Кардинал прошел по двору в сопровождении герцога который сам светил ему. Потом прошла королева; ее вела под руку герцогиня, и обе разговаривали вполголоса, как старинные приятельницы.
За ними парами шли придворные дамы, пажи, слуги весь двор осветился, как при пожаре, мерцающими блесками. Потом шум шагов и голосов замер в верхний этажах замка.
Никто не думал о короле, который облокотился у окна и печально слушал, как утихал весь этот шум: никто, кроме незнакомца из "Гостиницы Медичи", который вышел на улицу, завернувшись в свой черный плащ.
Он направился прямо к замку и с задумчивым видом стал прохаживаться около дворца, смешавшись с любопытными; видя, что никто не стережет главных ворота, потому что солдаты герцога братались с королевскими и вместе пили до устали, или, лучше сказать, без устали, незнакомец пробрался сквозь толпу, пересек двор и ступил на лестницу, которая вела к кардиналу.
Вероятно, он пошел в эту сторону потому, что видел блеск огней и суетню пажей и слуг.
Но его тотчас остановили щелканье мушкета и окрик часового.
- Куда идете, приятель? - спросил часовой.
- К королю, - отвечал незнакомец спокойно в с достоинством.
Солдат позвал одного из приближенных кардинала, который сказал топом канцелярского чиновника, направляющего просителя:
- Ступайте по той лестнице.
И, не заботясь больше о незнакомце, офицер возобновил прерванный разговор.
Незнакомец, не ответив ни слова, направился к указанной лестнице.
В этой стороне - ни шума, ни света. Темнота, в которой мелькала лишь тень часового. Тишина, позволявшая незнакомцу слышать шум своих шагов и звон шпор на каменных плитах.
Часовой принадлежал к числу двадцати мушкетеров, назначенных для охраны короля; он стоял на часах добросовестно, с непреклонным видом.
- Кто идет? - крикнул часовой.
- Друг! - отвечал незнакомец.
- Что вам надо?
- Говорить с королем.
- Ого! Это невозможно!
- Почему?
- Его величество лег почивать.
- Все равно мне надо переговорить с ним.
- А я говорю вам, что это невозможно.
И часовой сделал угрожающее движение; но незнакомец не двинулся с места, как будто ноги его приросли к полу.
- Господин мушкетер, - сказал он, - позвольте узнать: вы дворянин?
- Да.
- Хорошо. Я тоже дворянин, а дворяне должны оказывать услуги друг другу.
Часовой опустил ружье; его убедило достоинство, с которым были произнесены эти слова.
- Говорите, сударь, - отвечал он, - и если вы потребуете того, что зависит от меня...
- Благодарю. При вас есть офицер?
- Есть, наш лейтенант.
- Хорошо. Я хочу поговорить с вашим лейтенантом. Где он?
- А! Это другое дело! Входите.
Незнакомец величественно кивнул часовому и пошел вверх по лестнице. Крики: "Посетитель к лейтенанту", перелетая от одного часового к другому, прервали первый сон офицера.
Натянув сапоги, протирая глаза и застегивая плащ, лейтенант пошел навстречу незнакомцу.
- Что вам угодно, сударь? - спросил он.
- Вы дежурный офицер, лейтенант мушкетеров?
- Да, я.
- Сударь, мне необходимо переговорить с королем.
Лейтенант пристально посмотрел на незнакомца и одним быстрым взглядом увидел все, что ему было нужно, то есть высокое достоинство под простой одеждой.
- Я не думаю, чтобы вы сошли с ума, - начал офицер. - Однако должны же вы знать, что нельзя входить к королю без его разрешения.
- Он разрешит.
- Позвольте мне, сударь, усомниться в этом. Король четверть часа назад вошел в свою спальню, и теперь он, должно быть, раздевается. Притом не ведено пускать никого.
- Когда он узнает, кто я, - возразил незнакомец, гордо поднимая голову, - он отменит запрет.
Офицер еще более удивился и поколебался:
- Если я соглашусь доложить о вас, назовете ли вы, по крайней мере, свое имя?
- Доложите, что с ним желает говорить Карл Второй, король Англии, Шотландии и Ирландии.
Офицер вскрикнул от удивления и отступил на шаг, на его бледном лице выразилось чрезвычайное волнение, которое неустрашимый воин тщетно старался скрыть.
- О ваше величество, - сказал он, - я должен был бы тотчас узнать вас.
- Вы видели мой портрет?
- Нет, ваше величество.
- Или вы видели меня прежде при дворе, до моего изгнания из Франции?
- Нет.
- Как же могли вы узнать меня, если никогда не видели ни меня, ни моего портрета?
- Ваше величество, я видел короля, вашего родителя, в страшную минуту...
- В тот день, когда...
- Да.
Облачко грусти пробежало по лицу короля; движением руки он как бы смахнул его и повторил:
- Можете ли вы доложить обо мне?
- Простите, ваше величество, - отвечал офицер, - но по вашему костюму я никак не мог узнать короля. Однако, как я уже сказал вам, я имел честь видеть короля Карла Первого... Но простите... я спешу доложить о вас.
Он сделал было несколько шагов, но тотчас вернулся обратно.
- Вашему величеству, - спросил он, - вероятно, угодно, чтобы это свидание осталось в тайне?
