Смекни!
smekni.com

Мысль семейная в романе-эпопее Война и мир (стр. 2 из 2)

А. Моруа, мастер биографического жанра, метко сказал, что Пьер эпилога—это Толстой, «каким он хотел бы стать». Прочитав мемуары С. А. Толстой, начинаешь думать о том, что и Наташа, которая, выйдя замуж, «бросила сразу все свои очарованья», понимая, что они «теперь только были бы только смешны в гла­зах ее мужа», показана именно той женщиной, какой хотел бы видеть свою жену писатель. Софья Андреевна вспоминает о своих первых яснополянских годах; жизнь шла «без художеств и без всяких перемен и ве­селья. Таковой ее устроил и строго соблюдал Л. Н.». Это тяготило жену Льва Николаевича, склонную увле­каться «музыкой, книгой, живописью или людьми, того стоящими» У. Читая строки воспоминаний С. А. Тол­стой, ясно видишь, что изображение Пьера и Наташи в эпилоге было своего рода уроком и назиданием авто­ра жене (первому и столь важному для него читателю «Войны и мира»): писатель говорит об образцовой, по его мнению, семье, о создании которой он мечтал даже в счастливые 60-е годы.

Между близкими писателю людьми и героями «Войны и мира», конечно же, нельзя ставить знак равенства. Тем не менее семья Толстого, близкие ему люди явили собой первообраз жизненной атмосферы Болконских и Ростовых. И это важно иметь в виду читателям тол­стовского романа. Публикаторы воспоминаний Софьи Андреевны отмечают; «Социальная, политическая жизнь России того времени нашла в жизни семьи Л. Н. Тол­стого свое удивительно глубокое и рельефное отраже­ние». То же самое правомерно сказать об укладе жизни родителей писателя и их семей — Волконских и Толстых.

Широта интеллектуальных интересов и напряжен­ность духовной жизни матери Льва Николаевича, одер­жимой нравственной требовательностью к себе и близ­ким людям отчужденность отца писателя от мира чиновничьей иерархии и присущее ему чув­ство независимости, атмосфера доброжелательности и любви в доме, теплое отношение к дворовым, крестья­нам, юродивым, отсутствие (по тем временам необычное) телесных наказаний в семье деда писателя-Ильи Андреевича Толстого — все это было неповторимо-толстовским, а вместе с тем по-своему характерным для русского дворянства первой половины XIX в.; все это и создало тот нравственный «микроклимат», который сформировал Толстого как личность и отразился в се­мейных картинах «Войны и мира».

Семья Толстых, таким образом, не просто дала про­тотипы автору «Войны и мира», она составила важней­ший предмет художественного познания, выступила, как некая ценность русской нравственно-бытовой культуры. Эту ценность писатель и претворил в высочайший обра­зец мирового искусства. Близкие Толстому люди—как жившие с ним рядом, так и предки, известные ему по воспоминаниям,—выступили словно «сотворцами» ро­мана-эпопеи.

2. СВЯЗЬ «МЫСЛИ СЕМЕЙНОЙ» С «МЫСЛЬЮ НАРОДНОЙ»

Исследователи творчества Л. Н. Толстого неодно­кратно отмечали, что основные персонажи «Войны и мира» идут по пути сближения с народом. Не будем еще раз перечислять факты из жизни Ростовых, Болконских и Безухова, которые подтверждают это. Попыта­емся обозначить толстовскую «логику» сопоставления главных героев с народной жизнью.

В черновиках к роману писатель отметил, что жизнь мужиков, как и чиновников, купцов, семинаристов, ему «неинтересна и наполовину непонятна». Речь шла, вероятно, о социально-бытовом укладе, но не о нравственном облике большинства русских людей, ко­торый всегда глубоко интересовал Толстого. В «Войне и мире» не чествуется внимания писателя к крестьян­ской семье и деревенскому быту как таковым. Люди из народа изображаются вне привычных для них условий: в господском доме, на поле сражения, устраивающи­мися на ночлег после военного перехода, в бараке для пленных и т. п. И это нетрудно объяснить. Русские крестьяне не были защищены от деспотизма и насилия в повседневной жизни. И присущая им способность к непринудительному свободному единению, которая столь привлекала писателя, могла в полной мере сказаться лишь вне их житейских условий.

Толстой настойчиво обращается к контактам между людьми разных сословий и общественных положений.

