ПРОЗАСЕДАВШИЕСЯ
Чуть ночь превратится в рассвет,
нижу каждый день я:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходится народ в учрежденья.
Обдают дождем дела бумажные,
чуть войдешь в здание:
10 отобрав с полсотни -
самые важные! -
служащие расходятся на заседания.
Заявишься:
"Не могут ли аудиенцию дать?
Хожу со времени _о_на". -
"Товарищ Иван Ваныч ушли заседать -
объединение Тео и Гукона".
Исколесишь сто лестниц.
Свет не мил.
20 Опять:
"Через час велели придти вам.
Заседают:
покупка склянки чернил
Губкооперативом".
Через час:
ни секретаря,
ни секретарши нет -
голо!
Все до 22-х лет
30 на заседании комсомола.
Снова взбираюсь, глядя на ночь,
на верхний этаж семиэтажного дома.
"Пришел товарищ Иван Ваныч?" -
"На заседании
А-бе-ве-ге-де- е-же-зе-кома".
Взъяренный,
на заседание
врываюсь лавиной,
дикие проклятья дорогой изрытая.
40 И вижу:
сидят людей половины.
О дьявольщина!
Где же половина другая?
"Зарезали!
Убили!"
Мечусь, оря.
От страшной картины свихнулся разум.
И слышу
спокойнейший голосок секретаря:
50 "Оне на двух заседаниях сразу.
В день
заседаний на двадцать
надо поспеть нам.
Поневоле приходится раздвояться.
До пояса здесь,
а остальное
там".
С волнения не уснешь.
Утро раннее,
60 Мечтой встречаю рассвет ранний:
"О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!"
[1922]
СПРОСИЛИ РАЗ МЕНЯ: "ВЫ ЛЮБИТЕ ЛИ
НЭП?"-
"ЛЮБЛЮ. - ОТВЕТИЛ Я, - КОГДА ОН
НЕ НЕЛЕП"
Многие товарищи повесили нос.
- Бросьте, товарищи!
Очень не умно-с.
На арену!
С купцами сражаться иди!
Надо счётами бить учиться.
Пусть "всерьез и надолго",
но там,
впереди,
10 может новый Октябрь случиться.
С Адама буржую пролетарий не мил.
Но раньше побаивался -
как бы не сбросили;
хамил, конечно,
но в меру хамил -
а то
революций не оберешься после.
Да и то
в Октябре
20 пролетарская голь
из-под ихнего пуза-груза -
продралась
и загн_а_ла осиновый кол
в кругосветное ихнее пузо.
И вот,
Вечекой,
Эмчекою вынянчена,
вчера пресмыкавшаяся тварь еще -
трехэтажным "нэпом" улюлюкает нынче нам:
30 "Погодите, голубчики!
Попались, товарищи!"
Против их
инженерски-бухгалтерских числ
не попрешь, с винтовкою выйдя.
Продувным арифметикам ихним учись -
стиснув зубы
и ненавидя.
Великолепен был буржуазный Лоренцо.
Разве что
40 с шампанского очень огорчится -
возьмет
и выкинет коленце:
нос
- и только! -
вымажет горчицей.
Да и то
в Октябре
пролетарская голь,
до хруста зажав в кулаке их, -
50 объявила:
"Не буду в лакеях!"
Сегодня,
изголодавшиеся сами,
им открывая двери "Гротеска",
знаем -
всех нас
горчицами,
соусами
смажут сначала:
60 "НЭП" - дескать.
Вам не нравится с вымазанной рожей?
И мне - тоже.
Не нравится-то, не нравится,
а черт их знает,
как с ними справиться.
Раньше
был буржуй
и жирен
и толст,
70 драл на сотню - сотню,
на тыщи - тыщи.
Но зато,
в "Мерилизах" тебе
и пальто-с,
и гвоздишки,
и сапожищи.
Да и то
в Октябре
пролетарская голь
80 попросила:
"Убираться изволь!"
А теперь буржуазия!
Что делает она?
Ни тебе сапог,
ни ситец,
ни гвоздь!
Она -
из мухи делает слона
и после
90 продает слоновую кость.
Не нравится производство кости слонячей?
Производи ин_а_че!
А так сидеть и "благородно" мучиться -
из этого ровно ничего не получится.
Пусть
от мыслей торгашских
морщины - ров.
В мозг вбирай купцовский опыт!
Мы
100 еще
услышим по странам миров
революций радостный топот.
[1922]
СВОЛОЧИ!
Гвоздимые строками,
стойте н_е_мы!
Слушайте этот волчий вой,
еле прикидывающийся поэмой!
Дайте сюда
самого жирного,
самого плешивого!
За шиворот!
10 Ткну в отчет Помгола.
Смотри!
Видишь -
за цифрой голой...
Ветер рванулся.
Рванулся и тише...
Снова снегами рё тысяче-
миллионно-крыший
волжских селений гроб.
20 Трубы -
гробовые свечи.
Даже в_о_роны
исчезают,
чуя,
что, дымясь,
тянется
слащавый,
тошнотворный
дух
30 зажариваемых мяс
Сына?
Отца?
Матери?
Дочери?
Чья?!
Чья в людоедчестве очередь?!.
Помощи не будет!
Отрезаны снегами.
Помощи не будет!
40 Воздух пуст.
Помощи не будет!
Под ногами
даже глина сожрана,
даже куст.
Нет,
не помогут!
Надо сдаваться.
В 10 губерний могилу вымеряйте!
Двадцать
50 миллионов!
Двадцать!
