личной рекомендации сквайра Эддлтона. А сегодня утром, когда вы вышли из
своей хижины, Грирли, чтобы дать рабочим дневное задание, я стоял за
этими штабелями строевого леса. Я увидел вас и понял, что дело
закончено.
Австралиец напряженно, с горькой улыбкой слушал рассказ Холмса.
- Моя беда заключается в том, что он пригласил именно вас, мистер, -
сказал он дерзко. - Но я не хочу нарушать нашего уговора и расскажу вам
сейчас то немногое, чего вы еще не знаете. История начинается с
семидесятых годов, когда недалеко от Калгурли было открыто месторождение
золота. У меня был младший брат, который вступил в компанию с
англичанином, носящим имя Эддлтона. Оба, разумеется, разбогатели.
В те времена дороги к золотым приискам были небезопасны, потому что в
зарослях орудовали беглые каторжники. Так вот, всего лишь через неделю
после того, как мой брат и Эддлтон напали на новую жилу, был ограблен
транспорт с золотых приисков в Кялгурли, охранник и кучер застрелены. По
ложному доносу Эддлтона мой несчастный брат был схвачен и обвинен в
нападении на транспорт с золотом. В те дни закон действовал быстро, и
брата в ту же ночь повесили на дереве. Золотоносная жила осталась
целиком во владении Эддлтона. Меня в то время не было на месте, я
работал на рубке строевого леса в Голубых Горах. Лишь через два года я
узнал от одного золотоискателя правду, которую сообщил ему перед смертью
помощник повара. Этот помощник повара был в свое время подкуплен
Эддлтоном. Эддлтон нажился и вернулся в Старый Свет. У меня же не было
ни гроша, чтобы поехать за ним. С этого дня я начал откладывать деньги,
чтобы поехать разыскивать убийцу моего брата... Да, убийцу, будь он
проклят! Только через двадцать лет я нашел его, и этот миг вознаградил
меня за все годы лишения и ожидания.
"Доброе утро, Эддлтон", - сказал я. Его лицо сделалось серым, трубка
выпала изо рта.
"Лонг Том Грирли!" - проговорил он и задохнулся. Я подумал, что он
лишится сознания. Ну, мы с ним побеседовали, и я заставил его дать мне
эту работу. И начал я выкачивать из него деньги. Это был не шантаж,
мистер, а восстановление моих прав на имущество погибшего брата. Два дня
тому назад я снова написал ему письмо, и ночью он приехал ко мне верхом,
ругаясь и клянясь, что я разоряю его. Я сказал, что даю ему срок до
полуночи: будет он платить или нет? Я обещал приехать к нему за ответом.
Он ждал меня в холле, обезумевший от спирта и злобы. Он бранился,
кричал, что не боится моего доноса в полицию. Неужели, говорил он,
поверят словам грязного австралийского лесоруба, а не ему, владельцу
поместья и мировому судье!
"Я так же удружу тебе, как удружил в свое время твоему никчемному
брату", - кричал он. Эти слова и заставили меня совершить то, что я
сделал. В моем мозгу что-то защелкнулось, я сорвал со стены первое
попавшееся под руку оружие и ударил по рычащей, оскаленной голове
Эддлтона. Минуту я молча смотрел на него... "Это тебе за меня и за
Джима", - прошептал я, повернулся и убежал. Вот и вся моя история,
мистер. А теперь я хочу, чтобы вы увели меня, прежде чем вернутся мои
рабочие.
Лестрейд и его пленник уже дошли до двери, когда их остановил голос
Холмса.
- Мне хотелось бы знать, - сказал он, - известно ли вам, каким именно
оружием вы убили сквайра Эддлтона?
- Я уже сказал, что схватил со стены первое попавшееся оружие.
Кажется, это был топор или дубинка...
- Это был топор палача, - сказал Холмс.
Австралиец ничего не ответил, но, когда он пошел к дверям за
Лестрейдом, мне показалось, что странная улыбка осветила его грубое
бородатое лицо.
Мой друг и я медленно шли по лесу.
- Странно, - сказал я, - что ненависть и чувство мести могут жить
двадцать лет.
- Дорогой Уотсон, - возразил Холмс, - вспомните старую сицилианскую
поговорку: месть - это единственное блюдо, которое особенно вкусно,
когда его едят в холодном состоянии. Но посмотрите-ка, - продолжал он,
прикрывая рукою глаза, - вон какая-то женщина бежит к нам по тропинке.
Это, видимо, миссис Лонгтон. Хотя я и обладаю некоторым количеством
рыцарских чувств, я не в настроении слушать излияния женской
благодарности. Поэтому давайте пойдем боковой тропинкой за кустами. Если
мы прибавим шагу, мы поспеем к вечернему поезду в Лондон. 6
5
ПЕРСТ СВЯТОГО ПЕТРА
Агата КРИСТИ
Перевод с английского Н. Дробышевой
ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru
- А теперь ваша очередь, тетя Джейн, - сказал Реймонд Уэст.
- Да-да, тетушка Джейн, мы ждем от вас захватывающего рассказа, -
подала голос Джойс Ламприер. Чего-нибудь эдакого, с изюминкой.
- Да вы надо мной смеетесь, мои дорогие. Думаете, если я всю свою
жизнь провела в захолустье, то со мной не могло произойти ничего
интересного?
