- Да-с, но паспорт его не убит и существует, и которого, однако, при освидетельствовании трупа, так же, как и денег, не нашли... Неужели же тебе и теперь не ясно?
Но для gnadige Frau теперь уже все было ясно, и она, только по своей рассудительности, хотела мужу сделать еще несколько вопросов.
- Стало быть, ты думаешь, что здешний Тулузов - убийца мальчика Тулузова? - произнесла неторопливо и все еще сомневающимся тоном gnadige Frau.
- А у кого же у другого мог очутиться его паспорт и кому нужно было им воспользоваться, как не убийце?
Gnadige Frau была с этим несогласна.
- Воспользовавшись, он скорей всего изобличил бы себя тем!.. Ему было бы безопаснее жить с своим паспортом, - сказала она.
- Да собственного-то виду у него, может быть, и не было!.. Он, может быть, какой-нибудь беглый!.. Там этаких господ много проходит! - объяснил, в свою очередь, тоже довольно правдоподобно, Сверстов. - Мне главным образом надобно узнать, из какого именно города значится по паспорту господин Тулузов... Помнишь, я тогда еще сказал, что я, и не кто другой, как я, открою убийцу этого мальчика!
- А Егору Егорычу ты будешь говорить об этом? - спросила gnadige Frau.
- Пока еще нет, а потом, как запасусь документиком, скажу.
- Ты при этом не забудь, что это будет ему очень неприятно узнать!.. Madame Ченцова - его племянница и вышла замуж... за кого?.. Сам ты посуди!
- Что ж из того, что она племянница ему? - почти крикнул на жену Сверстов. - Неужели ты думаешь, что Егор Егорыч для какой бы ни было племянницы захочет покрывать убийство?.. Хорошо ты об нем думаешь!.. Тут я думаю так сделать... Слушай внимательно и скажи мне твое мнение!.. Аггей Никитич упомянул, что Тулузов учителем был, стало быть, сведения об нем должны находиться в гимназии здешней... Так?..
- Так! - подтвердила gnadige Frau.
- Слушай далее: директор тут Артасьев... Он хоть и незнаком лично со мной, но почти приятель мой по Пилецкому... Так?..
- Я не знаю, так ли это! - возразила gnadige Frau.
- Да так!.. Что это?.. Во всем сомнение! - воскликнул с досадой Сверстов. - Егор же Егорыч - не теряй, пожалуйста, нити моих мыслей! - едет на баллотировку... Я тоже навяжусь с ним ехать, да там и явлюсь к Артасьеву... Так, мол, и так, покажите мне дело об учителе Тулузове!..
- Но тебе, вероятно, не дадут этого дела, - заметила gnadige Frau.
- Почему же не дадут? Что ты такое говоришь? Государственная тайна, что ли, это? - горячился Сверстов. - Ведь понимаешь ли ты, что это мой нравственный долг!.. Я клятву тогда над трупом мальчика дал, что я разыщу убийцу!.. И как мне бог-то поспособствовал!.. Вот уж справедливо, видно, изречение, что кровь человеческая вопиет на небо...
- Конечно! - согласилась с этим gnadige Frau.
- Ну, значит, об этом и говорить больше нечего, а надобно действовать, - заключил Сверстов.
Пока таким образом происходила вся эта беседа в зале, Егор Егорыч, вспомнивший, что Аггей Никитич хотел ему что-то такое сказать по секрету, предложил тому:
- Не желаете ли вы уйти со мной в мою комнату?
- Весьма желал бы! - отвечал Аггей Никитич, вздохнув, как паровой котел.
- Прошу вас! - сказал на это Егор Егорыч и увел гостя в свою спальню, где Аггей Никитич, усевшись против хозяина, сейчас же начал:
- Вы, Егор Егорыч, спрашивали меня, чем я остался недоволен на ревизии?.. Собственно говоря, я прежде всего недоволен сам собою и чувствую, что неспособен занимать место, которое получил по вашей протекции, и должен оставить его.
Егор Егорыч был сильно удивлен, услышав такое решение Аггея Никитича.
- Вследствие чего вы думаете, что неспособны? - сказал он немножко с сердцем.
- Вследствие того-с, - начал Аггей Никитич неторопливо и как бы обдумывая свои слова, - что я, ища этого места, не знал себя и совершенно забыл, что я человек военный и привык служить на воздухе, а тут целый день почти сиди в душной комнате, которая, ей-богу, нисколько не лучше нашей полковой канцелярии, куда я и заглядывать-то всегда боялся, думая, что эти стрекулисты-писаря так тебе сейчас и впишут в формуляр какую-нибудь гадость... Потом считай чужие деньги, а я и своих никогда не умел хорошенько считать, и в утешение кури себе под нос сургучом!..
- Все это вздор-с!.. Пустяки!.. Одно привередничанье ваше!.. Что это такое?.. Сургуч?.. Привык служить на воздухе? Это чепуха какая-то! - уже закричал на Аггея Никитича Егор Егорыч, рассерженный тем, что он рекомендовал Зверева как чиновника усердного и полезного, а тот, прослужив без году неделю, из каких-то глупых причин хочет уж и оставить службу.
Аггей Никитич, в свою очередь, хоть и понимал, что он действительно в оправдание своего решения оставить службу губернского почтмейстера нагородил какой-то чуши, но, тем не менее, от самого решения своего, заметно, не отказывался.
- Может быть, вы имеете в виду другую должность? - принялся его расспрашивать Егор Егорыч.
- Никакой! - произнес Аггей Никитич.
- Но чем же вы будете заниматься, оставив вашу службу?
- Буду заниматься масонством! - объяснил Аггей Никитич.
Егор Егорыч при этом невольно усмехнулся.
