Помимо подобного рода "художественных" рассказов, в газете
печатались обычные рекламные объявления, прославлявшие
спрутсовский сахар и изделия Спрутсовской мануфактуры. Само
собой разумеется, что ни рекламные объявления, ни
художественные рассказы не могли привлечь особенного внимания
публики, поэтому в газете ежедневно печатались сообщения об
интересных событиях и происшествиях, а также различные
юморески, то есть крошечные забавные рассказики или анекдотцы,
специально для того, чтоб насмешить простодушных читателей.
Читатель, купивший газету с целью почитать юморески, заодно
проглатывал и "художественные" рассказы, что, собственно
говоря, от него и требовалось.
Войдя в кабинет редактора, которого, кстати сказать, звали
Гризлем, господин Крабс увидел за столом, заваленным разными
рукописями, коротышку, с виду напоминавшего толстую старую
крысу, нарядившуюся в серый пиджак. Первое, что в нем бросалось
в глаза, было удлиненное, как бы вытянутое вперед лицо с
гибким, подвижным носиком, узеньким ртом и коротенькой верхней
губой, из-под которой выглядывали два остреньких, ослепительно
белых зуба.
Увидев Крабса, с которым давно был знаком, господин Гризль
расплылся в улыбке, отчего оба зуба еще больше вылезли из-под
верхней тубы и уперлись в коротенький подбородок.
-- Что-нибудь спешное и, насколько я могу догадаться,
важное? -- спросил Гризль, поздоровавшись с Крабсом.
-- Вы догадливы, как всегда! -- рассмеялся Крабс.
-- Догадаться, впрочем, нетрудно, так как мелкие
распоряжения господин Спрутс всегда отдает письменно или
диктует по телефону, -- ответил Гризль.
-- На этот раз дело такое, которое ни телефону, ни почте
доверить нельзя, -- сказал Крабс.
Оглянувшись на дверь и убедившись, что она плотно закрыта,
господин Крабс придвинулся к Гризлю поближе и, понизив голос,
сказал:
-- Дело касается гигантских растений.
-- А что. Общество гигантских растений может лопнуть? --
насторожился Гризль и пошевелил своим носом, как бы к чему-то
принюхиваясь.
-- Должно лопнуть, -- ответил Крабс, делая ударение на слове
"должно".
-- Должно?.. Ах, должно! -- заулыбался Гризль, и его верхние
зубы снова впились в подбородок. -- Ну, оно и лопнет, если
должно, смею уверить вас! Ха-ха!.. -- захохотал он, задирая
кверху свою крысиную голову.
-- Нужно поместить в газете небольшую статью, которая
бросила бы тень на это общество, -- принялся объяснять Крабс.
-- Владельцы гигантских акций должны почувствовать, что они
имеют дело с жуликами и что все их акции в сущности не
представляют никакой ценности. Однако ж ничего категорически
утверждать не следует. Надо только посеять некоторое сомнение.
-- Понимаю, -- ответил Гризль. -- Достаточно небольшого
сомнения, чтобы все бросились продавать акции. Не пройдет и
двух дней, как они вместо фертинга будут продаваться по
пятачку. Должно быть, господин Спрутс хочет скупить эти акции
по дешевке, с тем чтобы продать, когда они снова повысятся в
цене?
-- Господин Спрутс ничего не говорил мне о своих планах, --
холодно сказал Крабс. -- Наше дело, чтоб в завтрашней газете
появилась эта статья, остальное нас не касается.
-- Понимаю, -- закивал головой господин Гризль.
-- И еще одно, -- сказал Крабс. -- Никто об этой статье не
должен заранее знать.
-- Понимаю. Я сам лично займусь этим делом, -- ответил
Гризль.
Как только Крабс очутился за дверью, господин Гризль взял
свою авторучку, положил перед собой чистый листок бумаги и,
склонив голову, принялся быстро писать. Буквы у него получались
какие-то толстенькие и вместе с тем остроносенькие, с длинными,
свешивающимися вниз хвостами. При взгляде со стороны казалось,
что он не писал вовсе, а аккуратно рассаживал на полочках
жирных хвостатых крыс.
Усадив этими крысами всю страничку, господин Гризль нажал
кнопку электрического звонка.
-- Отдайте это моментально в набор, -- сказал он появившейся
в дверях секретарше и протянул ей исписанный листок. -- Да
смотрите -- никому ни гуту, -- добавил он, прикладывая палец к
губам или, вернее сказать, к зубам.
Секретарша моментально исчезла с листком в руках, а господин
Гризль принялся думать, где раздобыть денег, чтоб побольше
накупить гигантских акций, как только они упадут в цене.
Пока Крабс разговаривал с редактором Гризлем, а потом ездил
в банк за деньгами, Мига и Жулио занимались своими делами.
Сначала они съездили на вокзал и купили два железнодорожных
билета до Сан-Комарика на завтрашний день. На обратном пути они
заехали в универмаг, где приобрели достаточно вместительный
чемодан, изготовленный из пуленепробиваемого фибролита, а когда
ехали мимо кинотеатра, купили два билета на кинокартину,
которая называлась "Таинственный незнакомец, или Рассказ о семи
задушенных и одном утонувшем в мазуте". Сделав все эти покупки,
они вернулись в контору, и Жулио сказал Незнайке и Козлику:
-- Вы, братцы, сегодня потрудились достаточно. Вот вам
билеты, можете пойти в кино. После кино идите обедать, а на
работу явитесь завтра утром. Сегодня сюда больше не приходите.
