На это gnadige Frau не нашлась, что и сказать. В первый еще раз в жизни своей она до такой степени растерялась, что у нее все мысли как бы перепутались в голове.
- Пусть отец Василий объявит Егору Егорычу о смерти Валерьяна, - придумала Сусанна Николаевна.
- Ах, нет, нет! - отвергнула решительным тоном gnadige Frau. - Эти вещи надобно, чтобы объявляло лицо любящее. Отец Василий, я не спорю против того, человек очень умный и ученый, но не думаю, чтобы он вполне был привязан к Егору Егорычу.
- Почему? - спросила Сусанна Николаевна, раскрывая в удивлении свои глаза на gnadige Frau.
- Потому что он русский поп! - ответила gnadige Frau, не могшая преодолеть в себе неприязни к русским попам.
Сусанна Николаевна при этом невольно покраснела.
- Он духовник Егора Егорыча, - произнесла она тихо.
- Понимаю, - начала gnadige Frau, но не успела договорить своей мысли, потому что в это время вошел Сверстов, только что вернувшийся из больницы и отыскивавший свою супругу. Войдя, он сразу же заметил, что обе дамы были на себя не похожи. Растерявшись и сам от того, что увидел, он зачем-то сказал жене:
- Ты здесь?
- Здесь, - отвечала та, стараясь смигнуть снова выступившие на глазах ее слезы.
- А вы больны, вероятно? - отнесся Сверстов к Сусанне Николаевне, у которой действительно лицо имело совершенно болезненное выражение.
- Да, немножко... или нет, ничего... - проговорила она.
- Может быть, случилось что-нибудь? - спрашивал Сверстов, не могший понять, что бы такое могло произойти.
Сусанна Николаевна не отвечала.
- Случилось! - объяснила за нее gnadige Frau, совладевшая, сколько могла, с собой. - Садись и слушай, не тараторь только, пожалуйста! Сусанна Николаевна получила письмо от Мартына Степаныча Пилецкого, который пишет, что Валерьян Николаич Ченцов от несчастной любви застрелился.
- К кому от любви? - воскликнул Сверстов, удивленный, опечаленный и испуганный.
- К крестьянке одной, - сказала gnadige Frau, не совсем верившая, чтобы Ченцов от любви именно застрелился, и относившая это к тому, что он очень развратился и запутался в своих денежных делах.
- Что же, эта крестьянка не любила его? - допытывался Сверстов.
- Напротив, вероятно, любила, но жена Валерьяна, которой она принадлежала, отняла ее у него, - объяснила ему Сусанна Николаевна.
- Ну да-с, да! - произнес на это протяжно-укоризненным голосом доктор. - Этого надобно было ожидать, - я вот тогда хотел ехать к Валерьяну Николаичу, а вы, gnadige Frau, не пустили меня; таким образом малого, который, я убежден, был отличнейший господин, бросили на произвол судьбы.
- Я сознаюсь, что тогда была не права, - проговорила, вспыхнув в лице, gnadige Frau.
- Вы тогда все решили, чтобы ждать, ну и дождались! - продолжал тем же укоризненным тоном Сверстов.
- Довольно уж об этом!.. Будет!.. - остановила его с досадой gnadige Frau. - Мы теперь рассуждаем, как нам объявить Егору Егорычу.
- Как объявить?! Пойти да и объявить! - решил Сверстов.
- Мой милый доктор, - отнеслась к нему как бы с мольбой Сусанна Николаевна, - я подумать боюсь, как это подействует на Егора Егорыча.
Gnadige же Frau просто прикрикнула на мужа:
- Ты, по своей торопливости, становишься безжалостным! Разве можно человеку сказать про такое несчастие, не подготовив его?!
- Ну да, ждать, по-твоему! - ответил ей тоже с запальчивостью Сверстов. - Когда человеку, может быть, угрожает антонов огонь, а все-таки жди, подготовляй!.. Как бы мы в операциях ждали, так, пожалуй бы, ни одна из них и не удалась.
В сущности Сверстов торопился произвести на своим другом нравственную операцию единственно по своей искренней любви к Егору Егорычу и из страха за него. "Ну, - думал он в своей курчавой голове, - решить вопрос, так решить сразу, а там и видно будет, что потом следует предпринять".
- И почему вы думаете, - заговорил он почти с азартом, - что Егор Егорыч такая старческая и слабая натура? Я видал его в горях посильнее нынешнего; он, конечно, был поражаем, но потом снова ободрялся и становился еще сильнее прежнего.
- Но ты забываешь, - урезонивала его gnadige Frau, - до какой степени Егор Егорыч встревожился, когда только узнал, что племянник женился на дочери господина Крапчика.
- То другое дело!.. Другое! - перебил свою супругу доктор. - То находилось в области гаданий и неизвестности, что всегда поражает людей с фантазией, каков Егор Егорыч, больше, чем встреча прямо лицом к лицу с совершившимся горем и несчастием.
- А это еще больше, разумеется, поразит его, - проговорила печально Сусанна Николаевна.
- Непременно поразит! - согласилась с ней gnadige Frau. - И ты когда же намерен сказать Егору Егорычу? - отнеслась она к мужу.
- Сегодня за чаем, - отвечал тот.
Услыхав такое решение, Сусанна Николаевна затрепетала всем телом, да покоробило оно и gnadige Frau. Что касается до Сверстова, то он нервно потирал себе руки, приготовляясь к труднейшей для него, но необходимой операции. Момент совершения этой операции настал весьма скоро. Егор Егорыч проснулся и, выйдя в гостиную, послал Антипа Ильича собрать свое кузьмищевское общество. Все сошлись к нему и уселись на обычные места свои. Gnadige Frau с великою досадою на себя чувствовала, что у нее наполовину убавилось прежней твердости характера; Сусанна Николаевна старалась об одном, чтобы муж не видел выражения ее лица; Сверстов был неестественно весел; Егор же Егорыч точно нарочно являл во всей своей фигуре полнейшее спокойствие духа. Чай был подан с обычною церемонностью Антипом Ильичом. Доктор, беря свою чашку, подлил в нее значительное количество рому и поспешно выпил ее.
