Содержание
1. Введение
2. Детство Рублева.
3. Отрочество.
4. Обучение «святому ремеслу».
5. Творческий путь иконописца.
6. «Троица» Рублева.
7. Последние годы.
8. Заключение.
9. Список икон.
10. Основные даты жизни и творчества Андрея Рублева
11. Список литературы.
Введение
Во времена, повествует Предание, когда «Учитель Праведный» проповедовал в палестинских пределах, в Едессе – маленьком языческом княжестве на юге Месопотамии – правил тяжело больной князь по имени Авгарь. Мучительная болезнь его была неизлечима. Он слышал, что в земле иудеев появился Проповедник, которого одни считают великим пророком, а другие – Божественным Сыном. Этот Человек творит исцеления единым только словом или прикосновением. До Авгаря дошли также слухи, что Иисус гоним и ненавидим иудеями. Авгарь пишет Ему в письме: «Слышу же и то, Господин, как иудеи ропщут на Тебя и хотят Тебя убить». Поэтому князь приглашает Иисуса поселиться в своих владениях, в городе Едессе – «есть бо град мой мал, но людие в нем добрии». Гонец князя Анания, которому было поручено отнести в Иерусалим это послание, по роду своих занятий художник. Ему дано от Авгаря еще одно поручение – тайно, поскольку у иудеев не допускается человеческое изображение, написать на полотне портрет - “да напишет образ Иисусов отай на плащанице». Придя в Иерусалим и войдя в помещение, где проповедовал окруженный народом Учитель, встал Анания в незаметном месте поодаль и начал рисовать. Но, к великому его недоумению, он не смог «постигнути воображения» Христа. И вдруг «Иисус воззва и глагола: Анание, Анание, Авгарев посолниче, дай же Мне плащаницу». Художник протянул чистый плат, на котором так и не смог ничего нарисовать. Иисус попросил воды, умыв лицо, вытерся платом, на котором «нерукотворно» запечатлелся Его лик. Это была первая христианская икона, данная Самим Спасителем. Помолившись перед ней, Авгарь, к своему великому удивлению и счастью, получил исцеление от своей болезни. Этот эпизод Священного Предания стал одной из основ отношения к иконе – догмата об иконопочитании, согласно которому через святой образ сообщается человеку помощь, научение, спасение, а художник является участником этой таинственной связи. Именно поэтому иконописцем не мог быть порочный человек, а перед началом каждой работы полагалось личное очищение, покаяние и обязательный пост. Еще ребенком, должно быть, впервые услышал будущий иконописец Рублев это древнее сказание из Пролога, читавшееся на Всенощном Бдении накануне праздника Нерукотворного Спаса. Позже он слышал это сказание ежегодно, глубоко пережил и воплотил в своих иконах, во всей своей жизни идею, заложенную в нем, идею, открытую нам Спасителем.
Детство Рублева.
Никто не найдет среди многих тысяч древних рукописей, сберегаемых по большим и малым книгохранилищам России, никаких записей о детстве Рублева, поскольку их никогда не было. Навсегда сокрытым останется даже имя, данное будущему иконописцу при рождении, ведь имя Андрей – имя, данное ему в монашеском постриге. Тем не менее, вопрос о времени рождения художника уже разрешен исследователями на основании косвенных соображений. Принято считать, что Рублев родился около 1360 года. Все, что мы сейчас знаем о его личной и творческой судьбе, свидетельствует о том, что Рублев – уроженец средней полосы России, тех мест, которые мы называем теперь Подмосковьем. Только здесь сохранялись его произведения, с подмосковными обителями связана его монашеская жизнь. Наконец, в своей живописи Рублев продолжал глубинные и давние традиции именно этого края – Ростово-Суздальской Руси. Не существует никаких определенных сведений и о том, из какого сословия происходит чернец Андрей. Свет на происхождение художника проливает само родовое прозвище, бывшее в те времена связанным с занятиями человека, его трудом. Ряд исследователей и среди них крупнейший знаток древнерусского родословия академик С.Б.Веселовский выводят значение этой фамилии от «рубеля» - инструмента, употреблявшегося для накатки кож, и считают, что это семейное прозвище может свидетельствовать о происхождении Андрея Рублева из рода ремесленников. Если это так, то глубинные первоосновы творчества, искусства жили в его крови родовым даром, закрепившимся в первых же впечатлениях детства, еще раньше, чем обозначились черты особого таланта, который вывел его на путь иконописания.
