Германн усвоил чисто национальные качества: расчёт, умеренность, трудолюбие. Но он не «чистый» немец, он сын обрусевшего немца — свои три верные качества он намерен использовать в Наполеоновских целях, он задумал стать богатым, он вступил в поединок с судьбой.
Он играет с Лизаветой Ивановной. Играет в любовь, но имеет в виду совершенно другую цель. Лизавета Ивановна поступает по правилам — она влюбляется, Германн этим пользуется для проникновения в дом графини.
Германн играет и с графиней. Германн готов «подбиться в её милость — пожалуй, сделаться, её любовником»; проникнув в её спальню, он обращается к старухе «внятным и тихим голосом», он наклоняется «над самым её ухом», то сердито возражает, то обращается к её чувствам «супруги, любовницы, матери», то вдруг, стиснув зубы, «вынул из кармана пистолет». Германн ведёт себя не по правилам, сменяя роли.
Всё ему кажется игрой, более того, ему кажется, что он управляет этой игрой. Ведь всё получилось: обманул Лизавету, узнал тайну карт. И вот ходи и всё вокруг как бы превратилось в карточные знаки.
Эту ситуацию игры с окружающими Германн пытается перенести на игральный стол: он имитирует игру по правилам «штосса», а на самом деле знает карты. Германн попытался обмануть саму стихию жизни. Германн всё рассчитал, но жизнь не поддаётся расчёту, в ней царит случай. В понимании Пушкина случай — не отклонение от нормы, хаотическое и бессмысленное, для него случай — одно из созидательных начал жизни:
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И Опыт, [сын] ошибок трудных,
И Гений, [парадоксов] друг,
[И Случай, бог изобретатель].
Игра — это и есть одно из наглядных проявлений Случая. Игра вносит живое начало в автоматизированную жизнь: Чекалинский всегда хладнокровно и вежливо играет, Сурин всегда проигрывает, Лизавета Ивановна действует по программе сентиментальных романов и т.д. Германн понял эту закономерность и решил хитростью занять себе иное место, он задумал обмануть систему, решил в один миг из военного инженера стать богатым человеком. Германн — продолжение романтического героя, но Германн — герой своего времени, который скоро продолжится в литературе, например, в образе Чичикова. Расчёт и хитрость Германна имели временный успех и это вызвало сбой в автоматическом ходе жизни: Чекалинский побледнел, игроки прекратили свою игру, и пришли посмотреть. Однако Германн не выдержал и проиграл. Автомат сломал его и снова включился: «игра пошла своим чередом» и жизнь пошла своим чередом. Лизавета вышла замуж и у нее «воспитывается бедная родственница» (программа повторяется, Томский стал ротмистром и женился, а программа ожидала Германна).
Итак, Германн проиграл в карты самой жизни, так как случайно обдернулся. Однако на этом содержание повести Пушкина не исчерпывается. Случай воспринимается как наказание Германну. Наказание за что?
4 Фантастика в «Пиковой даме»
Тайну трёх карт Германн узнал от умершей графини: «Я пришла к тебе против своей воли, — сказала она твёрдым голосом, — но мне велено исполнить твою просьбу. Тройка, семёрка и туз выиграют тебе сряду, — но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил и чтоб во всю жизнь уже после не играл. Прощаю тебе мою смерть, с тем, чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне…». Давно уже замечено, что фантастика в этом эпизоде оказывается снятой, так как видение Германна может быть объяснено его нервным потрясением. При похоронах старой графини Германн наклонился над ее телом — «в эту минуту показалось ему, что мёртвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом. Германн, поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянулся об земь». Затем — «Целый день Германн был чрезвычайно расстроен. Обедая в уединенном трактире, он, против обыкновения своего, пил очень много, в надежде заглушить внутреннее волнение. Но вино еще более горячило его воображение. Возвратясь домой, он бросился, не раздеваясь, на кровать и крепко заснул...». Пушкин оставил читателю возможность видеть в явлении графини-покойницы, как фантастику, так и пьяный сон или бред потрясённого Германна.
Подобный приём уже встречался в творчестве Пушкина в повести «Гробовщик», но там автор однозначно снял фантастику (Адриан Прохоров проснулся), а в «Пиковой даме» оставил читателя в сомнениях: «Германн долго не мог опомниться. Он вышел в другую комнату. Денщик его спал на полу; Германн насилу его добудился. Денщик был пьян по обыкновению: от него нельзя было добиться никакого толку. Дверь в сени была заперта. Германн возвратился в свою комнату, засветил свечку и записал своё видение». Можно было бы подумать, что графиня приходила на самом деле, но тогда её приход должен был разбудить денщика, однако сказано ведь, что денщик был пьян и его ничто не могло разбудить. Не ясно даже то, существовала ли тайна трёх карт на самом деле, ведь на требование Германна открыть ему тайну заявила ночью: «Это была шутка». Однозначного толкования эпизода с появлением графини и дарованием тайны трех карт, видимо, не может быть принципиально.
