Фред Нарракотт выключил мотор, и лодка проскользнула в естественную бухточку между скалами.
-- В непогоду сюда, должно быть, трудно причалить, -- заметил Филипп Ломбард.
-- Когда дует юго-восточный, -- бодро ответил Фред Нарракотт, -- к Негритянскому острову и вовсе не причалишь. Он бывает отрезан от суши на неделю, а то и больше.
Вера Клейторн подумала: "С доставкой продуктов наверняка бывают сложности. Чем плохи эти острова -- здесь трудно вести хозяйство".
Борт моторки уперся в скалу -- Фред Нарракотт спрыгнул на берег, и они с Ломбардом помогли остальным высадиться. Нарракотт привязал лодку к кольцу и повел пассажиров по вырубленным в скале ступенькам наверх.
-- Недурной вид! -- сказал генерал Макартур. Но ему было не по себе. "Странное место, что ни говори", -- думал он.
Но вот, преодолев каменные ступени, компания вышла на площадку, и тут настроение у всех поднялось. В распахнутых дверях стоял представительный дворецкий -- его торжественный вид подействовал на всех успокаивающе. Да и сам дом был удивительно красив, и пейзаж с площадки открывался великолепный.
Седой дворецкий, высокий, худощавый, весьма почтенного вида, пошел навстречу гостям.
-- Извольте сюда, -- сказал он.
В просторном холле гостей ожидали длинные ряды бутылок. Антони Марстон несколько взбодрился.
"И откуда только выкопали этих типов? -- думал он. -- Что у меня с ними общего? Интересно, о чем думал Рыжик, когда звал меня сюда? Одно хорошо, на выпивку здесь не скупятся. Да и льду хватает. Что там говорит дворецкий?"
-- К сожалению, мистера Онима задерживают дела -- он приедет только завтра. Мне приказано выполнять все пожелания гостей -- и не хотят ли гости пройти в свои комнаты? Обед будет подан в восемь...
Вера поднялась вверх по лестнице следом за миссис Роджерс. Служанка распахнула настежь дверь в конце коридора, и Вера прошла в великолепную спальню с двумя большими окнами -- из одного открывался вид на море, другое выходило на восток. Вера даже вскрикнула от восторга -- так ей понравилась комната.
-- Я надеюсь, здесь есть все, что вам нужно, мисс? -- сказала миссис Роджерс.
Вера огляделась. Ее чемодан принесли и распаковали. Одна из дверей вела в ванную комнату, облицованную голубым кафелем.
-- Да, да, все.
-- Если вам что-нибудь понадобится, мисс, позвоните.
Голос у миссис Роджерс был невыразительный, унылый. Вера с любопытством посмотрела на нее. Бледная, бескровная -- ни дать ни взять привидение! Волосы собраны в пучок, черное платье. Словом, внешность самая что ни на есть респектабельная. Вот только светлые глаза беспокойно бегают по сторонам.
"Да она, похоже, и собственной тени боится", -- подумала Вера. И, похоже, попала в самую точку. Вид у миссис Роджерс был насмерть перепуганный... У Веры по спине пошли мурашки. "Интересно, чего может бояться эта женщина" -- но вслух она любезно сказала:
-- Я новый секретарь миссис Оним. Впрочем, вы наверняка об этом знаете.
-- Нет, мисс, я ничего не знаю, -- сказала миссис Роджерс. -- Я получила только список с именами гостей и с указаниями, кого в какую комнату поместить.
-- А разве миссис Оним не говорила вам обо мне? -- спросила Вера.
-- Я не видела миссис Оним, -- сморгнула миссис Роджерс. -- Мы приехали всего два дня назад.
"В жизни не встречала таких людей, как эти Онимы", -- думала Вера. Но вслух сказала:
-- Здесь есть еще прислуга?
-- Только мы с Роджерсом, мисс.
Вера недовольно сдвинула брови: "Восемь человек, с хозяином и хозяйкой -- десять, и только двое слуг".
-- Я хорошо готовлю, -- сказала миссис Роджерс. -- Роджерс все делает по дому. Но я не ожидала, что они пригласят так много гостей.
-- Вы справитесь? -- спросила Вера.
-- Не беспокойтесь, мисс, я справлюсь. Ну а если гости будут приезжать часто, надо думать, миссис Оним пригласит кого-нибудь мне в помощь.
-- Надеюсь, -- сказала Вера.
Миссис Роджерс удалилась бесшумно, как тень.
Вера подошла к окну и села на подоконник. Ею овладело смутное беспокойство. Все здесь казалось странным -- и отсутствие Онимов, и бледная, похожая на привидение, миссис Роджерс. А уж гости и подавно: на редкость разношерстная компания. Вера подумала: "Жаль, что я не познакомилась с Онимами заранее... Хотелось бы знать, какие они..."
Она встала и, не находя себе места, заходила по комнате. Отличная спальня, обставленная в ультрасовременном стиле. На сверкающем паркетном полу кремовые ковры, светлые стены, длинное зеркало в обрамлении лампочек. На каминной полке никаких украшений, лишь скульптура в современном духе -- огромный медведь, высеченный из глыбы белого мрамора, в него вделаны часы. Над часами, в блестящей металлической рамке кусок пергамента, на нем стихи. Вера подошла поближе - - это была старая детская считалка, которую она помнила еще с детских лет:
Десять негритят отправились обедать,
Один поперхнулся, их осталось девять.
Девять негритят, поев, клевали носом,
Один не смог проснуться, их осталось восемь.