Святая ТроицаОтрочество.
При попытке представить себе, как проходило отрочество Рублева, следует сделать одну существенную оговорку. Суровая жизнь тех времен не допускала, чтобы детские и отроческие годы затягивались в счастливой беззаботности. Человек взрослел много раньше, чем в более благополучные и благоустроенные эпохи. Древнерусские летописи повествуют о совсем юных князьях, в шестнадцать лет уже мужественных в сражениях. Житийная русская литература знает свидетельства о сознательном вступлении на иноческий путь двенадцатилетних отроков. Да и само общенародное воззрение на жизнь учило не бояться с ранних лет испытаний и тягот, не терять в суровом жизненном сражении ни единого мига, ибо он может оказаться последним. Отрочество Рублева приходится на вторую половину 1360-х годов. Внешние события, пришедшиеся на те годы, легко проследить по летописям. Остался позади «мор велик» - эпидемия 1366 года, пережита была иная, не менее великая «беда и истома» - Ольгердово нашествие на московские пределы. Но продолжались распри Московского и Тверского княжеств. Сжигались селения, людей уводили в полон… Миновал и голод 1371 года. Летописец особо выделяет здесь победу над рязанским князем Олегом. В этой и других записях московской летописи в те годы все более определенно начинает звучать один мотив – мысль о праведном деле Москвы, правде княжества, которое и миром и силою объединяет вокруг себя разобщенную Русь. О написанной Рублевым спустя около полувека иконе Пресвятой Троицы академик Лихачев скажет: «Это был призыв к объединению всех русских людей – призыв, опиравшийся на глубокое философское осознание устройства мира, нравственной сплоченности людей». Но об этом позже, а теперь… Наступает 1374 год. В условном исчислении рублевской жизни это последний год его отрочества. Князь Владимир Андреевич, укрепляя и заселяя пограничный Серпухов, решает устроить здесь монастырь. Освятить место для него князь приглашает Сергия Радонежского, который «не презри моления его, ни мало ослушася, ни помедли, но со многим тщанием иде…» Здесь будет некоторое время жить монах Никон – ученик Сергия и будущий духовный наставник Андрея Рублева.
В отроческие годы Рублева Сергий, человек уже зрелого возраста, был хорошо известен на Руси. Троицкого игумена почитали в народе, от простого люда до митрополита и великого князя. Но будущий художник не мог тогда предположить, что это имя так много будет значить в его судьбе и творчестве. Не ведал Рублев и того, что придется ему пожить в Троицком монастыре, писать там иконы и даже самому в памяти потомков называться «Андреем Радонежским иконописцем». «Радонежским» не по происхождению, но по работе своей в обители великого русского святого. А тогда, на пороге юности, не ведая о будущем, Рублев делал, быть может, первые шаги в художестве или, скорее всего, только помышлял об этом. На отроческие годы приходится и постепенное вхождение в особый мир – мир книжного слова. Приобщение к книжной грамоте мыслилось в ряду важнейших событий в жизни человека. Книга воспитывала сознание, вводила в традицию, в «жизнь прежних родов». Для будущего художника, который все более и более присматривался, приникал к творениям изобразительного мастерства, открывалось единство слова и изображения. На иконах и фресках, в шитье и литье, в резьбе и чеканке он видел то же самое, о чем повествуется в книгах. С изображений смотрели на него люди с книгами и свитками в руках. На их раскрытых страницах начертаны слова. Они тоже рассказывали, тоже учили, эти изображения. Можно утверждать определенно: тяга к искусству отрока Рублева не могла происходить в отрыве от книжных влечений. Одна из главных особенностей культуры той эпохи – взаимопроникновение, «гармония между словом и изображением» и, следовательно, «постоянная внутренняя связь интересов художественных и литературных» (Ф.И.Буслаев).
Апостол Павел 1410—1420
Обучение «святому ремеслу».
