Смекни!
smekni.com

Стихотворения (стр. 10 из 16)

Нос его короткий станет клювом.

8.III.13

СВЯТОГОР

В чистом поле, у камня Ал`атыря,

Будит конь Святогора-бог`атыря:

Грудью пал на колчан Святогор.

Ворон по полю плавает, каркая.

Свет-заря помутилася жаркая.

Месяц встал на полночный дозор.

(*357)

Ой, не спит Святогор,- притворяется!

Конь легонько копытом касается

До плеча в золоченой резьбе:

"Я ль не сытый пшеницею яровой?

Я ль не крытый попоною жаровой?

Мне ль Ивана носить на себе?"

В чистом поле, у камня Ал`атыря,

Светит месяц по шлему бог`атыря:

Принял божию смерть Святогор.

Конь вздыхает, ревет по-звериному:

Он служил господину единому!

А Иван распахнул бел шатер:

Он ползет по росе, подкрадается,

Он татарином диким гоняется,

Он за гриву хватает коня.

Ночь за ночью идет, ворон каркает,

Ветром конь вкруг Ал`атыря шаркает,

Стременами пустыми звеня.

Анакапри, 8.III.13

ЗАВЕТ СААДИ

Будь щедрым, как пальма. А если не можешь, то будь

Стволом кипариса, прямым и простым - благородным.

Трапезонд, VI.13

ДЕДУШКА

Дедушка ест грушу на лежанке,

Деснами кусает спелый плод.

Поднял плеч костлявые останки

И втянул в них череп, как урод.

(*358)

Глазки - что коринки, со звериной

Пустотой и грустью. Все забыл.

Уж запасся гробовой холстиной,

Но к еде - какой-то лютый пыл.

Чует: отовсюду обступила,

Смотрит на лежанку, на кровать

Ждущая, томительная Сила...

И спешит, спешит он - дожевать.

19.VIII.13

МАЧЕХА

У меня, сироты, была мачеха злая.

В избу пустую ночью пришла я:

В темные лесы гнала меня мати

Жито сырое молоть, просевати.

Много смолола я - куры не пели,

Слышу - дверные крюки заскрипели,

Глянула - вижу железные роги,

Черную Мати, косматые ноги.

Брала меня Мати за правую руку,

Вела меня Мати к венцу да на муку,

За темные лесы, за синие боры,

За быстрые реки, за белые горы.

Ой, да я лесы прошла со свечами,

В плынь я плыла по рекам со слезами,

В трубы по белым горам я трубила:

Слушайте, людя, кого я любила!

20.VIII.13

(*359)

ОТРАВА

Свекровь-госпожа в терему до полден заспалась:

Спи, р`одная, спи, я одна, молода, убралась!

Серьгу и кольцо я в бору колдуну отдала,

Питье на меду да на сладком корню развела.

И черен и смолен зеленый за теремом бор.

Сынок твой воротится, сыщет под лавкой топор:

"Сынок, не буди меня: клонит старуху ко сну.

Сруби мне два дерева - ель да рудую сосну".

- Ин, ель на постель, а сосну?- "А ее на кровать:

На бархате смольном в гробу золотом почивать,

На хвое примятой княгиню положите вы,

С болотною мятой округ восковой головы..."

Уж как же я буду за церковью выть, голосить!

Уж как же я выйду наране покосы косить!

В коралл, в костенику я косы свои уберу,

Шальною и дикой завьюсь, замотаюсь в бору!

20.VIII.13

МУШКЕТ

Видел сон Мушкет:

Видел он азовские подолья,

На бурьяне, на татарках - алый цвет,

А в бурьяне - ржавых копий колья.

Черт повил в жгуты,

Засушил в крови казачьи чубы.

Эх, Мушкет! А что же делал ты?

Видишь ли оскаленные зубы?

Твой крестовый брат

В Цареграде был посажен на кол.

