Идут года, текут века -
Вот как река, как облака.
Поет о том, что все обман,
Что лишь на миг судьбою дан
И отчий дом, и милый друг,
И круг детей, и внуков круг,
Да вечен только мертвых сон,
Да божий храм, да крест, да он.
12.IX.22
Амбуаз
СИРИУС
Где ты, звезда моя заветная,
Венец небесной красоты?
Очарованье безответное
Снегов и лунной высоты?
Где молодость, простая, чистая,
В кругу любимом и родном,
И старый дом, и ель смолистая
В сугробе белом под окном?
Пылай, играй стоцветной силою,
Неугасимая звезда,
Над дальнею моей могилою.
Забытой богом навсегда!
22.VIII.22
ВСТРЕЧА
Ты на плече, рукою обнаженной.
От зноя темной и худой,
Несешь кувшин из глины обожженной,
Наполненный тяжелою водой.
С нагих холмов, где стелются сухие
Седые злаки и полынь,
Глядишь в простор туманной Кумании.
В морскую вечереющую синь.
Все та же ты, как в сказочные годы!
Все те же губы, тот же взгляд,
Исполненный и рабства и свободы,
Умерший на земле уже стократ.
Все тот же зной и дикий запах лука
В телесном запахе твоем,
И та же мучит сладостная мука, -
Бесплодное томление о нем.
Через века найду в пустой могиле
Твой крест серебряный, и вновь,
Вновь оживет мечта о древней были.
Моя неутоленная любовь,
И будет вновь в морской вечерней сини.
В ее задумчивой дали,
Все тот же зов, печаль времен, пустыни
И красота полуденной земли.
12.Х.22
МОРФЕЙ
Прекрасен твой венок из огненного мака,
Мой Гость таинственный, жилец земного мрака.
Как бледен смуглый лик, как долог грустный взор,
Глядящий на меня и кротко и в упор,
Как страшен смертному безгласный час Морфея!
Но сказочно цветет, во мраке пламенея,
Божественный венок, и к радостной стране
Уводит он меня, где все доступно мне,
Где нет преград земных моим надеждам вешним.
Где снюсь я сам себе далеким и нездешним,
Где не дивит ничто - ни даже ласки той,
С кем бог нас разделил могильною чертой.
26.VII.22
РАДУГА
Свод радуги - творца благоволенье,
Он сочетает воздух, влагу, свет -
Все, без чего для мира жизни нет.
Он в черной туче дивное виденье
Являет нам. Лишь избранный творцом,
Исполненный господней благодати, -
Как радуга, что блещет лишь в закате, -
Зажжется пред концом.
15.VII.22
x x x
"Опять холодные седые небеса,
Пустынные поля, набитые дороги,
На рыжие ковры похожие леса,
И тройка у крыльца, и слуги на пороге..."
Ах, старая наивная тетрадь!
Как смел я в те года гневить печалью бога?
Уж больше не писать мне этого "опять"
Перед счастливою осеннею дорогой!
7.VI.23
ДОЧЬ
Все снится: дочь есть у меня,
И вот я, с нежностью, с тоской,
Дождался радостного дня,
Когда ее к венцу убрали,
И сам, неловкою рукой,
Поправил газ ее вуали.
Глядеть на чистое чело,
На робкий блеск невинных глаз
Не по себе мне, тяжело.
Но все ж бледнею я от счастья.
Крестя ее в последний раз
На это женское причастье.
Что снится мне потом? Потом
Она уж с ним, - как страшен он! -
Потом мой опустевший дом -
И чувством молодости странной.
Как будто после похорон,
Кончается мой сон туманный.
7.VI.23
x x x
Льет без конца. В лесу туман.
Качают елки головою:
"Ах, боже мой!" - лес точно пьян,
Пресыщен влагой дождевою.
В сторожке темной у окна
Сидит и ложкой бьет ребенок.
Мать на печи, - все спит она,
В сырых сенях мычит теленок.
В сторожке грусть, мушиный гуд...
- Зачем в лесу звенит овсянка,
Грибы растут, цветы цветут
И травы ярки, как медянка?
- Зачем под мерный шум дождя,
Томясь всем миром и сторожкой.
Большеголовое дитя
Долбит о подоконник ложкой?
Мычит теленок, как немой,
И клонят горестные елки
Свои зеленые иголки:
"Ах, боже мой! Ах, боже мой!"
10.V.23
x x x
Одно лишь небо, светлое, ночное,
Да ясный круг луны
Глядит всю ночь в отверстие пустое,
В руину сей стены.
А по ночам тут жутко и тревожно,
Ночные корабли
Свой держат путь с молитвой осторожной
Далеко от земли.
Свежо тут ветер дует из простора
Сарматских диких мест.
И буйный шум, подобный шуму бора.
Всю ночь стоит окрест:
То Понт кипит, в песках могилы роет,
Ярится при луне -
И волосы утопленников моет.
Влача их по волне.
10.VI.23
x x x
Уж как на море, на море,
На синем камени.
Наган краса сидит,
Белые ноги в волне студит,
Зазывает с пути корабельщиков:
"Корабельщики, корабельщики!
Что вы по свету ходите,
Понапрасну ищете
Самоцветного яхонта-жемчуга?
Есть одна в море жемчужина -
Моя краса,
Уста жаркие,
Груди холодные,
Ноги легкие,
Лядвии тяжелые!
Есть одна утеха не постылая -
На руке моей спать-почивать.
Слушать песни мои унывные!"
Корабельщики плывут, не слушают,
А на сердце тоска-печаль,
На глазах слезы горючие.
Ту тоску не заспать, не забыть
Ни в пути, ни в пристани.