Восемь негритят в Девон ушли потом,
Один не возвратился, остались всемером.
Семь негритят дрова рубили вместе,
Зарубил один себя -- и осталось шесть их.
Шесть негритят пошли на пасеку гулять,
Одного ужалил шмель, их осталось пять.
Пять негритят судейство учинили,
Засудили одного, осталось их четыре.
Четыре негритенка пошли купаться в море,
Один попался на приманку, их осталось трое.
Трое негритят в зверинце оказались,
Одного схватил медведь, и вдвоем остались.
Двое негритят легли на солнцепеке,
Один сгорел -- и вот один, несчастный, одинокий.
Последний негритенок поглядел устало,
Он пошел повесился, и никого не стало.
Вера улыбнулась: "Понятное дело: Негритянский остров!" Она подошла к окну, выходящему на море, и села на подоконник. Перед ней простиралось бескрайнее море. Земли не было видно: всюду, куда ни кинь взгляд, -- голубая вода, покрытая легкой рябью и освещенная предзакатным солнцем.
"Море... Сегодня такое тихое, порой бывает беспощадным... Оно утягивает на дно. Утонул... Нашли утопленника... Утонул в море... Утонул, утонул, утонул... Нет, она не станет вспоминать... Не станет думать об этом! Все это в прошлом".
Доктор Армстронг Прибыл на Негритянский остров к закату. По дороге он поболтал с лодочником -- местным жителем. Ему очень хотелось что-нибудь выведать о владельцах Негритянского острова, но Нарракотт, как ни странно, ничего толком не знал, а возможно, и не хотел говорить. Так что доктору Армстронгу пришлось ограничиться обсуждением погоды и видов на рыбную ловлю.
Он долго просидел за рулем и очень устал. У него болели глаза. Когда едешь на запад, весь день в глаза бьет солнце. "До чего же он устал! Море и полный покой -- вот что ему нужно. Конечно, ему бы хотелось отдохнуть подольше, но этого он, увы, не мог себе позволить. То есть он, конечно, мог это себе позволить в смысле финансовом, но надолго отойти от дел он не мог. Так того гляди и клиентуру растеряешь. Теперь, когда он добился успеха, ни о какой передышке не может быть и речи. И все равно, -- думал он, -- хотя бы на сегодня забуду о Лондоне и о Харлистрит, и обо всем прочем, представлю себе, что я никогда больше туда не вернусь.
В самом слове "остров" есть какая-то магическая притягательная сила. Живя на острове, теряешь связь с миром; остров-это самостоятельный мир. Мир, из которого можно и не вернуться. Оставлю-ка я на этот раз повседневную жизнь со всеми ее заботами позади", -- думал он. Улыбка тронула его губы: он принялся строить планы, фантастические планы на будущее. Поднимаясь по вырубленным в скале ступенькам, он продолжал улыбаться.
На площадке сидел в кресле старик -- лицо его показалось доктору Армстронгу знакомым. "Где он мог видеть это жабье лицо, тонкую черепашью шею, ушедшую в плечи, и главное -- эти светлые глаза- буравчики? Ну, как же, это старый судья Уоргрейв. Однажды он проходил свидетелем на его процессе. Вид у судьи был всегда сонный, но его никто не мог обойти. На присяжных он имел колоссальное влияние: говорили, что он может обвести вокруг пальца любой состав. Не раз и не два, когда обвиняемого должны были наверняка оправдать, ему удавалось добиться сурового приговора. Недаром его прозвали вешателем в мантии. Вот уж никак не ожидал встретить его здесь".
Судья Уоргрейв думал: "Армстронг?
Помню, как он давал показания. Весьма осторожно и осмотрительно. Все доктора -- олухи. А те, что с Харлистрит, глупее всех". И он со злорадством вспомнил о недавней беседе с одним лощеным типом с этой самой улицы.
Вслух он проворчал:
-- Спиртное в холле.
-- Должен пойти поздороваться с хозяевами, -- сказал доктор Армстронг.
Судья Уоргрейв закрыл глаза, отчего достиг еще большего сходства с ящером, и сказал:
-- Это невозможно.
-- Почему? -- изумился доктор Армстронг.
-- Ни хозяина, ни хозяйки здесь нет, -- сказал судья. -- Весьма странный дом. Ничего не могу понять.
Доктор Армстронг вытаращил на него глаза. Чуть погодя, когда ему стало казаться, что старик заснул, Уоргрейв вдруг сказал:
-- Знаете Констанцию Калмингтон?
-- К сожалению, нет.
-- Это не важно, -- сказал судья, -- в высшей степени рассеянная женщина, да и почерк ее практически невозможно разобрать. Я начинаю думать, может быть, я не туда приехал.
Доктор Армстронг покачал головой и прошел в дом.
А судья Уоргрейв еще некоторое время размышлял о Констанции Калмингтон: "Ненадежная женщина, но разве женщины бывают надежными?" И мысли его перескочили на двух женщин, с которыми он приехал: старую деву с поджатыми губами и молодую девушку. Девчонка ему не понравилась, хладнокровная вертушка. "Хотя нет, здесь не две, а три женщины, если считать миссис Роджерс.
Странная тетка, похоже, она всего боится. А впрочем, Роджерсы вполне почтенная пара и дело свое знают".
Тут на площадку вышел Роджерс.
-- Вы не знаете, к вашим хозяевам должна приехать леди Констанция Калмингтон?
Роджерс изумленно посмотрел на него: