Караулова вздохнула слегка, качнула головой, блеснув золотыми обручами серег, и просто добавила:
- Двугривенный я тут уронила, поднять можно?
Все молчали и глядели, пока Караулова, перегнувшись, поднимала монету со скользкого пола.
- Ну, а вы-то,- с горечью обратился председатель к Пустошкиной и Кравченко,- вы-то согласны принять присягу?
- Мы-то согласны...- ответила Кравченко, плача.- А она нет!
- Господин председатель! - поднялся прокурор, строгий и величественный.- Ввиду того что многие случаи, сообщенные здесь свидетельницей Карауловой, вполне подходят под понятие кощунства, я как представитель прокурорского надзора желал бы знать, не помнит ли она имен?..
- Ну, какое там кощунство! - ответила Караулова.- Просто пьяны были. Да и не помню я,- разве всех упомнишь?
Судьи долго и бесплодно совещаются, подзывают даже к себе прокурора и убедительно, в два голоса, шепчут ему. Наконец постановляют: "Допросить свидетельницу Караулову, ввиду ее нехристианских убеждений, без присяги".
Остальные свидетели тесной кучкой двинулись к аналою, где ждет их облачившийся священник с крестом.
Пристав громко говорит:
- Прошу встать!
Все встают и оборачиваются к аналою. Теперь Карауловой видны одни только спины и затылки: плешивые, волосатые, круглые, плоские, остроконечные.
Священник говорит:
- Поднимите руки!
Все подняли руки.
- Повторяйте за мною,- говорит он одним голосом и другим продолжает: - Обещаюсь и клянусь...
Толпа разрозненно гудит, выделяя густое, еще полное слез, контральто Кравченко.
- Обещаюсь и клянусь...
- Перед всемогущим богом и святым его Евангелием...
- Перед всемогущим богом... и святым... его... Евангелием...
Все наладилось и идет как следует: стройно, легко, приятно. Во все время присяги и целования креста Караулова стоит неподвижно и смотрит в одну точку: в спину председателя.
Свидетелей удалили, кроме Карауловой.
- Свидетельница! Суд освободил вас от присяги, но помните, что вы должны показывать одну только правду, по чистой совести. Обещаете?
- Нет... Какая у меня совесть? Я ж говорила, что нет у меня никакой совести.
- Ну что же нам с вами делать? - разводит руками председатель.- Ну, правду-то, понимаете, правду говорить будете?
- Скажу, что знаю.
Через полчаса, в образцовом порядке и тишине, совершается суд. Правильно чередуются вопросы и ответы; прокурор что-то записывает; репортер с деловым и бесстрастным лицом рисует на бумажке какие-то замысловатые орнаменты. Обвиняемый дает продолжительные и очень подробные объяснения. Руки он заложил за спину, слегка покачивается взад и вперед и часто взглядывает на потолок.
- ...Что же касается квитанции из городского ломбарда на заложенный велосипед, то происхождение ее таково. Тринадцатого марта прошедшего года я зашел в велосипедный магазин Мархлевского...
...Что же касается якобы моих кутежей в означенном доме терпимости и того, будто я разменивал там сторублевую бумажку, то был я там всего четыре раза: двадцать первого декабря, седьмого января, двадцать пятого того же января и первого февраля, и три раза деньги платил за меня мой товарищ Протасов. Относительно же четвертого раза, когда я платил лично, я прошу разрешения представить суду потребованный мною тогда же счет, из коего видно, что общая сумма издержек, включая сюда...
Горит электричество. За окнами тьма. Весело, тепло, уютно.
1905