В композиционном отношении «Слово о полку Игореве» трехчастно: оно состоит из лирического вступления, «повести» и краткого заключения. В «зачине» автор обосновывал свою манеру повествования, сравнивая ее с тем, как слагал князьям «славы» легендарный певец древности Боян: «Боян же вещий, если хотел кому песнь воспеть, то растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками». Рассказывая о походе Игоря «по былям нашего времени, а не по замышлению Бояна», автор «Слова» творил не столько «славу», сколько «плач», противопоставляя горестное настоящее величию прошлого Руси. Центральная часть произведения, в свою очередь трехчастная, распадается на ряд эпизодов: 1) сборы и выступление Игоря в поход; первое столкновение с половцами, завершившееся победой; решающая битва, в результате которой войско Игоря было разгромлено, а сам князь попал в плен; 2) «вещий сон» Святослава и его толкование боярами, «золотое слово» киевского князя; 3) плач Ярославны, бегство Игоря из плена и возвращение его на Русь. Завершается произведение здравицей князьям и их дружинам, которые ведут борьбу с врагами Руси.
Композиционный рисунок «Слова», как и его образную систему, несмотря на их сложность, отличает поразительная цельность. Тема воинского братства, прозвучавшая в начале «повести», когда Игоря в его желании «испити шеломом Дону» поддерживает брат, достигает своего развития в батальных сценах, где «буй тур» Всеволод выступает как эпический двойник Игоря, на которого переносится воинская удаль старшего брата. Вслед ни обращением Святослава Киевского к князьям Русской земли звучит взволнованный голос Ярославны, взывающей о помощи к силам природы, тем самым государственная тема в произведении сменяется личной, а историческое повествование — народно-поэтическим. Каждый и а образов «Слова» так или иначе связан с Игорем и помогает раскрыть авторское отношение к нему. Например, Ярославна через плач как бы выкликает Игоря из царства мертвых, что оправдывает бегство князя из плена, ведет к его нравственному возрождению.
Автор «Слова о полку Игореве» сознавал новаторский характер созданного им произведения, называя его и «трудной повестью», и «песнью», и «словом». Действительно, это то «слава» воинам, то «плач» русских жен, то «воинская повесть», то страстная «проповедь» в защиту единства и мира, недаром в науке наметилась тенденция рассматривать произведение вне привычных жанровых форм, на стыке жанровых систем, как органический сплав лирики и эпоса, фольклорных и книжных традиций.
Стиль памятника, богатый метафорами и символами, завораживающий игрой слов, был, безусловно, рассчитан на подготовленного читателя, любителя и знатоки поэзии. В основе эпитетов и символов «Слова» лежат и имения природного мира, активного по отношению к миру людей. Природа сочувствует русичам, предупреждая их об опасности (солнце «тьмою», а ночь «грозою»), разделяя боль поражения («никнет трава от жалости, а древо в печали к земле приклонилось»). Характерной приметой произведения является его ритмичность, однако ритм «Слова» особый, меняющийся в зависимости от содержания. Он энергичен в батальных сценах, но лирически плавен в плаче Ярославны. Ритмичность создается различного рода повторами: тематическими и композиционными, на уровне синтаксиса и звукописи («трубы трубят в Новегороде, стоят стяги в Путивле»).
«Слово о полку Игореве» — уникальное явление русской и мировой литературы, доказательство тому — существование музея этого литературного памятника в Ярославле, словаря и пятитомной энциклопедии «Слова», а также неослабевающий интерес к произведению со стороны исследователей и читателей, писателей и художников. Его образы и мотивы встречаются в творчестве А. Н. Радищева и А. Н. Островского, И. А. Бунина и В. Я. Брюсова. «Слово» переводили В. А. Жуковский и А. Н. Майков, К. Д. Бальмонт и Н. А. Заболоцкий. Оно вошло в историю русской музыки (опера Бородина «Князь Игорь») и русской живописи (картины Васнецова, иллюстрации Фаворского). В чем же истоки бессмертия памятника? В сочетании общечеловеческого с национальным, типично средневекового с непреходящими этическими и эстетическими ценностями. «Слово о полку Игореве» заставляет задуматься над вопросами: что есть честь, любовь к родине, ответственность за судьбу народа? Оно поражает своим поэтическим видением красоты природы, ратного труда и воинского братства, супружеской любви и верности. Вот почему «Слово о полку Игореве» вошло в сокровищницу мировой художественной культуры.
* * *
В начале XIII века из целого ряда восточных, преимущественно кочевых, народов образовалась могущественная империя Чингисхана, одной из форм существования которой были завоевательные походы. Жертвами монголо-татарского нашествия стали народы Южной Сибири, Китая, Средней Азии и Кавказа, степей Причерноморья. В 20—30-е годы XIII века орды завоевателей достигли границ Руси, ставшей, по меткому выражению Александра Блока, «щитом меж двух враждебных рас монголов и Европы».
