доброжелатель. Истина - как раз такая картинка. Она перед глазами у всех, даже у бесхвостых обезьян. Но очень мало кто ее видит. Зато многие думают, что понимают ее. Это, конечно, чушь - в истине, как и в любви, нечего понимать. А принимают за нее обычно какую-нибудь умственную ветошь.
Однажды я обратила внимание на крохотный серый мешочек, висевший у Александра на
груди на такой же серой нитке. Я догадалась, что цвет был подобран в тон волчьей шерсти - чтобы мешочек не был виден, когда он превращался в волка. Но теперь, на черном, он был заметен. Я решила спросить его об этом вечером, когда он будет в благодушном настроении.
Он имел привычку выкуривать перед сном вонючую кубинскую сигару, Montecristo III
или Cohiba Siglo IV, я знала названия, потому что бегать за ними приходилось мне. Это было лучшее время для разговора. Если кто не знает, курение приводит к мозговому выбросу допамина - вещества, которое отвечает за ощущение благополучия: курильщик берет это благополучие в долг у своего будущего и превращает его в проблемы со здоровьем. Вечером мы устроились на пороге нашего жилища, и он закурил (дымить внутри я ему не разрешала). Дождавшись, когда сигара сгорит наполовину, я спросила:
- Слушай, а что у тебя в этом мешочке на груди?
- Крест, - сказал он.
- Крест? Ты носишь крест? Он кивнул.
- А зачем ты его прячешь? Ведь теперь можно.
- Можно-то можно, - сказал он. - Только он мне грудь прожигает, когда превращаюсь.
- Больно?
- Не то чтобы больно. Просто каждый раз паленой шерстью пахнет.
- Хочешь, я тебя мантрочке одной научу, - сказала я. - Тогда никакой крест тебе
ничего больше прожигать не будет.
- Ну вот еще. Стану я твои бесовские мантрочки читать, чтобы крест мне грудь не жег. Ты чего, не понимаешь, какой это грех будет?
Я поглядела на него с недоверием.
- Погоди-ка. Ты, может быть, и верующий?
- А то, - сказал он. - Конечно, верующий.
- В смысле православного культурного наследия? Или всерьез?
- Не понимаю такого противопоставления. Это ведь про нас в Священном Писании
сказано "Веруют и трепещут". Вот и я - верую и трепещу.
- Но ведь ты оборотень, Саша. Значит, по всем православным понятиям, тебе дорога
одна - в ад. Зачем, интересно, ты себе такую веру выбрал, по которой тебе в ад идти надо?
- Веру не выбирают, - сказал он угрюмо. - Как и родину.
- Но ведь религия нужна, чтобы дать надежду на спасение. На что же ты надеешься?
- Что Бог простит мне темные дела.
- И какие же у тебя темные дела?
- Известно какие. Образ Божий потерял. И ты вот...
Я чуть не задохнулась от негодования.
- Значит, ты считаешь меня не самым светлым и чистым, что есть в твоей волчьей
жизни, а, наоборот, темным делом, которое тебе искупать придется? Это меня? Тебе, волчина позорный?
Он пожал плечами.
- Я тебя люблю, ты знаешь. Дело не в тебе лично. Просто живем мы с тобой, того...
- Что - того?
Он выпустил клуб дыма.
- Во грехе...
Мой гнев моментально угас. Вместо этого мне стало так весело, как давно уже не было.
- Так, интересно, - сказала я, чувствуя, как по горлу поднимаются пузырьки смеха. -
Я, значит, твой грех, да?
- Не ты, - сказал он тихо, - а это... - Что?
- Хвостоблудие, - сказал он совсем тихо и опустил глаза.
Я укусила себя за губу. Я знала, что смеяться ни в коем случае нельзя - он делился со мной самым сокровенным. И я не засмеялась. Но усилие было таким, что из-за него на моем хвосте вполне мог появиться новый серебряный волосок. Он, значит, и термин придумал.
- Только не обижайся, - сказал он. - Я тебе честно все говорю, как чувствую. Хочешь, я врать буду. Только тогда ведь смысла не будет друг с другом говорить.
- Да, - сказала я, - ты прав. Просто все это как-то неожиданно.
Несколько минут мы молчали, глядя, как покачиваются под ветром верхушки
разросшихся зонти ков.
- И давно ты это... веруешь? - спросила я.
- Уже лет пять как.
- А я, если честно, думала, ты больше по нордическому пантеону. Фафнир там,
Нагльфар. Феирир, Локи. Сны Бальдра...
- Это все тоже, - смущенно улыбнулся он. - Только это внешнее, шелуха. Как бы
обрамление, эстетика. Ну, знаешь, как сфинксы на берегу Невы.
- И как же ты дошел до такой жизни?
- Я в юности Кастанедой увлекался. А потом прочел у него в одной из книг, что
осознание является пищей Орла. Орел - это какое-то мрачное подобие Бога, так я понял. Я
вообще-то не трус. Но от этого мне страшно стало... В общем, пришел к православию.
Несмотря на определенную двусмысленность ситуации. Я ведь тогда уже волком был, три года
как приняли в стаю. Тогда у нас стая еще была, полковник Лебеденко жив был...
Он махнул рукой.
- Осознание является пищей Орла? - переспросила я.
- Да, - сказал Александр. - В это верили маги древнего Юкатана.
Все-таки какой еще мальчишка, подумала я с нежностью.
- Глупый. Это не осознание является пищей Орла. Это Орел является пищей осознания.
