- Убить тебя мало, Агния. Никакого в тебе страха нет.
Добывать деньги у мужа было делом нелегким, и Агния Ефимовна вела дело с дьявольской хитростью, пользуясь полным доверием мужа. На первый раз она вынула лежавшие на хранении деньги в банке. Яков Трофимыч считал свои капиталы на ощупь, и она, вместо сохранной расписки из банка, подсовывала ему простую бумагу. На первый раз она позаимствовала всего тридцать тысяч и надеялась их пополнить потом, когда Капитон найдет таежное дело. Муж все равно ничего не узнает, потому что никому, кроме нее, не доверяет. А денег осталось еще больше двухсот тысяч...
Так и пошло. Перед отъездом в тайгу Капитон проговорил:
- Ну, Агния, смела ты, а только добром все это не кончится... Быть нам с тобой на одной веревочке.
- Пустяки: двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Агния Ефимовна только улыбалась. Что такое деньги? Только бы он, ясный сокол, посмотрел ласково, приголубил, обнял... Она была готова на все за одно ласковое слово. Жизнь в ней кипела. Капитон невольно поддавался ее обаянию и тоже готов был на все.
- А ты будешь вспоминать обо мне там, в тайге? - ластилась к нему Агния Ефимовна. - Жену вспомнишь, а меня позабудешь...
Вместо ответа Капитон только сжимал ее в своих могучих объятиях и поднимал на воздух, как перышко.
- Милый, любишь?..
- И люблю и ненавижу...
- Вот как я тебя... Не забывай. Пришли весточку. А в случае чего, за деньгами дело не встанет.
Совестно было Капитону прощаться с обманутой молодой женой, но он слишком далеко зашел - возврата не было. Он рассчитывал на одно, что отработает выкраденные у Густомесова деньги и тогда будет чист. Ведь и деньги-то эти он же им дал, ежели разобрать правильно. Одним словом, начиналась та преступная логика, когда человек оправдывает себя во всем. Важен первый шаг, а там преступление покатится с горы комом снега.
Капитон уехал, а Егор Иваныч разнемогся и остался дома. Теперь уже могли вести таежные дела и без него, благо все было устроено, налажено и предусмотрено. Старик был счастлив, что мог запросто видаться с дочерью, которая приезжала его проведывать каждый день. Хорошая была эта Аннушка, покорливая, серьезная - вся вылитая мать. Цены бы ей не было, если бы другой муж попался. Ну, да тут говорить нечего: от своей судьбы никто не уйдет... Егор Иваныч только вздыхал.
Много хороших вечеров скоротали отец с дочерью. Теперь Егор Иваныч мог с ней говорить, как с вполне взрослым человеком, и каждый раз убеждался только в одном, какую хорошую дочь вырастил. Раз, в минуту откровенности, он проговорил:
- Ах, Аннушка, Аннушка... Загубил я тебя. Польстился на богатство, а теперь через мое-то золото твои слезы льются.
- Ничего, тятенька, как-нибудь перетерплю... Опомнится Капитон Титыч.
- Опомнится? Горбатого-то, милушка, одна могила исправит...
Аннушка залилась слезами, спрятала свое лицо на отцовской груди и прошептала:
- Люблю я его, тятенька... К сердцу он пришелся.
- Ну, а он как? Любит?..
- Сначала-то очень любил, а теперь... я сама виновата, что не умела угодить.
- Постой, постой... г-м... Нет, тут что-то дело неладно. Да...
Здесь в первый раз у старика мелькнуло в голове подозрение на Агнию, но он смолчал и ничего не сказал дочери. Зачем ее тревожить напрасно?.. Никогда не любил старик увертливой и ловкой Агнии Ефимовны, а теперь, перебирая события последнего времени, не мог не заметить, что дело не чисто. Что-то уж весела Агния Ефимовна и на глазах у всех ластится к слепому мужу. Раньше-то не так было... Опытный старик достаточно видел на своем веку и инстинктом почуял потаенную ложь. Да, что-то тут кроется... И Капитон неспроста переменился к жене.
