Автор: Кристи А.
Глава первая
В углу курительного вагона первого класса судья Уоргрейв -- он недавно вышел в отставку -- попыхивал сигарой и просматривал отдел политики в "Тайме". Вскоре он отложил газету и выглянул из окна. Поезд проезжал через Сомерсет. Судья подсчитал -- ему оставалось еще два часа пути.
Снова и снова он перебрал в уме все, что писалось в газетах о Негритянском острове. Первоначально его приобрел американский миллионер -- страстный яхтсмен, который построил на этом островке неподалеку от берегов Девона роскошный дом в современном стиле. Но, увы, третья жена миллионера, его недавнее приобретение, не переносила качки, и это вынудило миллионера расстаться и с домом, и с островом. И вот в газетах замелькали объявления о продаже острова в сопровождении весьма красочных описаний. Затем последовало сообщение: остров купил некий мистер Оним. И тут заработала фантазия светских хроникеров. На самом деле Негритянский остров купила голливудская кинозвезда мисс Габриелла Терл! Она хочет провести там спокойно несколько месяцев -- вдали от репортеров и рекламной шумихи! "Бизи Би" деликатно намекала: остров будет летней резиденцией королевской семьи. До мистера Мерриуэдера дошли слухи: остров купил молодой лорд Л. -- он, наконец, пал жертвой Купидона и намерен провести на острове медовый месяц. "Джонасу" было доподлинно известно -- остров приобрело Адмиралтейство для проведения неких весьма секретных экспериментов!
Поистине, Негритянский остров не сходил с газетных полос.
Судья Уоргрейв извлек из кармана письмо. На редкость неразборчивый почерк, но там и сям попадались и четко написанные слова:
"Милый Лоренс... Сто лет ничего о Вас не слышала... непременно приезжайте на Негритянский остров... Очаровательное место... о стольком надо поговорить... старые времена... общаться с природой... греться на солнышке... 12.40. с Паддингтонского вокзала... встречу Вас в Оукбридже... -- и подпись с роскошным росчерком, -- всегда Ваша Констанция Калмингтон".
Судья Уоргрейв унесся мыслями в прошлое, стараясь припомнить, когда он в последний раз видел леди Констанцию Калмингтон. Лет этак семь, если не все восемь тому назад. Тогда она уехала в Италию греться на солнышке, общаться с природой и с "contadini". Он слышал, что вслед за этим она перебралась в Сирию, где собиралась греться под еще более жарким солнцем и общаться с природой и бедуинами.
"Купить остров, -- думал судья, -- окружить себя атмосферой таинственности вполне в характере Констанции Калмингтон". И судья кивнул головой: он был доволен собой -- его логика как всегда безупречна... Потом голова его упала на грудь -- судья заснул...
Вера Клейторн -- она ехала в третьем классе -- откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза; кроме нее, в вагоне было еще пять пассажиров. Ужасно жарко сегодня в поезде! Как приятно будет пожить у моря! Нет, ей положительно повезло с этой работой! Когда нанимаешься на лето, вечно приходится возиться с кутай детей -- устроиться секретарем почти невозможно. Даже через агентство.
И вдруг она получает письмо:
"Мне Вас рекомендовало агентство "Умелые женщины". Насколько я понимаю, они Вас хорошо знают. Назовите, какое жалованье Вы хотите получить, я заранее на все согласна. Я ожидаю, что Вы приступите к своим обязанностям 8 августа. Поезд отправляется в 12.40 с Паддингтонского вокзала, Вас встретят на станции Оукбридж. Прилагаю пять фунтов на расходы.
Искренне Ваша Анна Нэнси Оним".
Наверху значился адрес: "Негритянский остров, Стиклхевн. Девон".
Негритянский остров! В последнее время газеты только о нем и писали! Репортеры рассыпали многозначительный намеки, сообщали занятные сплетни и слухи. Правды во всем этом было, по- видимому, мало. Но, во всяком случай, дом этот построил миллионер, и, как говорили, роскошь там была умопомрачительная.
Вера Клейторн, изрядно утомленная недавно закончившимся семестром, думала: "Место учительницы физкультуры в третьеразрядной школе -- не Бог весть что... Если б только мне удалось получить работу в какой-нибудь приличной школе..." Тут сердце у нее сжалось, и она одернула себя: "Нет, надо считать, мне повезло. Если ты была под следствием, на тебе пятно, пусть даже тебя в конце концов и оправдали".
И она вспомнила, что следователь в своем заключении отметил ее присутствие духа и храбрость. Да, следствие прошло хорошо, просто лучше и желать нельзя. И миссий Хамилтон была так добра к ней... если б только не Хьюго. (Нет, нет, она не будет думать о Хьюго!)
Несмотря на жару, по коже у нее пошли мурашки, она пожалела, что едет к морю. Перед глазами возникла знакомая картина. Сирил плывет к скале, голова его то выныривает на поверхность, то погружается в море... Выныривает и погружается -- погружается и выныривает... А она плывет, легко разрезает волны, привычно выбрасывая руки, и знает, слишком хорошо знает, что не успеет доплыть...
Море -- теплые голубые волны -- долгие часы на жарком песке -- и Хьюго -- он говорит, что любит се... Нет, нельзя думать о Хьюго...
Она открыла глаза и недовольно посмотрела на сидящего напротив мужчину. Высокий, дочерна загорелый, светлые глаза довольно близко посажены, жесткая складка дерзкого рта. И подумала: "Держу пари, он немало путешествовал по свету и немало повидал..."