Эти контакты чаще всего оказываются кратковремен­ными. На страницах «Войны и мира» то и дело появля­ются и исчезают группы людей, которые как бы пре­небрегают сословными, корпоративными и прочими со­циальными границами. Таково общение князя Андрея и Тушина во время Шенграбенского сражения, Пьера с Каратаевым в бараке для пленных, Безухова и Болкон­ского с Тимохиным накануне Бородина. Писатель всюду находит «зоны» душевной открытости, взаимной рас­положенности, симпатии и теплоты, интимного и дове­рительного общения. На батарее Раевского, куда попал Пьер во время Бородинской битвы, «чувствовалось оди­наковое и общее всем, как бы семейное оживление». Сходная атмосфера — на батарее Тушина во время Шенграбенского сражения, а также в партизанском отряде, когда туда приезжает Петя Ростов. Вспомним в этой связи и Наташу Ростову, в дни отъезда из Моск­вы помогающую раненым: ей «понравились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми».

Кратковременные человеческие общности, внезапно возникшие и готовые тут же исчезнуть, подобны каплям в символическом шаре из сна Пьера. Они-то, по-тол­стовски изменчивые, податливые воздействиям извне, и составляют в романе Жизнь с большой буквы.

Стихия общей жизни заметно отличается от собст­венно семейной. Контакт между людьми здесь не изби­рателен. И его прекращение не являет собой кризиса, не вызывает чьих-либо страданий: человеческое общение не оставляет после себя какого-либо следа. «Межчело­веческие» связи такого рода более инстинктивны, чем личностны.

Но важно и сходство между семьей и подобными «роевыми» общностями: то и другое единение неиерархично и свободно, имеет органическую почву, главное же—основано не на выборе, а на чувстве внутренней необходимости. Готовность русских людей, прежде всего крестьян и солдат, к непринудительно-свободному единению больше всего похожа на «ростовскую» семей­ственность.

Центральные герои романа и изображенные в нем люди из народа живут по общим для них законам. В осознании этого Толстым отчетливо дала о себе знать его близость национальной жизни, прежде всего кресть­янству—«тому слою населения современной ему России, который был самым стойким носителем тысячелет­них русских культурных традиций».

Народная жизнь, какой мы ее видим в «Войне и мире», разнопланова и сложна. В образах богучаровских крестьян, которые с подозрением отнеслись к инициативе княжны Марьи трогаться с обжитого места. отразились консервативные начала патриархально-общинного мира, склонного противиться всяческим пере­менам: крепостные Болконских в эту пору еще не про­никлись ощущением надвигавшегося на них бедствия. Нравственно-философские воззрения людей общины за­печатлены в Платоне Каратаеве, которому, как заметил А. В, Гулыга, «не повезло в литературоведении: Каратаева принято либо замалчивать, либо развенчивать».

В солдатах, с которыми судьба свела Пьера на Боро­динском поле и в Можайске, явственно проявились национальное чувство, готовность к патриотическому подвигу.

Сопоставление в «Войне и мире» народной, кресть­янской жизни с судьбами центральных персонажей исполнено глубокого смысла. Нерефлективная приоб­щенность людей из народа к коллективному опыту и «самостояние» человека в сложном, уже не патриархальном мире предстают у Толстого как разные, во многом не похожие друг на друга, но взаимодополняю­щие и равноценные начала национального бытия. Они-составляют грани единой, нерасщепимой русской жизни и отмечены глубоким внутренним родством: главным героям романа и изображенным в нем людям из на­рода присуща одна и та же склонность к свободному, непринудительному единению.

Заключение

«Мысль народная» и «мысль семейная» составляют в «войне и мире» нерасторжимое единство. Условием укорененности людей в своей национальной культуре, по Толстому, является их органическая приверженность собственному родовому и социально-бытовому укладу. Глубокая сопричастность героев романа, какими они показаны в эпилоге, своей семье и своей нации, полага­ет писатель, делает их жизнь счастливой и гармоничной.

Но эта гармония предстает как относительная и нена­дежная. На самых последних страницах «Войны и мира» неожиданно звучит глубоко драматическая нота: взаимо­отношения Николая Ростова и Пьера Безухова знамену­ют, что толстовский мир, крепкий и цельный, дает вме­сте с тем трещины, могущие со временем привести его к расколу. Гражданский опыт Пьера и житейско-практический — Николая роковым образом не увязываются друг с другом» и ведут этих людей к взаимному непониманию, даже к враждебности.

Список литературы

1. Бочаров С.Г. «Война и мир». Л.Н. Толстого. М., 1987.

2. Виноградов В. В. О языке Толстого. М., 1979

3. Громов П. О стиле Льва Толстого «Диалектика души» в «Войне и мире». Л., 1977.

4. Ермилов В. Толстой-художник и роман «Война и мир». М., 1961.

5. История русской литературы. Т. II. / Под ред. С.М. Петрова. М., 1963.

6. Ромен Роллан. Собрание сочинений в 14-ти романах. Т. 2. С. 266

7. Хализов В., Кормилов С. Роман Н.Л. Толстого «Война и мир». М., 1983.

8. Храпченко М. Б. Лев Толстой как художник. М., 1988

11
21