- Какой именно Орел?
- Да любой. И маги древнего Юкатана тоже, вместе со всем своим бизнесом -
семинарами, workshop'ами, видеокассетами и пожилыми мужественными нагвалями. Все без
исключения является пищей осознания. В том числе я и ты.
- Это как? - спросил он.
Я взяла у него сигару и выпустила облако дыма.
- Видишь?
Он проследил взглядом за его эволюцией.
- Вижу, - сказал он.
- Осознаешь?
- Осознаю.
- Оборотень - как это облако. Живет, меняет форму, цвет, объем. Потом исчезает. Но
когда дым рассеивается, с осознанием ничего не происходит. В нем просто появляется что-то другое.
- А куда осознание идет после смерти?
- Ему нет надобности куда-то идти, - сказала я. - Вот ты разве идешь куда-то?
Сидишь, куришь. Так и оно.
- А как же рай и ад?
- Это кольца дыма. Осознание никуда не ходит. Наоборот, все, что куда-то идет, сразу становится его пищей. Вот как этот дым. Или как твои мысли.
- А чье это осознание? - спросил он.
- И это тоже является пищей осознания.
- Нет, ты вопрос не поняла. Чье оно?
- И это тоже, - терпеливо сказала я.
- Но ведь должен...
- И это, - перебила я.
- Так кто...
Тут до него, наконец, дошло - он взялся за подбородок и замолчал.
Все-таки объяснять такие вещи в отвлеченных терминах трудно. Запутаешься в словах: "В восприятии нет ни субъекта, ни объекта, а только чистое переживание трансцендентной природы, и таким переживанием является все - и физические объекты, и ментальные конструкты, к числу которых относятся идеи воспринимаемого объекта и воспринимающего субъекта..." Уже после третьего слова непонятно, о чем речь. А на примере просто - пыхнул пару раз дымом, и все. Он вот понял. Или почти понял.
- Что же это все, по-твоему, вокруг? - спросил он, забирая у меня сигару. - Как в
"Матрице"?
- Почти, но не совсем.
- А в чем разница?
- В "Матрице" есть объективная реальность - загородный амбар с телами людей,
которым все это снится. Иначе портфельные инвесторы не дали бы денег на фильм, они за этим следят строго. А на самом деле все как в "Матрице", только без этого амбара.
- Это как?
- Сон есть, а тех, кому он снится - нет. То есть они тоже элемент сна. Некоторые
говорят, что сон снится сам себе. Но в строгом смысле "себя" там нет.
- Не понимаю.
- В "Матрице" все были подключены через провода к чему-то реальному. А на самом
деле все как бы подключены через GPRS, только то, к чему они подключены, - такой же глюк, как и они сами. Глюк длится только до тех пор, пока продолжается подключение. Но когда оно кончается, не остается никакого hardware, которое могли бы описать судебные исполнители. И никакого трупа, чтобы его похоронить.
- Вот тут ты не права. Это как раз бывает сплошь и рядом, - сказал он убежденно.
- Знаешь, как сказано - пусть виртуальные хоронят своих виртуалов. Погребающие и
погребаемые реальны только друг относительно друга.
- Как такое может быть? Я пожала плечами.
- Погляди вокруг.
Он некоторое время молчал, размышляя. Потом хмуро кивнул.
- Жаль, не было тебя рядом, чтобы объяснить. А теперь уж чего... Жизнь сделана.
- Да, попал ты, бедолага, - вздохнула я. - Двигай теперь точку сборки в позицию
стяжания Святаго Духа.
- Смеешься? - спросил он. - Смейся, рыжая, смейся. Глупо, я не спорю. А ты сама в
Бога веришь?
Я даже растерялась.
- Веришь? - повторил он.
- Лисы уважают религию Адонаи, - ответила я дипломатично.
- Уважают - это не то. Ты можешь сказать, веришь ты или нет?
- У лис своя вера.
- И во что они верят?
- В сверхоборотня.
- Про которого лорд Крикет говорил?
- Лорд Крикет только звон слышал. И то недолго. Он о сверхоборотне не имел никакого
понятия.
- А кто это - сверхоборотень?
- Существует несколько уровней понимания. На самом примитивном это мессия,
который придет и объяснит оборотням самое главное. Такая интерпретация навеяна
человеческой религией, и главный профанический символ, который ей соответствует, тоже взят у людей.
- А что это за главный профанический символ?
- Перевернутая пятиконечная звезда. Люди ее неправильно понимают. Вписывают в нее
козлиную голову, так что сверху получаются рога. Им лишь бы черта во всем увидеть, кроме
зеркала и телевизора.
- А что эта звезда значит на самом деле?
- Это лисье распятие. Типа как андреевский крест с перекладиной для хвоста. Распинать, конечно, мы никого не собираемся, не люди. Здесь имеется в виду символическое искупление лисьих грехов, главный из которых - неведение.
- И как сверхоборотень искупит лисьи грехи?
- Он передаст лисам Священную Книгу Оборотня.
- Что это за книга?
- Как считается, в ней будет раскрыта главная тайна оборотней. Каждый оборотень,
который ее прочитает, сумеет пять раз понять эту тайну.
- А как эта книга будет называться?
- Я не знаю. И никто не знает. Говорят, что ее названием будет магическое
заклинание-пента-грамматон, уничтожающее все препятствия. Но это просто легенды. У
понятия "сверхоборотень" есть истинный смысл, который не имеет никакого отношения ко