Брат зовет Мушкета в Цареград -

И Мушкет проснулся и заплакал.

(*360)

Встал, жену убил,

Сонных зарубил своих малюток,

И пошел в туретчину, и был

В Цареграде через сорок суток.

И турецкий хан

Отрубил ему башку седую,

И швырнули ту башку в лиман,

И плыла она, качаясь, в даль морскую.

И глядела в высь,-

К господу глаза ее глядели.

И господь ответил: "Не журись,

Не тужи, Мушкет,- попы тебя отпели".

VIII.13

ВЕНЕЦИЯ

Восемь лет в Венеции я не был...

Всякий раз, когда вокзал минуешь

И на пристань выйдешь, удивляет

Тишина Венеции, пьянеешь

От морского воздуха каналов.

Эти лодки, барки, маслянистый

Блеск воды, огнями озаренной,

А за нею низкий ряд фасадов

Как бы из слоновой грязной кости,

А над ними синий южный вечер,

Мокрый и ненастный, но налитый

Синевою мягкою, лиловой,-

Радостно все это было видеть!

Восемь лет... Я спал в давно знакомой

Низкой, старой комнате, под белым

Потолком, расписанным цветами.

Утром слышу,- колокол: и звонко

И певуче, но не к нам взывает

Этот чистый одинокий голос,

(*361)

Голос давней жизни, от которой

Только красота одна осталась!

Утром косо розовое солнце

Заглянуло в УЗКИЙ переулок,

Озаряя отблеском от дома,

От стены напротив - и опять я

Радостную близость моря, воли

Ощутил, увидевши над крышей,

Над бельем, что по ветру трепалось,

Облаков сиреневые клочья

В жидком, влажно-бирюзовом небе.

А потом на крышу прибежала

И белье снимала, напевая,

Девушка с раскрытой головою,

Стройная и тонкая... Я вспомнил

Капри, Грациэллу Ламартина...

Восемь лет назад я был моложе,

Но не сердцем, нет, совсем не сердцем!

В полдень, возле Марка, что казался

Патриархом Сирии и Смирны,

Солнце, улыбаясь в светлой дымке,

Перламутром розовым слепило.

Солнце пригревало стены Дожей,

Площадь и воркующих, кипящих

Сизых голубей, клевавших зерна

Под ногами щедрых форестьеров.

Все блестело - шляпы, обувь, трости,

Щурились глаза, сверкали зубы,

Женщины, весну напоминая

Светлыми нарядами, раскрыли

Шелковые зонтики, чтоб шелком

Озаряло лица... В галерее

Я сидел, спросил газету, кофе

И о чем-то думал... Тот, кто молод,

Знает, что он любит. Мы не знаем -

Целый мир мы любим... И далеко,

За каналы, за лежавший плоско

И сиявший в тусклом блеске город,

За лагуны Адрии зеленой,

В голубой простор глядел крылатый

(*362)

Лев с колонны. В ясную погоду

Он на юге видит Апеннины,

А на сизом севере - тройные

Волны Альп, мерцающих над синью

Платиной горбов своих ледяных...

Вечером - туман, молочно-серый,

Дымный, непроглядный. И пушисто

Зеленеют в нем огни, столбами

Фонари отбрасывают тени.

Траурно Большой канал чернеет

В россыпи огней, туманно-красных,

Марк тяжел и древен. В переулках -

Слякоть, грязь. Идут посередине,-

В опере как будто. Сладко пахнут

Крепкие сигары. И уютно

В светлых галереях - ярко блещут

Их кафе, витрины. Англичане

Покупают кружево и книжки

С толстыми шершавыми листами,

В переплетах с золоченой вязью,

С грубыми застежками... За мною

Девочка пристряла - все касалась

До плеча рукою, улыбаясь

Жалостно и робко: "Mi d'un soldo!"1

Долго я сидел потом в таверне,

Долго вспоминал ее прелестный

Жаркий взгляд, лучистые ресницы

И лохмотья... Может быть, арабка?