Фантастика и реальность бесконфликтно сосуществуют в жизни героев повести. Пушкин повторяет открытие, уже сделанное в лирике Жуковским: фантастика не вымысел, она есть в нашей жизни, фантастическое — это страшное, злое начало жизни. Жуковский в статье «Нечто о привидениях», очень популярной в те времена, рассуждал так: «Привидение есть вещественное явление предмета невещественного. Если этот предмет, который нам в минуту видения кажется существенным и от нас отдельным, есть ни что иное как нечто, внутри нас происходящее, то он сам по себе еще не существует: здесь нет ещё привидения…». Фантастическая тайна карт и мертвая старуха, видимо, тайные ожидания и страхи самого Германна. Такая «реалистическая» фантастика ещё страшнее любых вымыслов.
Н.Н.Петрунина, изучая прозу Пушкина, заметила, что «с начала 1830-х годов Пушкин параллельно работает в жанре повести и “простонародной сказки” …» и что «в “Пиковой даме” сказался опыт Пушкина-сказочника. Но отозвался этот опыт не в образной ткани «Пиковой дамы», а в её архитектонике Строй волшебносказочного повествования и связанный с ним содержательный комплекс сказки в «Пиковой даме» составляют скрытое семантическое ядро повести».
Фантастическое и реальное переплетены в «Пиковой даме» так же, как это бывает в волшебных сказках, в тех же «пропорциях». Персонажи пушкинской повести по характеру своих действий сопоставимы со сказочными. Графиня Анна Федотовна — «даритель», наделяющий героя чудесным знанием, Лизавета Ивановна — «помощник», и т.д. Композиция повести повторяет композиционную схему волшебной сказки. Неслучайно, выслушав анекдот Томского, Германн бросает реплику: «Сказка!».
При сравнении «Пиковой дамы» с волшебными сказками сразу становится заметным важное отличие: в «Пиковой даме» нет положительного сказочного героя, Германн действует как ложный герой, в соответствии, с чем и вся «сказка» завершается крахом героя. «Пиковая дама» — сказка с обратным знаком, то есть сказка, в которой герой не выдерживает испытания и терпит поражение.
С самого начала история о Германне развивается как сказка. Жизненное правило Германна «расчёт, умеренность, трудолюбие» является не его индивидуальным credo, а выражением векового опыта его предков, своеобразным заветом рода, аналогичным сказочным заветам и запретам. Анекдот о трёх картах выполняет роль такую же, как, например, перо жар-птицы в сказках типа «Конёк-горбунок». С помощью этого волшебного средства герой может достичь победы в поединке с антагонистом (в сказках это, например, Змей-Горыныч, а в «Пиковой даме» Чекалинский). Для достижения цели сказочный герой должен сначала получить волшебное средство, которым его наделяет «даритель», обычно случайно встретившийся в пути (клубок ниток дает старичок-боровичок и т.п.); Германн блуждал по Петербургу и случайно «очутился он в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры Германн остановился. “Чей это дом” — спросил он у будочника. “Графини ***”, — отвечал будочник. Германн затрепетал…». Для того чтобы встретиться с графиней Германн завоёвывает благосклонность Лизаветы (выдержанное «испытание») и получает в её лице «помощника». Следуя советам «помощницы» Германн проникает в дом графини, но тайну узнать ему не удаётся (невыдержанное «испытание»). Затем Германн является на похороны графини подобно тому, как в сказках герой должен похоронить умершего, чтобы заручиться его помощью, Германн явился к телу графини «испросить у неё прощения» (выдержанное «испытание»). Наконец, призрак графини, эквивалент «загробного дарителя», сообщает Германну желанную тайну, он обретает «волшебное средство». Однако в поединке с «антагонистом» Германн всё же проигрывает. Почему?
Источник беспредельных возможностей волшебносказочного героя таится в точном следовании нормам поведения, нравственному кодексу сказки: встретил старика — поклонись, увидел немощного — помоги, беззащитного — не обидь. Это «предварительное испытание» герой сказок обязательно выдерживает и за это награждается «дарителем» «волшебным средством». Германн «предварительного испытания» не выдержал: от мёртвой графини он получил «волшебное средство» с условием жениться на Лизавете, но этого условия Германн не выполнил и был в итоге наказан.