- Господь с вами, тетушка, я никогда не считал, что деревенская жизнь
течет так уж мирно и безмятежно, - с жаром возразил Реймонд Уэст. -
Особенно после всех тех ужасов, о которых вы нам рассказывали.
- Человеческая натура, мой дорогой, повсюду одинакова. Просто в
деревне все на виду.
- Вы необыкновенный человек, тетушка Джейн, - воскликнула Джойс. -
Это ничего, что я зову вас "тетушкой"? Сама не пойму, как оно так
выходит.
- Ой ли? - старая дама на миг подняла глаза, и ее чуть насмешливый
взгляд заставил девушку залиться краской.
Реймонд Уэст беспокойно заерзал в кресле и смущенно закашлялся. Мисс
Марпл оглядела Реймонда и Джойс, улыбнулась и снова взялась за свое
вязание.
- Да, я прожила ничем не примечательную жизнь, но тем не менее у меня
есть кое-какой опыт по части решения всяких житейских головоломок.
Некоторые из них были проще пареной репы и вряд ли заинтересуют вас:
что-то вроде того, "кто украл сетку с продуктами у миссис Джонс", или
"почему миссис Симс только однажды появилась на людях в своей шубке". Но
эти маленькие задачки на самом деле очень интересны, если занимаешься
изучением человеческой природы.
Единственное происшествие, которое могло бы вас заинтересовать,
случилось с моей бедной племянницей Мэйбл. С тех пор минуло уже десять с
лишним лет и, к счастью, все уже быльем поросло... - Мисс Марпл умолкла,
потом пробормотала себе под нос: - Так.., надо сосчитать петли в этом
ряду. Кажется, я ошиблась... Одна, две, три, четыре, пять, теперь три
вместе с накидом... Все правильно. Так, о чем это я говорила? Ах, да, о
моей бедняжке Мэйбл. Она была милая девушка, право же очень милая,
только немного глуповатая. А кроме того - сентиментальная и слишком уж
несдержанная в растроенных чувствах. В двадцать два года она вышла замуж
за мистера Денмена. Я очень надеялась, что это ее увлечение пройдет без
серьезных последствий: мистер Денмен был очень вспыльчивым человеком, а
такой, как Мэйбл, нужен муж добрый и снисходительный к ее недостаткам. К
тому же, как я узнала, в роду у Денменов были душевнобольные. Однако
девушки во все времена отличались упрямством. Словом, Мэйбл вышла за
него. Мы почти не виделись после ее замужества, ну разве, что она пару
раз навещала меня. Правда, они неоднократно звали меня в гости, но мне
всегда бывает не по себе в чужом доме, и я всякий раз под благовидным
предлогом отклоняла приглашения.
Они прожили в браке десять лет, когда мистер Денмен вдруг
скоропостижно скончался. Детей у них не было, и все его деньги перешли к
Мэйбл. Разумеется, я написала ей и предложила приехать, если она хочет
меня видеть, но получила в ответ очень спокойное и рассудительное
письмо. Я поняла, что она не слишком убивается, и это было вполне
естественно: насколько мне было известно, последнее время они не
очень-то ладили друг с другом.
Но не прошло и трех месяцев, как я получила от Мэйбл исполненное
отчаяния письмо с просьбой приехать. Она писала, что дела идут все хуже
и хуже, что она не выдерживает такой жизни. Я быстренько уладила свои
дела и отправилась к ней.
Я застала ее в очень плачевном состоянии - сплошной комок нервов, да
и только. Дом, в котором она жила, назывался "Миртл-Дени" и был
просторным и удобным. В доме жили кухарка и горничная, а также сиделка,
которая ухаживала за старым мистером Денменом, свекром Мэйбл. У него,
как это говорится, не все в порядке с головой. В общем человек он
спокойный, прекрасно воспитанный, но временами какой-то странный. Как я
уже говорила, у них в роду были душевнобольные.
Перемены, произошедшие в Мэйбл, потрясли меня до глубины души. Теперь
ее почти невозможно было вызвать на откровенность. Я не стала задавать
ей лобовых вопросов, а завела речь о ее друзьях, Галахерах. Она часто
упоминала о них в своих письмах ко мне. Мэйбл ответила, что теперь она
почти не видится с ними. Как, впрочем и с другими знакомыми. Я сказала
ей на это, что неразумно отгораживаться от всего света и порывать с
друзьями. Вот тут-то все и выплыло наружу. По словам Мэйбл, в этом не
было ее вины. "Ни одна живая душа здесь не желает знаться со мной, все
шарахаются от меня, как от прокаженной! Это ужасно! Это уже совершенно
невыносимо. Я хочу продать дом и уехать за границу, но почему, скажите
на милость, я должна бежать из собственного дома? А ведь ничего не
поделаешь. Как же быть?" - Даже и передать не могу, как я расстроилась,
- сказала мисс Марпл, обращаясь к своим слушателям.
"Моя дорогая Мэйбл, - заявила я ей, - удивляюсь я тебе. Ведь должна
же быть какая-то причина всему этому...".
Но Мэйбл всегда отличалась строптивым характером, поэтому оказалось
очень непросто добиться от нее правдивого ответа. Она твердила что-то о
злобных наговорах, о лодырях, ничем не занятых кроме сплетен и
забивающих людям голову своими бреднями.