- Масонство нисколько вам не помешает служить! - пробормотал он. - Состояния вы не имеете...
- Имею-с... потому что пенсию буду получать, - вздумал было возразить Аггей Никитич.
- Но велика ли эта пенсия!.. Гроши какие-то! - воскликнул Егор Егорыч. - И как же вам не представляется мысль, что вы для семьи, для жены вашей должны еще пока трудиться? - начал было Егор Егорыч продолжать свои поучения, но при словах: "для жены вашей", Аггей Никитич вдруг выпрямился на своем кресле и заговорил сначала глухим голосом, а потом все более и более возвышающимся:
- Жена-то моя и мешает мне продолжать мою службу! Она очень уж хорошо узнала, как следует в почтамте служить, лучше даже, чем я, и начала там распоряжаться чересчур свободно... Перед тем, как мне ехать на ревизию, Миропе Дмитриевне угодно было (при этом Аггей Никитич потер у себя под глоткой, как бы затем, чтобы утишить схвативший его горло спазм)... угодно было, - повторил он, - поручить всем ямщикам, всем почтальонам, чтобы они в каждой почтовой конторе говорили, что это еду я, мое высокоблагородие, начальник их, и чтобы господа почтмейстеры чувствовали это и понимали, так как я желаю с них хапнуть!..
Таким рассказом Егор Егорыч был сильно озадачен.
- И вы достоверно это знаете? - спросил он.
- Достоверно-с, - отвечал Аггей Никитич, иронически усмехнувшись, - так как в каждом уездном городе ко мне являлся обыкновенно почтмейстер и предлагал взятку, говоря, что он делает это по моему требованию, которое передано им от моей супруги через почтальона... Я говорю все это так откровенно вам, Егор Егорыч, потому что мне решительно не с кем посоветоваться о таком моем большом горе!
- Но что же, ваша жена глупа, что ли? - спросил негромко Егор Егорыч.
- Напротив, - отвечал тоже вполголоса Аггей Никитич, - но хитра и жадна на деньги до невозможности... Видеть этих проклятых денег равнодушно не может, задрожит даже; и так она мне этим опротивела, что я развестись бы с ней желал!
- Разве это возможно и благородно! - снова прикрикнул на него Егор Егорыч. - Вы забываете, что она, может быть, дочь какого-нибудь небольшого необразованного чиновника, а потому в семье своей и посреди знакомых звука, вероятно, не слыхала, что взятки - мерзость и дело непозволительное!
- Нет-с, это не от семьи зависит, а человеком выходит! - воскликнул Аггей Никитич. - У нас, например, некоторые ротные командиры тоже порядочно плутовали, но я, видит бог, копейкой казенной никогда не воспользовался... А тут вдруг каким хапалом оказался!.. Просто, я вам говорю, на всю мою жизнь осрамлен!.. Как я там ни уверял всех, что это глупая выдумка почтальонов, однако все очень хорошо понимают, что те бы выдумать не смели!
- Если вы и осрамлены, так не на долгое время, - стал его утешать Егор Егорыч, - ведь поймут же потом, что вы не такие.
- А как поймут? Я, конечно, буду не такой, а другой, каким я всегда был, но за супругу мою я не поручусь... Она потихоньку от меня, пожалуй, будет побирать, где только можно... Значит, что же выходит?.. Пока я не разойдусь с ней, мне нельзя служить, а не служить - значит, нечем жить!.. Расходиться же мне, как вы говорите, не следует, и неблагородно это будет!..
- Не следует! - повторил Егор Егорыч. - Прежде надобно было об этом думать, когда вы женились на ней!
- Я думал, Егор Егорыч, много думал, но справедливо говорят, что женщины хитрее черта... Хоть бы насчет тех же денег... Миропа Дмитриевна притворилась такой неинтересанткой, что и боже ты мой, а тут вот что вышло на поверку. Вижу уж я теперь, что погиб безвозвратно!
- Почему же погибли? - продолжал утешать Аггея Никитича Егор Егорыч. - Вы такой добрый и душевный человек, что никогда не погибнете, и я вот теперь придумываю, какое бы вам другое место найти, если это, кроме семейных причин, и не по характеру вам.
- Совершенно не по характеру, - отозвался Аггей Никитич.
- А место исправника, которое, полагаю, вам будет больше по душе, вы веяли бы?
- Конечно бы, взял, но супруга моя и тут, чего доброго, что-нибудь натворит!
- Нет, уж она тут у меня ничего не натворит: я вмешаюсь в вашу семейную жизнь!.. Миропа Дмитриевна, сколько я мог это заметить, побаивается меня немножко.
- И очень побаивается! - подхватил Аггей Никитич. - Вы мне истинное благодеяние окажете, если повлияете на нее, потому что, прямо вам говорю, мне, по моему характеру, не совладать с ней.
- Вижу, - произнес с многодумчивым выражением в лице Егор Егорыч, - и потому вот я какой имел бы план... Не знаю, понравится ли он вам... Вы останетесь погостить у меня и напишете вашей жене, чтобы она также приехала в Кузьмищево, так как я желаю поближе с ней познакомиться... Приедет она?
- Непременно приедет!.. Я сам что-то вроде этого думал, но не смел обременять вас! - произнес радостно Аггей Никитич.
- Но только наперед знайте, что я буду к жене вашей безжалостен и с беспощадностью объясню ей все безобразие ее поступков! - дополнил Егор Егорыч.
- Чем беспощаднее, тем лучше, - воскликнул на это почти ожесточенным голосом Аггей Никитич, - потому что если наказать Миропу Дмитриевну, чего она достойна по вине своей, так ее следует, как бывало это в старину, взять за косу да и об пол!