- Как, разве он не больной?
- Понятия не имею, может, и больной, только, по-моему, он просто притворяется.
- А почему вы так решили?
- Да потому, что, если бы он был больным, он хоть когда-нибудь раздевался бы, - как по-вашему? А он никогда не раздевается. Даже сапог не снимает.
- Ну да? Даже когда ложится спать?
- Так и ложится в сапогах.
Ну, Тома Сойера хлебом не корми, только дай ему какую-нибудь тайну. Если вы перед ним и передо мной положите рядом тайну и кусок пирога, то вам и предлагать нечего, чтобы мы выбирали то или другое; все решится само собой. Уж такой я человек, что тут же брошусь к пирогу, а Том обязательно бросится к тайне. Люди ведь бывают разные. Да это и к лучшему. Так вот, Том и спрашивает у стюарда:
- А как его фамилия?
- Филлипс.
- А где он сел на пароход?
- Кажется, что в Александрии, в Айове.
- А как по-вашему, что он затеял?
- Понятия не имею, я никогда над этим не задумывался.
Вот еще один человек, подумал я, который потянется за пирогом.
- А вы ничего не заметили особенного в том, как он ведет себя, как разговаривает?
- Да нет, ничего. Разве только пугливый он очень, дверь каюты всегда запирает - и днем и ночью. А когда стучишь к нему, никогда не откроет, пока через щелочку не увидит, кто это.
- Черт возьми, это интересно! Хотелось бы мне взглянуть на него. Послушайте, когда вы следующий раз понесете ему еду, как вы думаете, не удастся ли вам пошире открыть дверь и...
- Ничего не выйдет. Он всегда стоит за дверью. Так что из этого ничего не выйдет.
Том подумал, подумал и говорит:
- Вот что! Дайте мне свой фартук, и я утром отнесу ему завтрак. А вам я за это дам двадцать пять центов.
Парень согласился, при условии, если старший стюард не будет против. Том заверил его, что все будет в порядке и что он сумеет договориться со старшим стюардом.
Так оно и получилось. Том условился, что мы оба наденем фартуки и понесем завтрак.
Тому до того не терпелось попасть в соседнюю каюту и раскрыть тайну Филлипса, что он никак не мог заснуть: всю ночь он строил догадки. По-моему, это было вовсе ни к чему, - если вы собираетесь что-то выяснить, что толку гадать заранее и тратить порох попусту? Я лично прекрасно выспался. Плевать мне на тайну этого самого Филлипса, сказал я себе.
Утром мы с Томом надели на себя фартуки, взяли по подносу с едой, и Том постучал в дверь соседней каюты.
Пассажир приоткрыл дверь, впустил нас и быстро захлопнул ее. Бог мой! Как только мы увидели его, мы чуть не выронили наши подносы; а Том воскликнул:
- Юпитер Данлеп! Как вы сюда попасти?
Пассажир, ясное дело, остолбенел от удивления; в первую минуту он, похоже, не знал, испугаться ему или обрадоваться, а может, и то и другое вместе, но потом, видимо, решил обрадоваться. Во всяком случае, щеки его опять порозовели, хотя поначалу он ужасно побледнел.
Пока он завтракал, мы разговорились. И он нам заявляет:
- Только я не Юпитер Данлеп. Я вам сейчас расскажу, кто я, если вы поклянетесь, что будете молчать. Дело в том, что я и не Филлипс.
Тут Том ему и выпалил:
- Молчать-то мы будем, но если вы не Юпитер Данлеп, то можете и не говорить, кто вы.
- Почему?
- Потому, что если вы не Юпитер, то вы близнец - Джек. Вы просто копия Юпитера.
- Ты прав, парень. Я и есть Джек. Только ты мне объясни, откуда ты нас, Данлепов, знаешь?
Том рассказал ему о наших приключениях прошлым летом на ферме дяди Сайласа. И когда Джек понял, что нам известно все о его семье, да и о нем самом, он перестал таиться и начал разговаривать совершенно откровенно. Ни чуточки не стесняясь, он признался нам, что был вором, что он занимается этим ремеслом и сейчас, и не сомневается, что будет воровать до конца дней своих. Конечно, заявил он, это жизнь, полная опасностей и...
Тут он затаил дыхание и наклонил голову, прислушиваясь к чему-то. Мы молчали, и секунду или две в каюте царила глубокая тишина и не было слышно ничего, кроме поскрипывания деревянных перегородок и стука машины под полом.
Затем нам с Томом удалось его успокоить, и мы принялись рассказывать Джеку о его родных, о том, что жена Брейса вот уже три года как умерла и он хотел жениться на Бенни, а она отказала ему; что Юпитер работает у дяди Сайласа и они все время ссорятся; наконец Джек размяк и начал смеяться.
- Ах, черт меня побери! - воскликнул он. - До чего же это приятно, совсем как в былые времена, слушать все эти сплетни! Вот уже больше семи лет, как я ничего не знаю о доме. А что они обо мне говорят?
- Кто?
- Ну, соседи и братья.
- А они никогда и не говорят о вас. Разве только редко-редко когда упомянут случайно.
- Черт! - с изумлением воскликнул Джек. - А почему же они никогда не говорят обо мне?
- Да потому, что они думают, что вы давным-давно умерли.
- А ты не врешь? Дай честное слово! - Джек даже вскочил от возбуждения.
- Честное благородное. Все там уверены, что вас давно нет в живых.