Монголо-татарское нашествие, отбросившее Русь на несколько веков назад в ее социально-политическом и культурном развитии, по словам академика Д. С. Лихачева, «сжимает» русскую литературу XIII—XIV веков «до одной темы, но тема эта проявляется с необыкновенной интенсивностью» в произведениях разных жанров (воинские повести, слова и поучения, жития святых), созданных в разных русских «уделах». Перечисляя испытания, обрушившиеся на Русскую землю: «приде на ны языкъ немилостивъ», «землю нашу опустошили, и грады наши полонили, и церкви святыя разорили, отцов и братьев наших убили, над матерями нашими и сестрами надругались», — писатели задумывались над вопросами, кто виноват в случившемся и как «избыть беду». Для большинства из них вражеское нашествие — это наказание, ниспосланное Богом за грехи русских, спасение народа они видели в нравственном очищении и молитвенном подвиге.
Автор «Повести о разорении Рязани Батыем», одного из поэтических шедевров рязанской областной литературы, предлагал другой путь борьбы с монголо-татарским игом. Проникнутая пафосом воинской доблести, «Повесть» утверждала идею защиты Родины всем миром и до конца, до гибели последнего воина. Это своеобразный реквием, где тема разорения и смерти Рязани перерастала в тему бессмертия русского народа.
Композиция «Повести» отличается сложностью, так как произведение складывалось на протяжении десятилетий и в нем много позднейших вставок и наслоений. Очевидно, что она была составлена не сразу после нашествия Батыя, ибо рассказ о многих событиях ведется по памяти, с опорой на фольклорную традицию. Эпически сближены в противостоянии врагу живые и мертвые к 1237 году рязанские князья, все они выступают в «Понести» как братья. Однако острота переживания изображаемых событий и ряд исторических подробностей свидетельствуют в пользу датировки произведения первой половиной XIV века.
В первой части «Повести», где рассказывается о появлении полчищ Батыя на границах Рязанской земли, перед нами разворачивается трагическая история семьи рязанского князя Федора. Он возглавил посольство к Батыю и принял мученическую смерть. Молодая жена князя Евпраксия не захотела пережить мужа и с сыном Иваном на руках «бросилась из превысокого терема своего... прямо на землю и разбилась до смерти». Во второй части «Повести» трагедия семьи перерастает в трагедию города, не покорившегося завоевателям. Хотя рязанцы бьются, как былинные богатыри, «один с тысячей, а два — с десятью тысячами», героизм сопротивления! не может остановить орд Батыя, и от Рязани остаются «дым, и земля, и пепел». Трагедия становится общерусской в третьей части произведения, посвященной подвигу Евпатия Коловрата. Известие о нашествии Батыя застало Евпатия в Чернигове, с небольшой дружиной он нагнал войско Батыя под Суздалем и неожиданно нанес ему удар с тыла, со стороны выжженной врагом земли. От страха татары стояли «яко пияны», думая, что восстали мертвые. Забить Евпатия им удалось лишь с помощью стенобитньпх орудий. Тело героя Батый выдал для погребения русским, уважая воинскую доблесть врага: «Мы со многими царями, во многих землях, на многих битвах бывали, а таких удальцов и резвецов не видали, и отцы наши не рассказывали нам. Эти люди крылатые, не знают они смерти» ,. Жизнеутверждающе звучит последняя часть «Повести», когда Ингварь Ингваревич после плача и похорон защитников Рязани берется за трудное дело возрождения города. Завершающий аккорд произведения — похвала рязанским князьям убеждает в былой славе Руси, что служат гарантом грядущих побед над врагом.
Тема смерти связывает воедино , все части «Повести», а образ «смертной чаши» становится центральным образом-символом. Трижды в произведении звучит рефрен «все равно умерли и единую чашу смертную испили»; семь раз в качестве композиционной единицы выступает форма плача, причем плачи, имеющие одинаковую структуру, варьируются, разрастаясь и усложняясь. Если в начале «Повести» лишь упоминается, что дядька князя Федора по имени Апоница горько плакал над убитым, то в Конце произведения не только воспроизводятся слова плачи Ингваря Ингваревича над телами погибших рязанцев, которые «лежали на земле пусте, на траве ковыле, снегом и льдом померзнувшие, никем не блюдомые», — сама ситуация оплакивания князей (рязанских, коломенских, муромских, пронских) многократно повторяется. «Повесть о разорении Рязани Батыем» представляет собой органический сплав «плача» и «славы», ибо все в произведении подчинено задаче дать идеальное представление о том, как с следует любить и защищать родину.