Филиппу Ломбард достаточно было одного взгляда, чтобы составить впечатление о девушке напротив: хорошенькая, но что-то в ней от учительши... Хладнокровная и наверняка умеет за себя постоять, -- и в любви, и в жизни. А ей, пожалуй, стоило бы заняться...
Он нахмурился. Нет, нет, сейчас не до этого. Дело есть дело. Сейчас надо сосредоточиться на работе.
Интересно, что за работа его ждет? Моррис напустил туману:
-- Вам решать, капитан Ломбард, -- не хотите, не беритесь.
Филипп задумчиво сказал:
-- Вы предлагаете сто гиней? -- Этак небрежно, будто для него сто гиней -- сущие пустяки. Целых сто гиней, когда ему не на что сегодня пообедать. Впрочем, он вряд ли обманул Морриса, насчет денег его не обманешь -- не такой он человек: про деньги он знает все.
-- И больше вы ничего мне не можете сообщить? -- продолжал он так же небрежно.
Мистер Айзек Моррис решительно помотал лысой головенкой:
-- Нет, мистер Ломбард, тут я должен поставить точку. Моему клиенту известно, что вы незаменимый человек в опасных переделках. Мне поручили передать вам сто гиней -- взамен вы должны приехать в Стиклхевн, тот, что в Девоне. Ближайшая к нему станция -- Оукбридж. Там вас встретят и доставят на машине в Стиклхевн, оттуда переправят на моторке на Негритянский остров. А тут уж вы перейдете в распоряжение моего клиента.
-- Надолго? -- только и спросил Ломбард.
-- Самое большее -- на неделю.
Пощипывая усики, капитан Ломбард сказал:
-- Вы, надеюсь, понимаете, что за незаконные дела я не берусь?
Произнеся эту фразу, он подозрительно посмотрел на собеседника. Мистер Моррис, хотя его толстые губы тронула улыбка, ответил совершенно серьезно:
-- Если вам предложат что-нибудь противозаконное, вы, разумеется, в полном праве отказаться.
И улыбнулся -- вот нахал! Улыбнулся так, будто знал, что в прошлом Ломбард вовсе не был таким строгим ревнителем законности.
Ломбард и сам не сдержал усмешки. Конечно, раз или два он чуть было не попался! Но ему все сходило с рук! Он почти ни перед чем не останавливался. Вот именно, что почти ни перед чем. Пожалуй, на Негритянском острове ему не придется скучать...
Мисс Брент -- она ехала в вагоне для некурящих -- сидела прямо, будто палку проглотила: она не привыкла давать себе потачку. Ей было шестьдесят пять, и она не одобряла современной расхлябанности. Ее отец, старый служака полковник, придавал большое значение осанке. Современные молодые люди невероятно распущены -- стоит только посмотреть на их манеры, да и вообще по всему видно...
Сознание своей праведности и непоколебимой твердости помогало мисс Эмили Брент переносить духоту и неудобства поездки в битком набитом вагоне третьего класса.
Нынче все так себя балуют. Зубы рвут только с обезболиванием, от бессонницы глотают разные снотворные, сидят только на мягких креслах или подсунув под спину подушку, а молодые девушки ходят Бог знает в чем, не носят корсетов, а летом и вовсе валяются на пляжах полуголые... Мисс Брент поджала губы. Своим примером она хотела бы показать, как полагается вести себя людям определенного круга... Ей вспомнилось прошлое лето. Нет, нет, в этом году все будет иначе. Негритянский остров... И она вновь мысленно пробежала письмо, которое столько раз перечитывала:
"Дорогая мисс Брент, надеюсь. Вы меня еще помните? Несколько лет тому назад в августе мы жили в Беллхевнском пансионе, и, как мне казалось, у нас было много общего.
Теперь я открываю собственный пансионат на островке близ берегов Девона. По-моему, он как нельзя лучше подходит для пансиона с добротной кухней, без новомодных затей -- словом, пансион для людей наших с Вами привычек, людей старой школы. Здесь не будет полуголой молодежи и граммофонов за полночь. Я была бы очень рада, если б Вы сочли возможным отдохнуть летом на Негритянском острове, разумеется, совершенно бесплатно, в качестве моей гостьи. Устроит ли Вас август? Скажем, числа с восьмого?
Искренне Ваша А. Н..."
Но как же ее все-таки зовут? Подпись удивительно неразборчивая. Теперь все подписываются так небрежно, возмущалась Эмили Брент.
Она перебрала в уме людей, с которыми встречалась в Беллхевне. Она провела там два лета подряд. Там жила та симпатичная пожилая женщина -- миссис, миссис -- как бишь ее фамилия? Ее отец был каноником. И еще там была мисс Олтон или Оден. Нет, нет, ее фамилия была Оньон! Ну конечно же Оньон!
Негритянский остров! Газеты много писали о Негритянском острове, прежде он будто бы принадлежал не то кинозвезде, не то американскому миллионеру. Конечно, зачастую эти острова продают задешево -- остров не всякий захочет купить. Поначалу жизнь на острове кажется романтичной, а стоит там поселиться -- и обнаруживается столько неудобств, что не чаешь от него избавиться. "Но как бы там ни было, -- думала Эмили Брент, -- бесплатный отдых мне обеспечен. Теперь, когда она так стеснена в средствах: ведь дивиденды то и дело не выплачиваются, не приходится пренебрегать возможностью сэкономить. Жаль только, что она почти ничего не может припомнить об этой миссис, а может быть, и мисс Оньон".