Серебряная Моника прижимала к столу большую папку-скоросшиватель. Внутри была
стопка бумаг самого разного вида.
На самом верху лежал, судя по глянцу, лист из альбома по искусству. С него на меня
глядел огромный желтоглазый волк с похожей на букву "F" руной на груди - фотография
скульптуры, сделанной из дерева и янтаря (янтарными были глаза). Подпись гласила:
"ФЕНРИР
Сын Локи, огромный волк, гонящийся по небу за солнцем. Когда Фенрир догонит
и пожрет его - наступит Рагнарек. Фенрир связан до Рагнарека. В Рагнарек он убьет
Одина и будет убит Вид аром".
Из подписи было непонятно, каким образом Фенрир догонит солнце и пожрет его, если до Рагнарека он связан, а Рагнарек наступит тогда, когда он догонит и пожрет солнце. Но вполне могло быть, что наш мир до сих пор существовал именно благодаря подобным нестыковкам: страшно подумать, сколько умирающих богов его прокляло.
Я помнила, кто такой Фенрир. Это был самый жуткий зверь нордического бестиария,
главный герой исландской эсхатологии: волк, которому предстояло пожрать богов после
закрытия северного проекта. Хотелось верить, что Александр не слишком отождествляется с
этим существом, и желтоглазое чудовище - просто недостижимый эстетический идеал, что-то
вроде фотографии Шварцнеггера, висящей на стене у начинающего культуриста.
Ниже лежала книжная страница с миниатюрой Борхеса "Рагнарек". Я знала этот рассказ,
который поражал меня своей сомнамбулической точностью в чем-то главном и страшном.
Герой и его знакомый оказываются свидетелями странного шествия богов, возвращающихся из
векового изгнания. Волна людского обожания выносит их на сцену зала. Выглядят они странно:
"Один держал ветку, что-то из бесхитростной флоры сновидений; другой в
широком жесте выбросил вперед руку с когтями; лик Януса не без опаски поглядывал
на кривой клюв Тота".
Сновидческое эхо фашизма. Но дальше происходит нечто очень интересное:
"Вероятно, подогретый овациями, кто-то из них - теперь уж не помню кто -
вдруг разразился победным клекотом, невыносимо резким, не то свища, не то
прополаскивая горло. С этой минуты все переменилось".
Дальше текст густо покрывали пометки. Слова были подчеркнуты, обрамлены
восклицательными знаками и даже обведены картушами - видимо, чтобы передать градус
эмоций:
"Началось с подозрения (видимо, преувеличенного), что Боги не умеют говорить.
Столетия дикой и кочевой жизни истребили в них все человеческое: исламский
полумесяц и римский крест не знали снисхождения к гонимым. Скошенные лбы,
желтизна зубов, жидкие усы мулатов или китайцев и вывороченные губы животных
говорили об оскудении олимпийской породы. Их одежда не вязалась со скромной и
честной бедностью и наводила на мысль о мрачном шике игорных домов и борделей
Бахо. Петлица кровоточила гвоздикой, под облегающим пиджаком угадывалась
рукоять ножа. И тут мы поняли, что ! идет их последняя карта!, что они ! хитры,
слепы и жестоки, как матерые звери в облаве!, и - !ДА Й МЫ ВОЛЮ СТРАХУ ИЛИ
СОСТРАДАНИЮ - ОНИ НАС УНИЧТОЖАТ!.
И тогда мы выхватили по увесистому револьверу (откуда-то во сне взялись
револьверы) И С НАСЛАЖДЕНИЕМ ПРИСТРЕЛИЛИ БОГОВ".
Следом шли две страницы из "Старшей Эдды" - кажется, из прорицания Вельвы. Они
были вырваны из какого-то подарочного издания: текст был напечатан крупным красным
шрифтом на мелованной бумаге, крайне неэкономно:
Ветер вздымает
до неба валы,
на сушу бросает их,
небо темнеет;
мчится буран,
и бесятся вихри;
это предвестья
кончины богов.
"Кончина богов" в последней строчке была отчеркнута ногтем. Текст на второй странице был таким же мрачно-многозначительным:
Но будет еще
сильнейший из всех.
имя его
назвать я не смею;
мало кто ведает,
что совершится
следом за битвой
Одина с Волком.
Все остальное было в том же духе. Большинство бумаг в папке так или иначе относилось к северному мифу. Самое мрачное впечатление на меня произвела черно-белая фотография немецкой подводной лодки "Нагльфар" - так в скандинавской мифологии назывался корабль бога Локи, сделанный из ногтей мертвецов. Для подлодки времен Второй мировой название было подходящим. Небритые и мосластые члены экипажа, улыбавшиеся с ее мостика, были вполне симпатичны на вид и напоминали подразделение современных "зеленых".
Чем ближе к концу папки, тем меньше пометок было на бумажных листах: словно у того,
кто перелистывал их, размышляя над собранными материалами, быстро увядал интерес, или,
как выразился в другом рассказе Борхес, "некое благородное нетерпение" мешало ему
долистать бумаги до конца. Но понты у парня были серьезные, особенно по меркам нашего
меркантильного времени ("век мечей и секир", как определял его один из подшитых отрывков, "время проклятого богатства и великого блуда"}.