В современном нам искусствоведении общепринятой стала мысль, что сложение Рублева как самостоятельного, со своим стилем и художественным лицом мастера относится к 1390-м годам. Это согласуется с приблизительной датой его рождения – около 1360 года. Тридцатилетие на Руси в ту эпоху считалось порой зрелости, полноты человеческой личности. Но к этому возрасту он должен был пройти все стадии обучения и затем какое-то время поработать, чтобы обрести собственный голос. Древнерусская живопись – искусство отточенных, вызревших приемов. Работали мастера очень быстро, но обучение было постепенным, медленным, добротным. Не сохранилось никаких сведений о существовании древнерусских школ, где бы сначала обучали молодых людей всем секретам и навыкам мастерства и лишь затем «выпускали» на путь творчества. Таких училищ – сейчас это можно утверждать вполне определенно – не существовало. Учились мастерству, поступая если не с детства, то с очень молодых лет в дружину художников. Судя по всему, Рублев был принят в ученики в середине или во второй половине 1370-х годов. К этому времени, по тогдашнему обычаю, должен был определиться род его занятий, который бы давал возможность кормиться, жить своим трудом. Принятый в содружество художников, Рублев возрастал в нем, и можно не сомневаться в том, что среда эта не погубила, не унизила его талант, но, напротив, положила основание его искусству. От дружины многое зависело в развитии и направлении его мировоззрения и личных качеств. В первой половине четырнадцатого столетия, задолго до рождения Рублева, именно в искусстве Москвы стало наиболее ясно проявляться русское начало. Произведениям той ранней поры присуще спокойное, созерцательное настроение. Ликам на раннемосковских иконах и миниатюрах свойственны, по точному определению современного нам исследователя, « кротость и чуткость, внимание и любовь, в отличие от несколько замкнутых образцов византийского искусства». Прозрачность и легкость живописи, гармония и ясность цвета, плавная линия – все эти приемы, выработанные московскими художниками, выражали умонастроение народа, чьим идеалом были «гармония внутреннего мира, душевное равновесие, спокойная сосредоточенность на высоких помыслах» (Э.С.Смирнова). Подобный настрой искусства не мог не соответствовать общему ладу жизни художников. В дальнейшем, став великим мастером, освоив все глубины и тонкости живописи греков, Рублев не только останется верен русскому идеалу в искусстве и жизненном делании, но и тут и там поднимет его на небывалую дотоле высоту и своим творчеством, и своей удивительной жизнью. Пока юный Рублев, работая в дружине, обучался первым ступеням своего искусства, на Руси назревали и совершались великие события. Историки назовут семидесятые годы «поворотом к ярко выраженной антитатарской политике» Московского княжества. Москва, пользуясь тяжелым внутренним положением в Орде, укрепила свои города, собралась с силами. 1375 год становится переломным в отношении с Тверью, которая терпит поражение и сдается князю Дмитрию Ивановичу. Главенство Москвы на Руси стало очевидной реальностью. В 1378 году ордынцы большой ратью, «собрав воя многи», двинулись на русские земли. Потерпев поражение на реке Воже, Орда в тот же год совершила набег на Рязань. А в 1380 году, в начале осени, совершились события огромной исторической важности – «Русь Великая одолеша Мамая на поле Куликове». Современники и участники Донского побоища не знали, наверное, как отзовется эта победа на многие столетия в народной памяти, как не ведал и сам великий московский князь Дмитрий, что навсегда останется за ним прозвание Донского. Рассказывали, что перед походом великий князь приезжал в Троицкую обитель на Радонежи и Сергий благословил его на битву. Известно было, что с русским войском идут на битву и два троицких инока. Иные говорили, что была Димитрию от Сергия послана в дорогу благословенная грамота. «И да поможет ти Бог и Святая Троица…» - было напутствие старца. Исследователи рублевского творчества склонны считать, что Рублев начал свой путь среди великокняжеских мастеров. В таком случае в 1380 году он был в Серпухове или Коломне, а может быть, пришлось ему поработать в обоих городах. Если это так, то он должен был видеть, как конные и пешие, шли десятки тысяч людей на одоление злой, враждебной силы, шли, приготовившись к смерти, очистив покаянием душу. Должен был видеть, как возвращалось назад русское войско, везя в телегах погибших, чтобы схоронить их в родных местах. Как шли победители, израненные, измученные… Эти впечатления художника-юноши на пороге зрелости навсегда определят его глубокое преклонение перед высотой человеческого подвига, жертвой во имя общего дела. Глубоко отразятся настроения этого времени в будущих творениях его искусства.