- Тогда я спасен! Ей-богу, я спасен! Я еду домой.
Они спрячут меня и спасут. А вы будете молчать. Поклянитесь, что вы никогда на меня не донесете. Ребята, вы должны пожалеть такого беднягу, как я, за которым охотятся днем и ночью и который носу высунуть не может.
Я ведь никогда ничего худого вам не делами и никогда не сделаю, видит бог! Поклянитесь, что вы не выдадите меня и поможете мне спастись.
Конечно, мы поклялись; будь на его месте собака, все равно мы бы не отказались. А он, бедняга, был так счастлив, что не знал, как нас благодарить, готов был просто задушить нас в объятиях.
Мы опять принялись болтать, а Джек вытащил маленький саквояж, попросил нас отвернуться и открыл его. Мы отвернулись, а когда он сказал нам, что можно смотреть, то перед нами оказался совсем другой человек. На нем были синие очки и самого что ни на есть натурального вида каштановые бакенбарды и усы. Родная мать не узнала бы его. Он спросил нас, похож ли он сейчас на своего брата Юпитера.
- Ничуть, - сказал Том, - ничего похожего, кроме разве длинных волос.
- Ладно, я их подстригу покороче, прежде чем приеду к ним. А там Юпитер и Брейс будут держать все в секрете, и я смогу жить у них как чужой. Соседи никогда не узнают меня. Как вы считаете?
Том немного подумал и сказал:
- Конечно, мы с Геком будем молчать, а вот если вы будете разговаривать, то в этом деле есть риск, - может, и небольшой, а все-таки риск. Я что хочу сказать: если вы будете говорить, люди могут обратить внимание, что у вас голос совершенно как у Юпитера, а потом могут припомнить второго близнеца, о котором был слух, что он умер, и догадаться, что все это время он скрывался под чужим именем.
- Ей-богу, ты умный парень! - воскликнул Джек. - Ты совершенно прав. Когда кто-нибудь из соседей будет поблизости, я буду притворяться глухонемым.
Если бы я пробрался домой, а о голосе бы забыл...
Впрочем, я ведь не думал пробираться туда. Я искал какое-нибудь местечко, где я мог бы укрыться от ребят - тех, которые преследуют меня. Там бы я загримировался, переоделся и...
Джек Данлеп побледнел, бросился к двери, прильнул к ней ухом и, тяжело дыша, стал прислушиваться. Нам он прошептал:
- Мне послышалось, что взводят курок. Бог мой, ну и жизнь!
Он упал в кресло, совершенно обессиленный и разбитый, и принялся вытирать пот со лба. Глава III. ПОХИЩЕНИЕ БРИЛЬЯНТОВ
С этого утра мы почти все время проводили вместе с Джеком Данлепом и по очереди ночевали у него в каюте на верхней койке. Джек говорил, что он ужасно одинок и очень рад, что при его неприятностях у него есть друзья, с которыми он может поговорить. Мы сгорали от желания узнать его тайну, но Том сказал мне, что лучший способ - не проявлять любопытства, тогда он в каком-нибудь разговоре обязательно проболтается, а если мы будем расспрашивать его, он перестанет нам доверять, и тогда уж из него ничего не вытянешь. Так оно и получилось.
Мы ясно видели, что Джеку хочется рассказать нам все, но каждый раз, когда он, казалось, вот-вот выложит свою тайну, он пугался и начинал говорить о чем-нибудь другом.
Но в конце концов он все-таки не выдержал.
Джек все расспрашивал нас о пассажирах, которых мы видим на палубе, но делал вид, что его это не интересует. Мы рассказали. Однако Джек остался недоволен, он сказал, что мы рассказываем недостаточно подробно, и попросил описать пассажиров во всех деталях. Том описал ему всех. И вот, когда Том дошел до одного из самых неотесанных и оборванных пассажиров, Джек вздрогнул, у него перехватило дыхание, и он пробормотал:
- Бог мой, это один из них! Они здесь, на пароходе, я так и знал. Я надеялся скрыться от них, но никогда не верил, что мне это удастся. Ну, продолжай.
Том стал описывать ему другого противного и грубого палубного пассажира; Джек опять задрожал и сказал:
- Это он! Это второй! Если бы только была хоть одна темная грозовая ночь, я сумел бы сойти на берег. Они наверняка поручили кому-нибудь следить за мной. Они ведь могут пойти в буфет и раздобыть там выпивку, вот они и воспользовались этим, чтобы подкупить какого-нибудь грузчика или юнгу следить за мной. Если бы даже мне удалось ускользнуть на берег так, чтобы никто меня не видел, они все равно узнают об этом самое большее через час.
Тут он принялся ходить взад-вперед по каюте и в конце концов рассказал нам свою историю. Он рассказал нам о всяких своих делах и неудачах, а потом перешел к последнему делу.
- Это была игра на доверии. Мы сыграли ее с ювелирным магазином в Сент-Луисе. Охотились мы за парочкой шикарных брильянтов, крупных, как орехи. Все в городе бегали на них смотреть. Мы были одеты с иголочки и проделали все это среди бела дня. Мы приказали принести нам эти брильянты в гостиницу, а там мы рассмотрим их и решим, покупать ли их. И пока мы рассматривали брильянты, мы подменили их поддельными. Эти-то стекляшки и унес с собой приказчик, после того как мы заявили, что брильянты недостаточно чистой воды, чтобы стоить двенадцать тысяч долларов.