- Отец не желает вас видеть. Она же, как вам изве-стно, в отсутствии.
Это был тот гимназист, что так бешено носился в ту осень с Волчком вверх и вниз по лестнице. Теперь пе-редо мной стоял мрачный, очень смуглый юноша в белой косоворотке офицерского образца, в высоких сапогах, с пробивающимися чёрными усами, с непреклонно злоб-ным взглядом маленьких чёрных глаз, от смуглости мала-хитово-бледный.
- Уходите, пожалуйста, - прибавил он тихо, и видно было, как под косовороткой бьётся его сердце.
И всё-таки всю зиму, каждый день, я упорно ждал от неё письма - не мог поверить, что она оказалась столь ка-менно жестокой.
XXXI
Весной того же года я узнал, что она приехала домой с воспалением лёгких и в неделю умерла. Узнала и то, что это была её воля - чтобы скрывали от меня её смерть возможно дольше.
У меня сохранилась до сих пор та тетрадь в коричневом сафьяне, что она купила мне в подарок из своего первого месячного жалованья: в день, может быть, самый трогательный за всю её жизнь... На заглавном листе этой тетради ещё можно прочесть те немногие слова, что она написала, даря её мне, - с двумя ошибками, сделанными от волнения, поспешности, застенчивости...
Недавно я видел её во сне - единственный раз за всю свою долгую жизнь без неё. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общей общеё жизни и общей молодости, но в лице её уже была прелесть увядшей красоты. Она была худа, на неё было что-то похожее на траур. Я видел её смутно, но с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда.
1927-1929. 1933
Приморские Альпы.