Автор: Пушкин А.С.
Широко известно определение пушкинского романа в стихах как «энциклопедии русской жизни», данное В.Г. Белинским. Прав ли критик? И если прав, то почему именно «Евгений Онегин» может претендовать на столь почетное звание?
Герои пушкинского романа представляют только одно сословие — дворянское, хотя и две его довольно сильно разнящиеся друг от друга группы. Если Онегин и Ленский — плоть от плоти и кровь от крови петербургского высшего света, то семейство Лариных — типичные провинциальные помещики, для которых приезд молодого человека из столицы — событие первостепенной важности. Казалось бы, о каком энциклопедическом охвате российской действительности тут можно говорить! Ясно же, что население России вовсе нельзя свести к мирным сельским помещикам и блистательным светским львам. Тем не менее Пушкин мастерски создает фон повествования, и таким образом мы знакомимся с жизнью, можно сказать, всего народа, всех сословий, города и деревни, сельской помещичьей усадьбы и городского дворянского дома, крестьян, ремесленников, купцов... Вот, например, как показан в романе просыпающийся Петербург:
...Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец,идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник,немец аккуратный,
В бумажном колпаке,не раз
Уж отворял свой васисдас.
А сколь подробно описывает Пушкин путешествие семейства Лариных в Москву, рисуя нам необъятные российские просторы:
Осмотрен, вновь обит,упрочен
Забвенью брошенный возок.
Обоз обычный,три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки,стулья,сундуки,
Варенье в банках,тюфяки,
Перины,клетки с петухами,
Горшкидазы еt сеtега,
Ну,много всякого добра.
И вот в избе между слугами
Поднялся шум,прощальный плач:
Ведут на двор осьмнадцать кляч,
В возок боярский их впрягают,
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы,кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форейтор бородатый,
Сбежалась челядь у ворот
Прощаться с барами. И вот
Уселись,и возок почтенный,
Скользя,ползет за ворота.
Когда благому просвещенью
Отдвинем более границ,
Со временем (по расчисленью
Философических таблиц,
Лет чрез пятьсот) дороги,верно,
У нас изменятся безмерно:
Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив,пересекут.
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы,под водой
Пророем дерзостные своды,
И заведет крещеный мир
На каждой станции трактир.
Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают;
Трактиров нет.В избе холодной
Высокопарный,но голодный
Для виду прейскурант висит
И тщетный дразнит аппетит...
Поэт не упускает ни одной значимой бытовой детали, погружает нас в атмосферу предотъездных хлопот челяди, чтобы затем перейти к серьезным проблемам просвещения и российских дорог, столь же актуальным сегодня, как и в эпоху, когда создавался «Евгений Онегин». При этом Пушкин не забывает после возвышенного «раздвинем горы», «пророем дерзостные своды» опустить читателей на грешную землю, вспомнив о необходимости иметь «на каждой станции трактир». Он сам, не раз путешествовавший, испытал все неудобства от отсутствия этих заведений.
Вот как изображен в «Путешествии Онегина» одесский порт:
Глядишь — и площадь запестрела.
Все оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать,шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода войны,
Или подобной новизны?
Пушкин как бы передает нам живые разговоры в портовой толпе купцов, моряков, извозчиков... Он создает у нас иллюзию присутствия на месте событий. А одно замечательное определение купца: «дитя расчета и отваги» — чего стоит! Вот и готовый портрет российского третьего сословия. Не говоря уже о том, что в сохранившихся фрагментах сожженной крамольной третьей главы рассказано о важных событиях истории России начала XIX века — убийстве Павла I, войне 1812 года и зарождении декабристских тайных обществ.
Белинский справедливо заметил: «Как истинный художник, Пушкин не нуждался в выборе поэтических предметов для своих произведений, но для него все предметы были равно исполнены поэзии. Его «Онегин», например, есть поэма современной действительной жизни, не только со всею ее поэзией, но и со всею ее прозой, несмотря на то что она писана стихами. Тут и благодатная весна, и жаркое лето, и гнилая дождливая осень, и морозная зима; тут и столица, и деревня, и жизнь столичного денди, и быт мирных помещиков, ведущих между собою
...разговор благоразумный
О сенокосе,о вине,
О псарне,о своей родне...
Тут и мечтательный поэт Ленский, и тривиальный забияка и сплетник Зарецкий; то возникает перед вами прекрасное лицо любящей женщины, то сонная рожа трактирного слуги, отворяющего, с метлою в руке, дверь кофейной, — и все они, каждый по-своему, прекрасны и исполнены поэзии... Что для прежних поэтов было низко, то для Пушкина было благородно; что для них была проза, то для него была поэзия...» Потому-то и было названо поэтическое произведение романом в стихах: в «Евгении Онегине» предметом поэзии стали темы и образы, до этого бывшие исключительным уделом прозы.