В июне Ролли стал торговать наркотиками.
Он занялся этим, прямо скажем, без особого энтузиазма. По мере того как Ролли втягивался в незаконные махинации, он все явственнее ощущал, что эта трясина против собственной воли засасывает его, грозя в случае провала - этот кошмар не давал ему покоя - арестом и возвращением в тюрьму на более долгий срок. Другие - те, у кого раньше не было судимости, - несмотря на причастность к тем же махинациям, рисковали меньше его. Если их поймают, то судить будут как впервые провинившихся. Ролли же будет считаться закоренелым преступником.
Всевозрастающий страх и был причиной того, что Ролли выглядел таким мрачным и озабоченным, когда в тот июньский вечер у него на квартире снимали эпизод для "Автосити". Леонард Уингейт почувствовал, что Ролли гложет тревога, но не стал выяснять, в чем дело.
А Ролли к этому времени понял еще кое-что: оказывается, легче войти в преступный круг, чем из него выйти. Громила Руфи ясно дал ему это понять, когда Ролли отказался доставлять на завод марихуану и ЛСД и распространять наркотики.
Несколько месяцев назад они очутились рядом в уборной, и Громила Руфи прозрачно намекнул Ролли, что его хотят привлечь к участию в некоторых операциях. А теперь, когда намек превратился в реальное предложение, Ролли понял, что Громила Руфи замешан почти во всех темных аферах на заводе.
- Не нужно мне ни крошки от этого пирога, - заявил Ролли, когда речь зашла о торговле наркотиками. - Цепляй кого другого, слышь?
Был обеденный перерыв; они разговаривали неподалеку от конвейера, за кучей ящиков с автомобильными деталями, укрытые от посторонних взглядов.
- Ты даже провонял от страха, - буркнул Громила Руфи.
- Может, и так.
- Босс не любит пугливых кошек. Они ему на нервы действуют.
Ролли благоразумно воздержался от вопроса, кто такой босс. Ясно было одно: босс существует - скорей всего где-то за пределами завода, - как ясно и то, что существует некая организация, в чем Ролли недавно мог убедиться.
Как-то вечером после смены ему и полудюжине других рабочих было
велено не уходить с завода. Их предупредили заранее, чтоб они по одному, незаметно, собирались на площадке для утиля и металлолома. Когда они пришли, там уже стоял грузовик, а рядом громоздились ящики и коробки, которые надо было на него погрузить. Ролли сразу бросилось в глаза, что грузят совсем не лом, а новое оборудование, которым никто еще даже и не пользовался.
В коробках лежали шины, радиоприемники, кондиционеры, а на ящиках, которые приходилось поднимать с помощью лебедки, значилось: "коробка передач".
Как только первый грузовик отъехал, появился второй - погрузка
продолжалась в открытую, три часа подряд, при ярком свете, так как было уже темно. Только в самом конце Громила Руфи, который несколько раз то появлялся, то исчезал, стал нервно оглядываться по сторонам и подгонять их. Грузчики заработали быстрее, наконец отъехала и вторая машина, и все пошли домой.
Ролли заплатили двести долларов за три часа работы по погрузке явно ворованного добра. Не вызывало сомнения и то, что за кулисами действовала достаточно мощная и влиятельная организация и ей пришлось изрядно раскошелиться, чтобы грузовики могли беспрепятственно въехать на территорию завода и покинуть ее. Со временем Ролли узнал, что коробки передач и другие агрегаты можно дешево купить в некоторых автомобильных магазинах в пригородах Детройта и Кливленда и что это была лишь одна из многих операций, проведенных на площадке для утиля и металлолома.
- Теперь, по-моему, ты уже крепко влип - слишком много знаешь, -
сказал Громила Руфи, когда они с Ролли разговаривали за баррикадой из металлических ящиков. - И если босс поймет, что ты не с нами, он начнет нервничать и может устроить тебе маленький концерт на автомобильной стоянке.
Ролли понял намек. Последнее время на огромных автомобильных стоянках для служащих компании то и дело вспыхивали такие драки и поножовщина, что даже охранники не отваживались появляться там в одиночку. Как раз накануне одного молодого рабочего-негра избили и ограбили - причем избили так жестоко, что теперь он лежал в больнице и никто не мог поручиться, выживет ли он.
Вспомнив об этом, Ролли вздрогнул. А Громила Руфи ухмыльнулся и
сплюнул на пол.
- М-да, дружище, на твоем месте я б хорошенечко подумал.
Кончилось дело тем, что Ролли подключился к торговле наркотиками, - частично под воздействием угроз Громилы Руфи, а еще из-за отчаянной нужды в деньгах. После второй "подсечки" в июне вступила в силу программа экономии Леонарда Уингейта, в результате которой у Ролли и Мэй-Лу каждую неделю оставалось ровно столько, чтобы кое-как просуществовать: все уходило на выплату долгов.
Собственно, торговать наркотиками оказалось довольно просто, и Ролли даже начал подумывать, стоило ли так уж тревожиться и волноваться. К счастью, он имел дело только с марихуаной и ЛСД, а не с героином, что куда опаснее. Героин все-таки поступал на завод, и Ролли знал рабочих, которые к нему пристрастились. Но "героинщики" - люди ненадежные, их легко поймать с поличным; при первом же допросе они могут расколоться и назвать поставщика.