- Ну-с, - начал он несколько протяжно, - Мартын Степаныч прислал нам известие: Валерьян Николаич покончил с собой!.. Его нет более в живых!
Егор Егорыч строго взглянул на Сверстова.
- Каким образом покончил? - спросил он.
- Застрелился! - объяснил тот.
- Оставил после себя какую-нибудь записку, почему и для чего он это сделал?
- Никакой!.. Вероятно, потому, что жизнь надоела.
- Где и у кого письмо Мартына Степаныча?
- У меня! - отвечала Сусанна Николаевна и подала мужу письмо Пилецкого.
Егор Егорыч быстро пробежал его.
- Пожинаю плоды от дел моих, - произнес он ироническим тоном и стукнув ногой.
Затем встал вдруг с своего места и довольно быстрыми шагами принялся ходить взад и вперед по гостиной, беспрестанно хватая себя за голову и ероша свои волосы.
- Вы сядьте!.. Не ходите! Ходьба еще больше усиливает волнение, что при теперешнем вашем душевном настроении нехорошо, - заметил ему доктор.
- Нехорошо, вы думаете? - переспросил Егор Егорыч.
- Очень даже! Садитесь! - повторил доктор.
Егор Егорыч снова сел на диван.
- Не чувствуете ли вы теперь чего-нибудь особенного? - добавил Сверстов.
- Я ничего даже теперь не чувствую, - произнес, горько усмехнувшись, Егор Егорыч.
- А не хотите ли вы воды? - предложила было gnadige Frau.
- Какой воды!.. Глупости! - отвергнул доктор. - Вина бы, по-моему, следовало выпить!
- Вина?.. Да, вина я хочу! - подтвердил и Егор Егорыч.
Gnadige Frau почти со всех ног бросилась и принесла стакан и бутылку красного вина. Сверстов поспешил налить целый стакан, который и подал Егору Егорычу. Тот, с своей стороны, жадно выпил все вино, после чего у него в лице заиграл маленький румянец.
Во все это время Сусанна Николаевна, сидевшая рядом с мужем, глаз не спускала с него и, видимо, боясь спрашивать, хотела, по крайней мере, по выражению лица Егора Егорыча прочесть, что у него происходит на душе. Наконец он взял ее руку и крепко прижал ту к подушке дивана.
- Ну, ты мне осталась, - проговорил он.
- Останьтесь и вы для меня, - сказала Сусанна Николаевна и, не выдержав долее, заплакала.
- Останусь и я! - отвечал Егор Егорыч и, немедля после этого, подняв голову, сказал, обращаясь к Сусанне Николаевне: - Тут, сколько это видно по письму Мартына Степаныча, мне никаких не следует делать распоряжений!
- Да какие же распоряжения, я не вижу, - отозвалась она, - может быть, откроются какие-нибудь долги...
- О, это я немедля же заплачу! - воскликнул Егор Егорыч.
На этом собственно настоящий вечер и кончился, но на другой день Егор Егорыч начал всем внушать серьезное опасение: он не то чтобы сделался болен, а как бы затих совсем и все прилегал то на один диван, то на другой; ни за обедом, ни за ужином ничего не ел, ночи тоже не спал.
Сусанна Николаевна стала со слезами умолять доктора сказать ей откровенно, что такое с Егором Егорычем.
- Ничего особенного, кроме некоторого угнетенного состояния, которое с течением времени пройдет! - уверял ее тот клятвенно.
- Его надобно развлекать и не давать ему задумываться! - заметила gnadige Frau.
- Это так, справедливо! - одобрил такое мнение супруги доктор.
- И я сегодня же заведу с Егором Егорычем разговор, который, я знаю, очень его заинтересует, - присовокупила та, несколько лукаво прищуривая свои глаза, и вечером, с наступлением которого Егор Егорыч стал еще мрачнее, она, в присутствии, конечно, Сусанны Николаевны и доктора, будто бы так, случайно, спросила Егора Егорыча:
- Скажите, в котором году вы студировали в Геттингене?
Такой вопрос удивил несколько Егора Егорыча.
- В начале восьмисотых годов, в восемьсот шестом, седьмом, что-то вот так! - проговорил он без всякого внимания к своему ответу.
- Значит, - рассчитала gnadige Frau, - я десять лет спустя после вас была в Геттингене и провела там целое лето!.. Не правда ли, что прелестный городок?
- Город умный и ученый! - сказал Егор Егорыч.
- И поэтичный! - дополнила с чувством gnadige Frau.
- Пожалуй, и поэтический, благодаря университету! - заметил Егор Егорыч.
- Кроме того, и по окрестностям своим!.. Один Гарц чего стоит!.. Он какие-то волшебные картины представляет! - воскликнула gnadige Frau с одушевлением, но так как Егор Егорыч ничего ей на это не ответил, то она продолжала, обращаясь к Сусанне Николаевне:
- Вообразите, у вас перед глазами целый хребет гор, и когда вы поднимаетесь, то направо и налево на каждом шагу видите, что с гор текут быстрые ручьи и даже речки с чистой, как кристалл, водой... А сколько в них форелей и какого вкуса превосходного - описать трудно. Вот ты до рыбы охотник, - тебе бы там следовало жить! - отнеслась gnadige Frau в заключение к мужу своему, чтобы сообща с ним развлекать Егора Егорыча.