"Колдунья какая-то, - думал старик. - Ну, нет, погоди, матушка... Мы еще посмотрим, чья возьмет".
Между прочим, Егор Иваныч припомнил переговоры о новой компании, которую составил Капитон. Тоже дело не чисто, потому что негде им, прохвостам, было взять денег.
Немного поправившись, Егор Иваныч отправился к Густомесову. Агнии Ефимовны как раз не случилось дома.
- В банк уехала, - объяснил слепой.
- Так, так...
- Она ведь у меня по всем статьям. Лучше меня дела все помнит...
- Так, как. Что же, дело хорошее... Да, хорошее. А ты все-таки того, Яков Трофимыч, не очень-то доверяйся. Великий соблазн идет от денег... Вот как-нибудь вечерком посчитали бы вместе твои капиталы...
- Ну, нет, спасибо. Считай у себя зубы во рту...
Слепой обиделся и по пути припомнил, как подсыпался к нему Лаврентий Тарасыч вот с такими же жалостливыми речами, а потом взял да и объегорил в лучшем виде. И этот туда же... Нет, шалишь, хотя и пораньше родился.
Они расстались довольно холодно. Егор Иваныч тоже обиделся за недоверие. На лестнице он встретил Агнию Ефимовну.
- Здравствуй, хозяюшка... Все хлопочешь?
- Умаялась, Егор Иваныч. Дела-то большие, а бабий ум короче воробьиного носа...
Агния Ефимовна сразу поняла, с чем приходил Егор Иваныч, и только улыбнулась. Немного опоздал старичок...
XII
Важен первый шаг, а остальное приходит само собой. Устроивши первый подлог, дальше Агния Ефимовна пошла вперед уже с легким сердцем. В самом деле, не все ли равно, отвечать за тридцать тысяч или за триста? И что значат деньги, когда душа огнем горит? Агния Ефимовна окончательно завладела мужем, и он теперь верил только ей одной. Для своих целей ей нужно было заручиться таким же доверием Анны Егоровны, и она добилась этого. Дело в том, что в своих письмах к жене Капитон Титыч постоянно напоминал, чтобы она во всем слушалась Агнии Ефимовны. Анна Егоровна была рада хотя этим угодить мужу и постоянно защищала Агнию Ефимовну перед отцом.
- Чужая душа - потемки, тятенька, а, по-моему, Агния Ефимовна - хорошая женщина. Трудно ей, бедной... С зрячим-то мужем горя не расхлебаешь, а тут изволь нянчиться с слепышом. Другая давно бы сбежала...
- Было бы куда бежать...
- Нет, ты ее не любишь, тятенька, и поэтому так говоришь.
- Ох, не люблю, Аннушка! Грешный человек, не верю ей... Вон она мужа-то как обошла. Я как-то заговорил с ним стороной про нее, так он вот как на дыбы поднялся... Съесть готов.
- Кому же и верить, как не жене?
- Глядя по тому, какая жена. А промежду прочим, не нашего ума дело: не наш воз, не наша и песенка. Что-то вот только около тебя, Аннушка, она уж очень обихаживает... Боюсь я.
- В скиту-то вместе сидели, ну и дружим. Натерпелась она там довольно... И не расскажешь всего... И теперь еще, как вспомнит, так и зальется слезами горькими Агния-то Ефимовна.
А Агния Ефимовна делала свое дело, не покладаючи рук. Она уже получила тайным путем от Капитона два письма. Дело у него не ладилось, и он просил все новых и новых денег. Счастье точно отступило от Капитона, когда он сошелся с Агнией Ефимовной. Все пошло через пень-колоду. А тут же рядом другие все богатели не по дням, а по часам. И все получали свою часть... Лаврентий Тарасыч и Густомесов загребали деньги лопатой, а из-за их спины урвали свою долю и остальные, как Рябинины и Огибенины. В каких-нибудь два года уездный глухой городок сделался неузнаваемым, точно его залила золотая волна. Везде строились большие дома, справлялись богатые свадьбы, веселье катилось широкой рекой. Около больших людей наживалась и вся остальная мелкота. Страшное богатство хлынуло на всех, и все говорили только о таежном золоте.