Ложитесь!
Вымрите!..
Только одна,
осипшим голосом,
сумасшедшие проклятия метелями меля,
рек,
дорог снеговые волосы
ветром рвя, рыдает земля.
60 Хлеба!
Хлебушка!
Хлебца!
Сам смотрящий смерть воочию,
еле едящий,
только б не сдох, -
тянет город руку рабочую
горстью сухих крох.
"Хлеба!
Хлебушка!
70 Хлебца!"
Радио ревет за все границы.
И в ответ
за нелепицей нелепица
сыплется в газетные страницы.
"Лондон.
Банкет.
Присутствие короля и королевы.
Жрущих - не вместишь в раззолоченные
хлевы".
Будьте прокляты!
80 Пусть
за вашей головою венчанной
из колоний
дикари придут,
питаемые человечиной!
Пусть
горят над королевством
бунтов зарева!
Пусть
столицы ваши
90 будут выжжены дотла!
Пусть из наследников,
из наследниц варево
варится в коронах-котлах!
"Париж.
Собрались парламентарии.
Доклад о голоде.
Фритиоф Нансен.
С улыбкой слушали.
Будто соловьиные арии.
100 Будто тенора слушали в модном романсе".
Будьте прокляты!
Пусть
вовеки
вам
не слышать речи человечьей!
Пролетарий французский!
Эй,
стягивай петлею вместо речи
толщь непроходимых шей!
110 "Вашингтон.
Фермеры,
доевшие,
допившие
до того,
что лебедками подымают пузы,
в океане
пшеницу
от излишества топившие, -
топят паровозы грузом кукурузы".
120 Будьте прокляты!
Пусть
ваши улицы
бунтом будут запружены.
Выбрав
место, где более больно,
пусть
по Америке -
по Северной,
по Южной -
130 гонят
брюх ваших
мячище футбольный!
"Берлин.
Оживает эмиграция.
Банды радуются:
с голодными драться им
По Берлину,
закручивая усики,
ходят,
140 хвастаются:
- Патриот!
Русский! -"
Будьте прокляты!
Вечное "вон!" им!
Всех отвращая иудьим видом,
французского золота преследуемые звоном,
скитайтесь чужбинами Вечным жидом!
Леса российские,
соберитесь все!
150 Выберите по самой большой осине,
чтоб образ ихний
вечно висел,
под самым небом качался, синий.
"Москва.
Жалоба сборщицы:
в "Ампирах" морщатся
или дадут
тридцатирублевку,
вышедшую из употребления в 1918 году".
160 Будьте прокляты!
Пусть будет так,
чтоб каждый проглоченный
глоток
желудок жёг!
Чтоб ножницами оборачивался бифштекс
сочный,
вспарывая стенки кишок!
Вымрет.
Вымрет 20 миллионов человек!
Именем всех упокоенных тут -
170 проклятие отныне,
проклятие вовек
от Волги отвернувшим морд толстоту.
Это слово не к жирному пузу,
это слово не к царскому трону, -
в сердце таком
слова ничего не тронул
трогают их революций штыком.
Вам,
несметной армии частицам малым,
180 порох мира,
силой чьей,
силой,
брошенной по всем подвалам,
будет взорван
мир несметных богачей!
Вам! Вам! Вам!
Эти слова вот!
Цифрами верстовыми,
вмещающимися едва,
190 запишите Волгу буржуазии в счет!
Будет день!
Пожар всехсветный,
чистящий и чадный.
Выворачивая богачей палаты,
будьте так же,
так же беспощадны
в этот час расплаты!
[1922]
БЮРОКРАТИАДА
ПРАБАБУШКА БЮРОКРАТИЗМА
Бульвар.
Машина.
Сунь пятак -
что-то повертится,
пошипит гадко.
Минуты через две,
приблизительно так,
из машины вылазит трехкопеечная
шоколадка.
Бараны!
10 Чего разглазелись кучей?!
В магазине и проще,
и дешевле,
и лучше.
ВЧЕРАШНЕЕ
Черт,
сын его
или евонный брат,
расшутившийся сверх всяких мер,
раздул машину в миллиарды крат
и расставил по всей РСФСР.
20 С ночи становятся людей тени.
Тяжелая - подъемный мост! -
скрипит,
глотает дверь учреждении
извивающийся человечий хвост.
Дверь разгорожена.
Еще не узка им!
Через решетки канцелярских баррикад,
вырвав пропуск, идет пропускаемый.
Разлилась коридорами человечья река.
30 (Первый шип -
первый вой -
"С очереди сшиб!"
"Осади без трудовой!")
- Ищите и обрящете, -
пойди и "рящь" ее! -
которая "входящая" и которая "исходящая"?!
Обрящут через час-другой.
На рупь бумаги - совсем мало! -
всовывают дрожащей рукой
40 в пасть входящего журнала.
Колесики завертелись.
От дамы к даме
пошла бумажка, украшаясь номерами.
От дам бумажка перекинулась к секретарше.
Шесть секретарш от младшей до старшей!
До старшей бумажка дошла в обед.
Старшая разошлась.
Потерялся след.
Звезды считать?
50 Сойдешь с ума!
Инстанций не считаю - плавай сама!
Бумажка плыла, шевелилась еле.
Лениво ворочались машины валы.
В карманы тыкалась,
совалась в портфели,
на полку ставилась,
клалась в столы.
Под грудой таких же
столами коллегий
60 ждала,
когда подымут ввысь ее,
и вновь
под сукном
в многомесячной неге
дремала в тридцать третьей комиссии.