моделей, сейчас таких уже не делают), аккуратно отцепила от сережек крючки, и вскоре у меня на ладони лежало нечто потрясающее. Это были серьги в виде колец на серебряных крючках, которые по цвету практически сливались с платиной. Одна серьга была с брильянтом побольше, другая с брильянтом поменьше. Так, по-моему, никто еще не делал. Увидят - украдут идею, подумала я. Но что с этим поделать...
Надев серьги, я посмотрела на себя в зеркальце. Выглядело супер. Было ясно с первого взгляда: в моем ухе не серьги, а именно кольца, подвешенные вместо сережек. Кроме того, было видно, что кольца дорогие - бриллианты восхитительно играли в пыльном луче света, освещавшем мое жилище. Самый шик - дорогая вещь в оправе из демонстративного презрения к дороговизне, соединение идеалов финансовой буржуазии и ценностей шестьдесят восьмого года в одном эстетически целостном объекте, который обещает, что хозяйка даст не только Абрамовичу, но и Че Геваре, и даже туманно намекает, что Абрамовичу она собирается дать только временно, пока не подтянется Че Гевара (Че Гевара тут, естественно, ни при чем, и давать ему никто не собирается - просто девушка предполагает, что на такую блесну Абрамович лучше клюнет). Словом, то, что доктор прописал.
Впрочем, видала я этого доктора в гробу. Я таких докторов за две тысячи лет
насмотрелась - все они что-то прописывают, а человеческая душа раз за разом верит в один и тот же обман, несется на скалы мира и расшибается о них насмерть. И снова несется, несется - как в первый раз. Живешь на берегу этого моря, слушаешь шум его волн и думаешь - счастье, что каждая волна знает только о себе и не ведает прошлого.
*
Мне, конечно, дарят такие кольца и брошки не за совершенство моей души, которое
современные люди постичь не в силах. Они ценят исключительно мою физическую красоту -
мучительную, двусмысленную и сокрушительную. Я хорошо знаю ее силу - изучила за много
сотен лет. Но после встречи с Александром я отчего-то потеряла обычную уверенность в себе. Не помню, чтобы время когда-нибудь тянулось так медленно - два дня, которые я дожидалась его звонка, показались мне вечностью. Минуты улитками переползали из будущего в прошлое, я сидела у зеркала, вглядывалась в свое отражение и размышляла о красоте.
Часто мужчина думает: вот ходит по весеннему городу девушка-цветок, улыбается во все стороны и сама не осознает, до чего же она хороша. Такая мысль естественным образом превращается в намерение приобрести эту не осознающую себя красоту значительно ниже ее рыночной стоимости.
Ничего не бывает наивней. Мужчина, значит, осознает, а сама девушка-цветок - нет? Это как если бы колхозник из Николаева, продавший корову и приехавший в Москву покупать старые "Жигули", проходил мимо салона "Порше", увидел в окне молоденького продавца и подумал: "Он ведь такой зеленый... Вдруг поверит, что этот оранжевый "Бок-стер" дешевле "Жигулей", раз у него всего две двери? Можно попробовать поговорить, пока он один в зале..."
Такой мужчина, конечно, очень смешон, и шансов у него никаких. Но не все так мрачно. Для колхозника из Николаева есть плохая новость и хорошая новость:
1) плохая новость такая - ему ничего не купить ниже рыночной стоимости. Все
просчитано, все схвачено, все выверено. Оставь надежду всяк сюда входящий.
2) хорошая новость такая - эта рыночная стоимость значительно ниже, чем ему
представляется в его гормональном угаре, помноженном на комплекс неполноценности и
недоверие к успеху.
Новый оранжевый "Бокстер" ему, конечно, не светит - его купит пожилой добряк из
министерства социального развития. А вот на старенькую "Ауди" вполне может хватить.
Только ведь и "Ауди" ему не нужна, ему нужен трактор. Трагедия этого колхозника, да и всех остальных мужчин, заключена в том, что они бегут за нашей красотой, не понимая ее природы. Столько всего про нее сказано - это, мол, страшная и ужасная вещь, которая к тому же спасет мир, и так далее. Но ведь понятнее от этого предмет не становится совершенно.
Лис объединяет с самыми красивыми женщинами то, что мы живем за счет чувств,
которые вызываем. Но женщина руководствуется инстинктом, а лиса разумом, и там, где
женщина движется в потемках и на ощупь, лиса гордо идет вперед при ясном свете дня.
Впрочем, надо признать, что некоторые женщины справляются с ролью неплохо. Но они
при всем желании не смогут раскрыть своих профессиональных секретов, поскольку сами не
понимают их на рациональном уровне. А вот мы, лисы, эти секреты осознаем вполне отчетливо - и сейчас я расскажу об одном из них, самом простом и главном.
Тому, кто хочет понять природу красоты, надо первым делом задать себе вопрос: где она находится? Можно ли считать, что она - где-то в женщине, которая кажется прекрасной? Можно ли сказать, что красота, например, в чертах ее лица? Или в фигуре?
