- Вы из духовного звания? - спросил он его.
- Нет-с, я из мещан! - отвечал молодой человек.
- Уроженец здешний?
- Никак нет-с, из дальних мест!
- Как же вы сюда попали?
Что-то вроде небольшого румянца пробежало при этом вопросе по лицу молодого человека, и глаза его как бы более обыкновенного забегали.
- Родитель мой первоначально торговал, потом торговлю прикончил и вскоре помер... Я таким образом стал один, без всякой семьи, и вздумал ехать в Петербург, но, проезжая здешний город, вижу, что он многолюдный, - решил, что дай пока здесь попробую счастия.
- Но как вы узнали, что мне нужен управляющий?
- Да я, извините, так сказать, не имев здесь никого знакомых, заходил в некоторые господские дома и спрашивал, что нет ли местечка, и на вашем дворе мне сказали, что вам нужен управляющий.
Крапчик нахмурился: ему неприятно было, что прислуга вмешивается в его дела; но что касается до наружности и ответов молодого человека, то всем этим он оставался доволен.
- Вы прежде управляли каким-нибудь имением? - сказал он.
- Никогда, но сельскую часть немного знаю.
- Где ж вы ее узнали?
- Родитель мой зеленью торговал... Огороды у него подгородные на аренде были и запашка небольшая.
- Оставил вам отец после себя какое-нибудь состояние?
- Да так, маленький капиталец - тысяч в пять!
И при этом молодой человек, проворно вынув из кармана билет приказа общественного призрения{111}, предъявил его Крапчику.
Тот осмотрел тщательно билет.
- Значит, вы уже здесь положили ваши деньги в приказ?
- Здесь!.. Живешь на постоялом дворе, где ж тут деньги прятать, а билет-то тоненький: сунешь его в карман и ходишь покойно.
Крапчику такая предусмотрительность со стороны молодого человека понравилась.
- Вот видите-с, - начал он, - доселе у меня были управляющие из моих крепостных людей, но у всех у них оказывалось очень много родных в имении и разных кумов и сватов, которым они миротворили; а потому я решился взять с воли управляющего, но не иначе как с залогом, который, в случае какой-нибудь крупной плутни, я удержу в свою пользу.
- Да не угодно ли вам этот билет залогом у меня взять, а мне выдать записочку, что он находится у вас в обеспечении?
Готовность молодого человека дать от себя залог опять-таки пришлась по душе Крапчику.
- Вы, конечно, грамотный? - продолжал он расспрашивать молодого человека.
- Грамотный! - отвечал тот.
- Потрудитесь мне написать ваше имя, отчество и звание, присядьте на этот стул, и вот вам бумага и перо!
Молодой человек исполнил это приказание, и та посадка, которую он при этом принял, та умелость, с которою он склонил голову набок и взял в руки перо, а также и красивый, бойкий почерк опять-таки напомнили Крапчику более семинариста, чем лавочника.
- А на счетах и арифметику вы знаете?
- Знаю-с!
- Первую и вторую часть?
- Только первую! - объяснил, слегка подумав, молодой человек.
- Но где ж вы всему этому научились?
- Сначала у священника нашего, а потом в училище!
- В духовном или светском? - допытывался Крапчик.
Молодой человек опять-таки позамялся несколько.
- В светском!.. Где ж в духовном! - ответил он.
- Паспорт вы, конечно, имеете?
- Имею-с!
И молодой человек подал паспорт на имя мещанина Василия Иванова Тулузова. Крапчик очень внимательно прочел все приметы, написанные в паспорте, и они ему показались схожими с молодым человеком.
- И шрам на левой руке даже обозначен! - заметил он.
- Шрам есть у меня! - подхватил молодой человек и, загнув рукав у сюртука, показал весьма небольшой и еще красноватый рубец.
- Давно он у вас? - расспрашивал Крапчик, как бы подталкиваемый каким-то тайным подозрением.
- Недавно-с!.. Перед отъездом почти оцарапнул себе это гвоздем! - объяснил молодой человек.
- Какое же вы жалованье желаете получать? - поставил, наконец, последний вопрос от себя Крапчик.
- Жалованье, ваше превосходительство, у нас, например, по торговой части, кладется, глядя по заслуге, и что вы мне назначите, - тем я и доволен буду.
"Значит, надеется на себя!" - подумал не без удовольствия Крапчик, но вслух, однако, проговорил довольно суровым голосом:
- На всех этих условиях я могу вас взять к себе!.. Имение мое, которое вам поручится, по хлебопашеству незначительное; но оно значительно по оброчным сборам!.. Скотина, мой теперешний управляющий, накопил пропасть недоимки, которую вы прежде всего должны собрать. Способ для того такой: вы объезжайте всех соседних подрядчиков, которые вот именно великим постом подряжают рабочих и выдают им задатки, и объявите им, чтобы крестьянам моим, на которых у меня числится недоимка, они денег на руки не выдавали, а вручали бы их вам; если же подрядчики не сделают того, вы не выдавайте недоимщикам паспортов.
В прежнее время обыкновенно Крапчик порол жестоко крестьян, которые не доплачивали ему оброка; но ныне, имея в виду все-таки висевшую над губернией ревизию, решился действовать более законным путем.