Ночью, в час, я вышел. Очень сыро,

Но тепло и мягко. На пьяцетте

Камни мокры. Нежно пахнет морем,

Холодно и сыро вонью скользких

Темных переулков, от канала -

Свежестью арбуза. В светлом небе

Над пьяцеттой, против папских статуй

На фасаде церкви - бледный месяц:

(*363)

То сияет, то за дымом тает,

За осенней мглой, бегущей с моря.

"Не заснул, Энрико?" - Он беззвучно,

Медленно на лунный свет выводит

Длинный черный катафалк гондолы,

Чуть склоняет стан - и вырастает,

Стоя на корме ее... Мы долго

Плыли в узких коридорах улиц,

Между стен высоких и тяжелых...

В этих коридорах - баржи с лесом,

Барки с солью: стали и ночуют.

Под стенами - сваи и ступени,

В плесени и слизи. Сверху - небо,

Лента неба в мелких бледных звездах...

В полночь спит Венеция,- быть может,

Лишь в притонах для воров и пьяниц,

За вокзалом, светят щели в ставнях,

И за ними глухо слышны крики,

Буйный хохот, споры и удары

По столам и столикам, залитым

Марсалой и вермутом... Есть прелесть

В этой поздней, в этой чадной жизни

Пьяниц, проституток и матросов!

"Но amato, amo, Desdemona"2,-

Говорит Энрико, напевая,

И, быть может, слышит эту песню

Кто-нибудь вот в этом темном доме -

Та душа, что любит... За оградой

Вижу садик; в чистом небосклоне -

Голые, прозрачные деревья,

И стеклом блестят они, и пахнет

Сад вином и медом... Этот винный

Запах листьев тоньше, чем весенний!

Молодость груба, жадна, ревнива,

Молодость не знает счастья - видеть

Слезы на ресницах Дездемоны,

Любящей другого...

(*364)

Вот и светлый

Выход в небо, в лунный блеск и воды!

Здравствуй, небо, здравствуй, ясный месяц,

Перелив зеркальных вод и тонкий

Голубой туман, в котором сказкой

Кажутся вдали дома и церкви!

Здравствуйте, полночные просторы

Золотого млеющего взморья

И огни чуть видного экспресса,

Золотой бегущие цепочкой

По лагунам к югу!

30.V111.13

1 "Дай мне сольдо!" (итал.)

2 "Я любил, люблю, Дездемона" (итал.).

* * *

Теплой ночью, горною тропинкой,

Я иду в оливковом лесу.

Вижу в небе белый, ясный месяц,

В сердце радость мирную несу.

Свет и тень по мне проходят сетью.

Редкий лес похож на серый сад.

Над горой далекой и высокой

Две звезды полночные лежат.

Вот и дома. Белый, ясный месяц -

Против белой мазанки моей.

И всю ночь хрустальными ручьями

Звон цикад журчит среди камней.

4.IХ.13

МОГИЛЬНАЯ ПЛИТА

Опять знакомый дом...

Огарев.

Могильная плита, железная доска,

В густой траве врастающая в землю,-

И мне печаль могил понятна и близка,

И я родным преданьям внемлю.

(*365)

И я "люблю людей, которых больше нет",

Любовью всепрощающей, сыновней.

Последний их побег, я не забыл их след

Под старой, обветшалою часовней.

Я молодым себя, в своем простом быту,

На бедном их погосте вспоминаю.

Последний их побег, под эту же плиту

Приду я лечь - и тихо лягу - с краю.

6.IX.13

ПОСЛЕ ОБЕДА

Сквозь редкий сад шумит в тумане море -

И тянет влажным холодом в окно.

Сирена на туманном косогоре

Мычит и мрачно и темно.

Лишь гимназистка с толстыми косами

Одна не спит,- одна живет иным,

Хватая жадно синими глазами