Как утверждает наука, мозг получает поток информации от органов чувств, в данном
случае - от глаз, и без интерпретаций, которые делает визуальный кортекс, это просто
хаотическая последовательность цветных пятен, оцифрованная зрительным трактом в нервные
импульсы. Дураку понятно, что никакой красоты там нет, и через глаза она в человека не
проникает. Говоря технически, красота - это интерпретация, которая возникает в сознании
пациента. Что называется, in the eye of the beholder .
Красота не принадлежит женщине и не является ее собственным свойством - просто в
определенную пору жизни ее лицо отражает красоту, как оконное стекло - невидимое за
крышами домов солнце. Поэтому нельзя сказать, что женская красота со временем увядает -
просто солнце уходит дальше, и его начинают отражать окна других домов. Но солнце, как
известно, вовсе не в стеклах, на которые мы смотрим. Оно в нас.
Что это за солнце? Извиняюсь, но это другая тайна, а я сегодня собиралась раскрыть
только одну. К тому же, с точки зрения практической магии, природа солнца совершенно не
важна. Важны манипуляции, которые мы совершаем с его светом, и здесь между лисами и
женщинами есть важное отличие. Но, как и в прошлом случае, объяснить его я могу только с
помощью аналогии.
Бывают фонарики, которые носят на лбу, на специальном ремешке. Они популярны среди
велосипедистов и спелеологов. Очень удобно - куда поворачивается голова, туда и луч света. Я сама катаюсь с таким по ночам в Битцевском парке - в нем три крохотных острых лампочки, которые дают пятно сине-белого света на асфальте дорожки. Так вот, красота - это эффект, который возникает в сознании смотрящего, когда свет лампы на его голове отражается от чего-нибудь и попадает ему же в глаза.
В каждой женщине есть зеркало, с рождения установленное под определенным углом, и,
что бы ни врала индустрия красоты, изменить этот угол нельзя. А вот мы, лисы, можем
регулировать угол наклона своего зеркала в весьма широких пределах. Мы можем подстроиться практически под любого велосипедиста. Здесь внушение работает пополам с кокетством: хвост остается под одеждой, и мы помогаем себе его действием только чуть-чуть. Но любая лиса знает - в этом "чуть-чуть" все дело.
Специально для этих записок я перевела отрывок из воспоминаний графа де Шермандуа,
известного авантюриста восемнадцатого века, в которых он запечатлел для истории сестричку И Хули. Шермандуа встретил ее в Лондоне, где спасался от ужасов революции. Между ними завязался роман, но конец у него был несчастный - граф при странных обстоятельствах умер от разрыва сердца. Вот как граф описывает ту секунду, когда лиса поворачивает свое зеркальце, направляя луч отраженного света прямо в глаза жертвы:
"Не могу сказать, что она была особенно хороша собой. Когда мне доводилось
увидеть ее после долгой разлуки, я поражался, как могло это маленькое сухое
существо со злыми глазами сделаться для меня всем - любовью, жизнью, смертью,
спасением души. Но стоило ей поймать мой взгляд, и все менялось. Сначала в ее
зеленых глазах появлялось как бы испуганное сомнение в том, что она любима. То,
что любить ее не за что, было в эту минуту очевидно, и каждый раз я испытывал
волну жалости, переходящей в нежность. А она впитывала эти чувства, как губка
вино, и сразу же расцветала мучительной, сводящей с ума красотой. Короткий обмен
взглядами менял все. За минуту до него я не понимал, каким образом могла эта
некрасивая, в сущности, женщина увлечь меня, а после - не мог взять в толк, как
можно было хоть на минуту усомниться в волшебной силе ее черт. И чем дольше я
глядел в ее глаза, тем сильнее делалось это чувство, доводя меня до исступления, до
физической боли - словно она просовывала кинжал в щель стены, за которой я хотел
спрятаться, и несколькими движениями лезвия расшатывала кладку до такой степени,
что стена рушилась, и я вновь стоял перед ней нагой и беззащитный, как ребенок. Я
изучил эту метаморфозу в совершенстве, но так и не научился понимать природу
огня, спалившего дотла всю мою душу".
Увы, это так: красота подобна огню, она сжигает, сводит с ума своим жаром, обещая, что там, куда она гонит жертву, есть успокоение, прохлада и новая жизнь - а это обман. Вернее, все так и есть - но не для жертвы, а для новой жизни, которая придет жертве на смену, а потом тоже будет пожрана этим беспощадным демоном.
Уж я-то знаю, о чем говорю. Он служит мне больше двух тысяч лет, и, хоть у меня с ним давние служебные отношения, я его немного боюсь. Демон красоты - сильнейший из всех демонов ума. Он подобен смерти, но служит жизни. И живет он не во мне - я всего лишь выпускаю его из лампы на лбу смотрящего, как Аладдин - джинна, а потом, когда джинн возвращается в свою тюрьму, мародерствую на поле боя. Тяжелая доля, и вряд ли Будда Западного Рая одобрит мои дела. Но что делать. Такая у лис судьба.
И не только у лис. Она такая же и у нашей младшей сестренки, человеческой женщины.
Но только бесчувственный и тупой самец-шовинист может попрекнуть ее этим. Ведь женщина