Но отдумать довеку.
10.V.23
ДРЕВНИЙ ОБРАЗ
Она стоит в серебряном венце,
С закрытыми глазами. Ни кровинки
Нет в голубом младенческом лице,
И ручки - как иссохшие тростинки.
За нею кипарисы на холмах,
Небесный град, лепящийся к утесу,
Под ним же Смерть: на корточках, впотьмах,
Оскалив череп, точит косу.
Но ангелы ликуют в вышине:
Бессильны, Смерть, твои угрозы!
И облака в предутреннем огне
Цветут и округляются, как розы.
1924
x x x
Уныние и сумрачность зимы,
Пустыня неприветливых предгорий,
В багряной смушке дальние холмы,
А там, за ними, - чувствуется - море.
Там хлябь и мгла. Угадываю их
По свежести, оттуда доходящей,
По туче, в космах мертвенно-седых,
Вдоль тех хребтов плывущей и дымящей.
Гляжу вокруг, остановив коня,
И древний человек во мне тоскует:
Как жаждет сердце крова и огня,
Когда в горах вечерний ветер дует!
Но отчего так тянет то, что там?
- О море! Мглой и хлябью довременной
Ты все-таки родней и ближе нам,
Чем радости всей этой жизни бренной!
1925
x x x
Только камни, пески, да нагие холмы,
Да сквозь тучи летящая в небе луна, -
Для кого эта ночь? Только ветер, да мы,
Да крутая и злая морская волна.
Но и ветер - зачем он так мечет ее?
И она - отчего столько ярости в ней?
Ты покрепче прижмись ко мне, сердце мое!
Ты мне собственной жизни милей и родней.
Я и нашей любви никогда не пойму:
Для чего и куда увела она прочь
Нас с тобой ото всех в эту буйную ночь?
Но господь так велел - и я верю ему.
1926
x x x
Маргарита прокралась в светелку,
Маргарита огня не зажгла,
Заплетая при месяце косы,
В сердце страшную мысль берегла.
Собиралась рыдать и молиться,
Да на миг на постель прилегла
И заснула. - На спящую Дьявол
До рассвета глядел иа угла.
На рассвете он встал: "Маргарита,
Дорогое дитя, покраснел,
Скрылся месяц за синие горы,
И петух на деревне пропел, -
Поднимись и молись, Маргарита,
Ниц пади и оплачь свой удел:
Я недаром с такою тоскою
На тебя до рассвета глядел!"
Что ж ты, Гретхен, так неторопливо
Под орган вступила в двери храма?
Что ж, под гром органа, так невинно
Так спокойно? Вот уж скоро полдень,
Солнца луч все жарче блещет в купол:
Колокольчик зазвенит навстречу
Жениху небесному, - о Гретхен,
Что ж ты не бледнеешь, не рыдаешь,
Неневестной Лилии подобна?
Бог прощает многое - ужели
Любящим, как ты, он все прощает?
1926
СВЕТ
Ни пустоты, ни тьмы нам не дано:
Есть всюду свет, предвечный и безликий...
Вот полночь. Мрак. Молчанье базилики,
Ты приглядись: там не совсем темно,
В бездонном, черном своде над тобою,
Там на стене есть узкое окно,
Далекое, чуть видное, слепое,
Мерцающее тайною во храм
Из ночи в ночь одиннадцать столетий...
А вкруг тебя? Ты чувствуешь ли эти
Кресты по скользким каменным полам,
Гробы святых, почиющих под спудом,
И страшное молчание тех мест,
Исполненных неизреченным чудом,
Где черный запрестольный крест
Воздвиг свои тяжелые объятья,
Где таинство сыновнего распятья
Сам бог-отец незримо сторожит?
Есть некий свет, что тьма не сокрушит.
1927
РАЗЛУКА
Бледна приморская страна,
Луною озаренная.
Низка луна, ярка волна,
По гребням позлащенная.
Волна дробится вдалеке
Чеканного кольчугою.
Моряк печальный на песке
Сидит с своей подругою.
Полночная луна глядит
И думает со скукою:
"В который раз он тут сидит,
Целуясь пред разлукою?"
И впрямь: идут, бегут века,
Сменяют поколения --
Моряк сидит! В глазах тоска,
Блаженное мучение...
1927
НОЧНАЯ ПРОГУЛКА
Смотрит луна на поляны лесные
И на руины собора сквозные.
В мертвом аббатстве два желтых скелета
Бродят в недвижности лунного света:
Дама и рыцарь, склонившийся к даме
(Череп безносый и череп безглазый):
"Это сближает нас - то, что мы с вами
Оба скончались от Черной Заразы.
Я из десятого века, - решаюсь
Полюбопытствовать: вы из какого?"
И отвечает она, оскаляясь:
"Ах, как вы молоды! Я из шестого".
1947
NEL MEZZO DEL CAMIN DI NOSTRA VITA
Дни близ Неаполя в апреле,
Когда так холоден и сыр,
Так сладок сердцу божий мир...
Сады в долинах розовели,
В них голубой стоял туман,
Селенья черные молчали,
Ракиты серые торчали,
Вдыхая в полусне дурман
Земли разрытой и навоза...
Таилась хмурая угроза
В дымящемся густом руне,
Каким в горах спускались тучи
На их синеющие кручи...
Дни, вечно памятные мне!
1947
НОЧЬ
Ледяная ночь, мистраль
(Он еще не стих).
Вижу в окна блеск и даль
Гор, холмов нагих.
Золотой недвижный свет
До постели лег.
Никого в подлунной нет,
Только я да бог.
Знает только он мою
Мертвую печаль,
Ту, что я от всех таю...
Холод, блеск, мистраль.