- Я этого не требую, но если возможно сохранить тайну...
- Это возможно, ваше величество. Я могу ничего не говорить дежурному при короле Но для этого вы должны отдать мне шпагу.
- Правда... Я совсем забыл, что к королю Франции никто не входит с оружием.
- Ваше величество можете составить исключение; но в таком случае я должен предупредить дежурных, чтобы сложить с себя ответственность.
- Вот моя шпага, сударь. Доложите обо мне королю.
- Сейчас, ваше величество.
Офицер пошел и постучал в дверь, которую тотчас открыли.
- Его величество король Англии! - доложил офицер.
- Его величество король Англии! - повторил слуга.
При этих словах приближенный распахнул обе половинки двери, и стоявшие снаружи увидели, как Людовик XIV, без шляпы и шпаги, в расстегнутом камзоле, чрезвычайно удивленный, направился к дверям.
- Вы, брат мой, вы здесь в Блуа! - воскликнул Людовик XIV, делая рукой знак приближенному и слуге, чтобы они вышли в другую комнату.
- Ваше величество, - отвечал Карл II, - я ехал в Париж в надежде увидеть вас там. Молва известила меня, что вы скоро приедете сюда. Поэтому я остался здесь: мне нужно сообщить вам очень важную вещь.
- Хотите говорить здесь?
- Кажется, в этом кабинете никто не услышит нашего разговора?
- Я отпустил приближенного и дежурного слугу; они в соседней комнате. За этой перегородкой пустая комната, выходящая в переднюю, где сидит только офицер, которого вы видели, не так ли?
- Да.
- Говорите же, брат мой, я слушаю вас.
- Ваше величество, я начинаю, надеясь встретить в вас сочувствие к бедствиям нашего дома.
Людовик покраснел и придвинул свое кресло к креслу английского короля.
- Ваше величество, - продолжал Карл, - мне не нужно спрашивать, знаете ли вы подробности моих злоключений.
Людовик покраснел еще более и, взяв руку английского короля, отвечал:
- Брат мой, стыдно сознаться, но кардинал редко говорит при мне о политике. Этого мало: прежде мой слуга Ла Порт читал мне исторические сочинения, но кардинал запретил эти чтения и уволил Ла Порта. Я должен просить вас рассказать мне о своих несчастиях, как человеку, который ничего о них не знает.
- О, ваше величество, если я расскажу все, с самого начала, то тем более пробужу в вас сострадание.
- Говорите, говорите!
- Вы знаете, государь, что меня призвали в Эдинбург в тысяча шестьсот пятидесятом году, во время экспедиции Кромвеля в Ирландию, и короновали в Стоне. Через год Кромвель, раненный в одной из захваченных им провинций, вновь напал на нас. Встретиться с ним было моей целью, уйти из Шотландии - моим желанием.
- Однако, - возразил молодой король, - Шотландия почти ваша родина.
- Да. Но Шотландцы были для меня жестокими соотечественниками! Они принудили меня отказаться от веры моих отцов. Они повесили лорда Монтроза, предали первейшего из моих приверженцев, потому что он не участвовал в союзе. Ему предложили высказать предсмертное желание. Он попросил, чтобы его разрубили на столько частей, сколько в Шотландии городов, чтобы в каждом из них были свидетели его верности. Переезжая и в города в город, я всюду находил останки этого благородного человека, который действовал, сражался, дышал для меня...
Смелым маневром я обошел армию Кромвеля и вступил в Англию. Протектор гнался за мной. Это было странное бегство, имевшее целью добиться короны. Если бы я достиг Лондона прежде Кромвеля, то награда за эту скачку досталась бы мне. Но он настиг меня у Уорчестера.
Гений Англии был уже не с нами, а с ним. Третьего сентября тысяча шестьсот пятьдесят первого года, в годовщину битвы при Дембаре, роковой для шотландцев, я был разбит.
Две тысячи человек пали вокруг меня, прежде чем я отступил на шаг. Наконец все же пришлось бежать.
Тут история моя становится романом. Я остриг волосы и переоделся дровосеком. Целый день провел на ветвях дуба, прозванного за это королевским: так зовется он теперь. Мои приключения в Стаффордском графстве, откуда я выехал, увозя на своем коне дочь моего хозяина, до сих пор служат предметом рассказов, из них сложится баллада. Когда-нибудь, ваше величество, я запишу все это в поучение королям, моим братьям.
Я опишу, как, прибыв к Нортону, я встретил придворного капеллана, смотревшего на игру в кегли, и моего старого слугу, который залился слезами, узнав меня. Второй так же мог погубить меня своей верностью, как первый - своим предательством... Я расскажу о страшных минутах... да, ваше величество, страшных минутах, которые я пережил... например, когда кузнец полковника Уиндгема, осматривавший наших лошадей, объявил, что они подкованы в северных провинциях...
- Как удивительно, - прошептал Людовик XIV, - что я ничего этого не знал... Я знал только, что вы сели на корабль в Брайгельмстеде и высадились в Нормандии.
- О, - прошептал Карл, - если короли ничего не знают один о другом, то как могут они помогать друг Другу!
- Но скажите мне, брат мой, - спросил Людовик, - раз вас так дурно приняли в Англии, то как же вы еще надеетесь на эту несчастную страну, на этот мятежный народ?