- Это легко сделать!.. Недоимку соберу... - произнес самонадеянно молодой человек.
- Итак, вы завтра же можете и ехать! - заключил Крапчик.
- Если прикажете, завтра же поеду, - сказал покорным тоном молодой человек и, получив на билет приказа общественного призрения от Крапчика расписку, ушел, а на другой день и совсем уехал в имение.
На третьей неделе поста, именно вскоре после того, как Крапчик поссорился с дочерью, новый его управляющий прислал ему совершенно грамотное и весьма почтительное донесение, пересыпанное фразами: ваше превосходительство, по приказанию вашего превосходительства, как благоугодно будет вашему превосходительству. В донесении этом управляющий прежде всего объяснил, что недоимка с крестьян им почти вся собрана, а затем следовало довольно неприятное известие, что на днях, по чьему-то безымянному доносу, к ним в имение приезжала земская полиция, в сопровождении сенаторского чиновника, делать дознания о злоупотреблениях будто бы господином Крапчиком помещичьей власти, но что он, управляющий, водя крестьян к допросам, строго воспрещал им что-либо показывать на господина, угрожая, в противном случае, ссылкою на поселение, и что вследствие этого никто из крестьян ничего не показал в подтверждение доноса.
За все это Крапчик, конечно, прежде всего поблагодарил бога и похвалил мысленно распорядительность своего управляющего; но новая выходка сенатора против него, - и выходка столь враждебная, - взбесила его донельзя, так что Крапчик, не медля ни минуты, облекся в мундир, звезду, ленту, во все свои кресты и медали, и поехал к его сиятельству объясниться. Войдя с апломбом в залу сенатора, он громогласно объявил дежурному чиновнику, что он губернский предводитель Крапчик и имеет надобность видеть графа. Вежливый чиновник на первых порах пошел было проворно в кабинет сенатора; но, возвратясь оттуда гораздо уже медленнее, сказал Крапчику, что граф болен и не может принять его.
- Но я приехал по экстренному делу и готов видеть графа даже в постели! - настаивал Крапчик.
Чиновник опять ушел в кабинет, где произошла несколько даже комическая сцена: граф, видимо, бывший совершенно здоров, но в то же время чрезвычайно расстроенный и недовольный, когда дежурный чиновник доложил ему о новом требовании Крапчика принять его, обратился почти с запальчивостью к стоявшему перед ним навытяжке правителю дел:
- Вот плоды, которые мы пожинаем по поводу последнего распоряжения, - вот они!
- Ваше сиятельство, мы должны были сделать это распоряжение! - сказал тот, не поднимая своих опущенных глаз.
- А если должны, так вы и ступайте объясняться с господином Крапчиком, а я не намерен себя мучить, никак!..
- Я готов объясниться! - отвечал правитель дел.
- Прошу вас! - проговорил сенатор и нервно понюхал табаку из осыпанной брильянтами табакерки.
Дело в имении Крапчика было чисто измышлено Звездкиным, который, явно уже действуя заодно с m-me Клавской, старался вредить, чем только возможно, всем врагам губернатора, в числе коих Крапчик, конечно, был одним из самых главных. Выйдя, по приказанию сенатора, в залу к губернскому предводителю, он не поклонился даже ему, равно как и Крапчик не сделал для того ни малейшего движения. Оба они, кроме уж вражды, представляли собой какие-то две почти климатические противуположности: Звездкин был петербургский чиновничий парвеню, семинарист по происхождению, злой и обидчивый по наклонности своей к чахотке, а Крапчик - полувосточный человек и тоже своего рода выскочка, здоровый, как железная кочерга, несмотря на свои шестьдесят восемь лет, и уязвленный теперь в самую суть свою.
- Граф никак не может принять вас, - начал не совсем твердым голосом Звездкин, - а он мне поручил объясниться с вами.
Крапчик сердито понурил головой.
- Если графу так угодно понимать и принимать дворян, то я повинуюсь тому, - проговорил он, - но во всяком случае прошу вас передать графу, что я приезжал к нему не с каким-нибудь пустым, светским визитом, а по весьма серьезному делу: сегодня мною получено от моего управляющего письмо, которым он мне доносит, что в одном из имений моих какой-то чиновник господина ревизующего сенатора делал дознание о моих злоупотреблениях, как помещика, - дознание, по которому ничего не открылось.
- Ничего не открылось! - подтвердил и правитель дел.
- Так для чего ж его и производили?.. - воскликнул с злобным хохотом губернский предводитель.
- По доносу! - отвечал ему спокойно Звездкин.
- Позвольте-с! - воскликнул снова Крапчик. - Во-первых, по безымянным доносам закон повелевает ничего не делать, ни к чему не приступать.
- Да, но только этот закон не распространяется на ревизующих губернии сенаторов! - возразил Звездкин. - По высочайше утвержденной инструкции, данной графу в руководство, он может делать дознания не только что по доносам, но даже по слухам, дошедшим до него.
- Любопытно бы было видеть эту инструкцию, - сказал насмешливо Крапчик, - но, кроме того, слух слуху рознь. Это уж я говорю не как помещик, а как губернский предводитель дворянства: назначать неосмотрительно дознания по этого рода делам значит прямо вызывать крестьян на бунт против помещиков, а это я не думаю, чтобы было приятно государю.