Чужое веселье не давало спать только Агнии Ефимовне. Она ненавидела больше всех старика Лаврентия Тарасыча, памятуя его отношения, и повела свою бабью политику. Нашелся у нее и помощник, какой-то выгнанный приказный Кульков, писавший прошения по кабакам. Разыскала его Агния Ефимовна, призрела, одела, обула и начала сама учиться приказным кляузам. Пьяница Кульков знал все и в ее умелых руках сделался кладом.
- Ах, если бы утопить Лаврентия Тарасыча! - вздыхала Агния Ефимовна, слушая деловые речи дошлого приказного человека. - Ничего бы, кажется, не пожалела... Дом тебе куплю, Кульков, ежели обмозгуешь.
- Утопить-то такого осетра трудненько, а напакостить можно в лучшем виде. Первое дело, надо его поссорить с Яковом Трофимычем...
- А как их поссоришь? Уж очень верит Яков-то Трофимыч Лаврентию Тарасычу... Старые дружки. Еще в степи фальшивые бумажки вместе ордынцам сбывали. Водой их не разольешь...
- В большом-то все умны, а мы их на маленьком подцепим, благодетельница. Москва от копеечной свечки сгорела...
И научил приказная строка уму-разуму. Все счета по промыслам были на руках у Агнии Ефимовны. Кульков разыскал в них одну графу, где был показан какой-то лишний расход на шарников. С этого и началось. Агния Ефимовна вперед подтравила мужа, а когда приехал Лаврентий Тарасыч, вся история и разыгралась, как по писаному.
- Да что ты пристал ко мне с шарниками? - вспылил Мелкозеров. - Не стану я тебя обманывать...
- Да это все равно, Лаврентий Тарасыч, а денежки счет любят.
- Отвяжись, смола!.. Плевать я хочу на твоих шарников...
- Тебе плевать, а мне платить...
- Да ты за кого меня-то считаешь, Яков Трофимыч?
Тут уж вспылил Густомесов и отрезал:
- За благодетеля я тебя считаю, Лаврентий Тарасыч... Али забыл, как тогда пожалел меня и за здорово живешь получаешь теперь с промыслов любую половину. Да еще на шарниках нагреть хочешь...
И этот покор стерпел бы Мелкозеров - было дело, - не помяни Густомесов о шарниках. Лаврентий Тарасыч вскипел огнем, ударил кулаком по столу и заявил:
- Коли твои такие разговоры со мной, так я тебя и знать не хочу, слепого черта. Да еще тебе же нос утру...
Когда на шум прибежала Агния Ефимовна и принялась уговаривать вздоривших стариков, взбесившийся Мелкозеров оборвал ее:
- А ты чего тут свой бабий хвост подвернула? Брысь под лавку...
Густомесов вскочил, затрясся и крикнул:
- Вон, Лаврушка!.. Знаю я тебя, заворуя... и сам тебе еще почище нос-то утру. Вон из моего дома...
Эта сцена послужила началом громадного процесса, тянувшегося целых двадцать лет и стоившего тяжущимся несколько миллионов. Стороны ничего не жалели, чтобы утопить друг друга, а около этого дела кормилась целая орда приказных. Кульков знал, как "отшить" "ндравного" толстосума, и заварил кашу. Агния Ефимовна торжествовала, избавившись так легко от последнего человека, который мог ей быть опасным. Она сама повела процесс и настраивала мужа. Яков Трофимыч мог только дивиться, откуда она все знает, - ни дать ни взять тот же приказный.