Мы с Мигой за вас поработаем. Вот вам на обед деньги.
Незнайка и Козлик взяли билеты и деньги и с радостью
побежали в кино. Мига тут же уселся за стол и принялся
продавать посетителям акции, а Жулио забрался в комнату, где
стоял несгораемый шкаф, и принялся выгружать из него в чемодан
деньги. Когда касса были очищена до последнего фертинга, он
вырвал из записной книжки листочек бумаги, накорябал на нем
карандашом записку и положил ее в несгораемый шкаф на полочку
вместе с железнодорожными билетами.
Вернувшись в контору, Жулио подмигнул Миге и украдкой
показал пальцем на чемодан, набитый деньгами. Мига понял, что
все готово. Встав из-за стола, он выпроводил из конторы
посетителей, сказав, чтоб они приходили завтра. Как только
посетители вышли, друзья подхватили чемодан, закрыли контору и
моментально уехали.
Минут через десять они уже сидели в гостинице и считали
деньги, привезенные Крабсом. Для того чтоб сосчитать два
миллиона, потребовалось бы, конечно, немало времени, но так как
деньги были сложены пачками по десять тысяч, дело шло быстро.
Друзья лишь проверили на выбор несколько пачек. Убедившись, что
в чемодане, привезенном Крабсом, было ровно два миллиона, Жулио
отсчитал из этих денег сто тысяч и, отдав их Крабсу, сказал:
-- Можете получить свои денежки. Они честно заработаны вами.
Желаем, чтоб они пошли вам на пользу.
-- Благодарю вас, друзья, -- сказал Крабс. -- А теперь мы с
вами должны быстро исчезнуть из города, тем более что по дороге
нам предстоит обделать еще одно очень выгодное дело.
-- Какое дело? -- заинтересовались Мига и Жулио.
-- Освобождение знаменитого миллионера Скуперфильда.
-- А что с ним?
-- Похищен шайкой разбойников, которые требуют за его
освобождение большой выкуп, -- объяснил Крабс. -- Мне случайно
стало известно, где разбойники прячут господина Скуперфильда.
Таким образом, мы можем освободить его. За приличное
вознаграждение, разумеется. Думаю, что можно будет содрать с
него крупный чек и получить по этому чеку деньги в банке.
-- Сколько же можно потребовать с этого скряги за
освобождение? -- спросил Жулио.
-- Миллион, думаю, можно.
-- Миллион?! -- воскликнул Жулио.
-- А что, по-вашему, это много? -- забеспокоился Крабс.
-- По-моему, мало, -- ответил Жулио. -- Меньше чем за два
миллиона и браться за такое дело не следует.
-- Ну что ж, возьмем с него три миллиона, и дело с концом,
-- предложил Мига. -- Как раз по миллиону на каждого из нас.
-- Это резонное предложение! -- одобрил Жулио. -- Едем.
Господин Скуперфильд между тем потерял всякую надежду на
освобождение. В тот момент, когда Крабс привязал его к дереву,
он так опешил, что не мог подыскать подходящего объяснения
происшедшему. Все, что случилось с ним, показалось ему
неслыханной дерзостью. До тех пор никто никогда не привязывал
его к деревьям, к тому же таким бесцеремонным образом. Тряпка,
которой коварный Крабс заткнул ему рот, нестерпимо воняла
бензином. От этой вони у Скуперфильда мутилось в голове.
Бедняга чувствовал, что вот-вот грохнется в обморок, и,
наверно, грохнулся бы, если бы не был надежно прикреплен к
дереву. В конце концов он все же потерял сознание, а когда
пришел в себя, принялся дергаться всем телом, стараясь
разорвать путы. Все эти усилия привели лишь к тому, что
веревки, которыми он был связан, еще глубже впились в его тело,
что причиняло невыносимую боль.
Растратив понапрасну силы и убедившись, что попытки
освободиться ни к чему не ведут, Скуперфильд застыл на месте.
От неподвижности руки и ноги и даже туловище у него
одеревенели, сделались как бы не свои, то есть Скуперфильд не
чувствовал, что они у него есть. Все тело у него как бы
исчезло, а вместе с ним исчезло и ощущение боли.
Теплый, ласковый ветерок налетал порывами и шевелил на
деревьях листочки. Скуперфильду казалось, что деревья
приветливо машут ему сотнями своих крошечных зеленых ручек и
что-то потихоньку шепчут на своем лесном языке. В траве
пестрели розовые и нежно-голубые цветочки. Скуперфильд не знал,
как они называются, но смотреть на них ему было чрезвычайно
приятно. Вверху в ветвях деревьев порхали маленькие
красногрудые птички, наполняя воздух веселым чириканьем.
Некоторые из них слетали в траву, что-то клевали там, а потом
опять взмывали кверху. Скуперфильд никогда не видел лесных
птичек вблизи, и смотреть на них доставляло ему величайшее
наслаждение.
Видя, что Скуперфильд неподвижен, некоторые из птиц
перестали бояться и пролетали у него под самым носом. А одна