Самым последним в папке лежал вырванный из школьной тетради лист бумаги в линейку,
спрятанный для сохранности в прозрачный пластиковый конверт. На листе было нечто вроде
дарственной надписи:
"Сашке на память.
Превращайся!
WOLF - FLOW !
Полковник Лебеденко".
Закрыв папку и положив ее назад под Монику, я продолжила осмотр. Меня уже не
удивило, когда рядом с музыкальной установкой обнаружилось несколько компакт-дисков с
разными исполнениями одной и той же оперы:
RICHARD WAGNER
DER RING DES NIBELUNGEN.
Gotterdammerung .
Следующим любопытным объектом, попавшимся мне на глаза, была толстая тетрадь
серого цвета. Она лежала на полу, между стеной и диваном - словно кто-то листал ее на ночь, заснул и выронил. На ее обложке было написано:
"Сов. Секретно
экз. № 9
Проект " Shitman "
из здания не выносить".
В ту минуту я совершенно не связала это странное название с историей сумасшедшего
шекспиро-веда, которую рассказал мне Павел Иванович. Мои мысли двинулись по иному
маршруту - я решила, что это очередное доказательство мощи американского культурного
влияния. Superman, Batman, еще пара похожих фильмов, и ум сам начинает клишировать
реальность по их подобию. Но, подумала я, что этому противопоставить? Проект "Говнюк"? Да разве захочет кто-нибудь корпеть над ним по ночам за небольшую зарплату. Из-за этого говнюка в плохом костюме и погибла советская империя. Человеческой душе нужна красивая обертка, а русская культура ее не предусматривает, называя такое положение дел духовностью. Отсюда и все беды...
Саму папку я не стала даже открывать. Секретные документы вызывали у меня
отвращение еще с советских времен: пользы никакой, а проблем может быть выше крыши, даже
если она фээсбэшная.
Мое внимание привлекли несколько странных графических работ, висевших на стенах, -
руны, выведенные то ли широкой кистью, то ли лапой. Чем-то они напоминали китайскую
каллиграфию - самые грубые и экспрессивные ее образцы. Между двумя такими рунами
висела ветвь омелы, что делалось ясно из подписи - по виду это была просто сухая
заостренная палка.
Любопытен был рисунок на ковре, изображавший битву львов с волками, - похоже,
копия римской мозаики. На единственной книжной полке стояли в основном массивные
альбомы ("The Splendour of Rome", "The New Revised History of the Russian Soul", "Origination of Species and Homosexuality" и попроще, про автомобили и оружие). Впрочем, я знала, что книги на таких полках вовсе не отражают вкусы хозяев, поскольку их подбирают дизайнеры интерьера.
Закончив осмотр, я подошла к стеклянной двери на крышу. Вид отсюда открывался
красивый. Внизу темнели дыры дореволюционных дворов, облагороженных реставрацией. Над
ними торчало несколько новых зданий фаллической архитектуры - их попытались ввести в
исторический ландшафт плавно и мягко, и в результате они казались навазелиненными. Дальше был Кремль, который величественно вздымал к облакам свои древние елдаки со вшитыми золотыми шарами.
Проклятая работа, как она исказила мое восприятие мира, подумала я. Впрочем, так ли уж исказила? Нам, лисам, все равно - мы идем по жизни стороной, как азиатский дождик. Но человеком
здесь быть трудно. Шаг в сторону от секретного национального гештальта, и эта страна тебя отымеет. Теорема, которую доказывает каждая отслеженная до конца судьба, сколько ни накидывай гламурных
покрывал на ежедневный праздник жизни. Я-то знаю, насмотрелась. Почему? Есть у меня
догадки,
но не буду поднимать эту тему. Наверно, не просто так здесь рождаются, ох, не просто так... И никто никому не в силах помочь. Не оттого ли московские закаты всегда вызывают во мне такую печаль?
- Классный вид отсюда, да?
Я обернулась. Он стоял у двери лифта, с плотно набитым пакетом в руке. На пакете была зеленая змея, обвившая медицинскую чашу.
- Йода не было, - сказал он озабоченно, - дали фуксидин. Сказали, то же самое,
только оранжевого цвета. Я думаю, нам даже лучше - будет не заметно рядом с хвостом...
Мне стало смешно, и я отвернулась к окну. Он подошел и остановился рядом. Некоторое
время мы молча глядели на город.
- Летом здесь красиво, - сказал он. - Поставишь Земфиру, смотришь и слушаешь: "До
свиданья, мой любимый город... я почти попала в хроники твои...". Хроник - это кто,
алкоголик или торчок?
- Не надо мне зубы заговаривать.
- Тебе вроде лучше?
- Я хочу домой, - сказала я.
- А...
Он кивнул на пакет.
- Не надо, спасибо. Вот принесут тебе раненого Щорса, будешь его лечить. Я пошла.
- Михалыч тебя довезет.
- Не нужен мне твой Михалыч, сама доеду. Я была уже у лифта.
- Когда я могу тебя увидеть? - спросил он.