Ну, а на торговлю марихуаной смотрели сквозь пальцы. ФБР и местная полиция конфиденциально сообщили администрации, что будут расследовать дела, связанные с марихуаной, лишь в том случае, если у кого-то на руках окажется свыше фунта этого наркотика. Все объяснялось очень просто: не хватало полицейских для расследования. Поскольку эта информация, несмотря ни на что, просочилась, Ролли и связанные с ним люди тщательно следили за тем, чтобы не проносить на завод больших количеств марихуаны.
Даже Ролли был поражен, узнав, сколько людей курят марихуану. Он
обнаружил, что больше половины рабочих выкуривают по две-три закрутки в день, причем многие утверждали, что только благодаря наркотику им удается справляться с ритмом работы на конвейере. "Боже праведный! - как-то в разговоре с Ролли воскликнул один его постоянный клиент. - Да разве выдержишь без наркотиков эту крысиную гонку?" Достаточно выкурить половину закрутки, сказал он, чтобы получить заряд на несколько часов.
Ролли слышал также, как другой рабочий сказал мастеру,
предостерегавшему его от курения марихуаны. "Если вышвырнуть отсюда всех, кто покуривает, то некому будет делать автомобили".
Торговля наркотиками имела для Ролли еще одно последствие: он мог теперь расплачиваться с ростовщиками, и у него оставалось еще немного денег, чтобы купить марихуаны и для себя Он и сам почувствовал, что, приняв наркотик, легче выдержать день на конвейере, да и работа спорится лучше.
А Ролли справлялся с работой, и Фрэнк Паркленд был неизменно доволен им - побочные дела отнимали у него не так уж много времени.
Поскольку положение он занимал самое рядовое, то, пока в течение
четырех недель шло переоборудование цехов в связи с переходом на выпуск "Ориона", его на две недели уволили, а затем, как только первые машины поползли с конвейера, снова взяли на работу.
Ролли очень понравился "Орион". Вернувшись домой после первого дня сборки новой машины, он сказал Мэй-Лу: "Лакомая штучка на колесах". И, видно, до того возбудился, что добавил: "Сегодня мы с тобой тоже полакомимся". В ответ Мэй-Лу захихикала, а Ролли все думал о колесах и о том, как бы купить себе "Орион".
Казалось, все шло хорошо, и на какое-то время Ролли почти забыл о своем любимом изречении: "Ничто не вечно!" Но ненадолго: уже в последнюю неделю августа ему снова пришлось вспомнить об этом.
Весть от Громилы Руфи дошла до Найта через складского рабочего
Папочку Лестера. Завтра вечером кое-что затевается. По окончании смены Ролли должен остаться на заводе. До тех пор он получит дополнительные инструкции.
Ролли зевнул Папочке прямо в лицо:
- Посмотрю, что там у меня записано в календаре, дружище.
- Хоть ты и прыткий, - бросил Папочка, - только мне мозги не крути. Ты должен быть завтра на месте - и точка.
Ролли знал, что не посмеет ослушаться, и, поскольку недавняя авантюра на площадке утиля и металлолома принесла ему две сотни долларов, он решил, что и завтра будет то же самое. Однако инструкции, которые он получил на другой день за полчаса до окончания работы, оказались совсем иными. Ролли, сказал ему Папочка, велено поболтаться в цеху, пока не начнется вечерняя смена, а затем подойти к раздевалке, где соберутся и остальные, включая Папочку и Громилу Руфи.
И вот когда сирена возвестила окончание смены, Ролли не бросился как угорелый к выходу на автомобильные стоянки и остановки автобусов, а неторопливо направился к автомату выпить бутылку кока-колы. Это заняло у него больше времени, чем всегда: на стыке смен автоматы выключаются, из них вынимают деньги, - вот и сейчас этим занимались двое служащих фирмы. Ролли стоял и смотрел, как серебро каскадом сыплется в брезентовые мешки. Когда автомат снова включили, Ролли получил свою кока-колу, подождал еще несколько минут и с бутылкой в руке направился в раздевалку для рабочих.
Она напоминала мрачную пещеру с сырым цементным полом, где вечно
воняло мочой. Посредине стояли в ряд громоздкие каменные умывальники - "птичьи корытца", - возле каждого из которых обычно совершало "омовение" до десятка рабочих. На остальной площади теснились шкафы, писсуары и туалеты без дверей.
Ролли сполоснул руки и лицо у одного из умывальников и вытерся
бумажным полотенцем. Сейчас он был здесь один, поскольку дневная смена уже покинула завод, а вечерняя еще не приступила к работе. Скоро сюда нахлынут рабочие этой смены.
Дверь в раздевалку распахнулась, и неслышно вошел Громила Руфи, что было удивительно для такого большого человека. Он состроил недовольную гримасу и посмотрел на свои часы. Рукава рубашки были у него закатаны, на согнутой обнаженной руке играла мощная мускулатура. Ролли шагнул к нему, но Громила Руфи знаком призвал его к молчанию.