«В важных вопросах жизни мы всегда одни, и наша настоящая история почти никогда не может быть понята другими. Лучшая часть этой драмы есть монолог, или, скорее, задушевное рассуждение между Богом, нашей совестью и нами... Временное отрешение от всего мирского и созерцание в самом себе своей божественной сущности есть такое же необходимое питание души, как пища тела», - вот глубина, которую отыскал великий Л.Толстой в тютчевских строках.
К.Бальмонт отметил, что Тютчев первым из русских поэтов понял великую сущность жизни природы, её полную независимость от человеческой жизни, человеческих помыслов, действий, страстей и изобразил «...её самодовлеющее царство, о целях и законах которого человеческий разум может только подозревать, Тютчев понял необходимость того великого молчания, из глубины которого, как из очарованной пещеры, озарённой внутренним светом, выходят преображённые прекрасные призраки». По мнению К.Бальмонта, это стихи о сущности творческого процесса, об акте творчества, а по мысли Вяч.Иванова, в них выразилась «осознание общей правды о наставшем несоответствии между духовным ростом личности и внешними средствами общения: слово перестаёт быть равносильным содержанию внутреннего опыта». Итак, стихотворение воспринимается по-разному.
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои –
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, -
Любуйся ими - и молчи.
По этим строкам мгновенно узнаётся Ф.Тютчев, и не только потому, что они афористичны. Здесь всё характерно для поэта: соотнесённость внутренней жизни с жизнью вселенной, широчайшая обобщённость, ясность выражения при бесконечной сложности и даже таинственности содержания, наконец, своевольное, истинно тютчевском обращение с традиционным четырёхстопным ямбом, который в четвёртом и пятом стихах сменяется трёхстопным амфибрахием. Смена ритма воспринимается как некий сигнал: обрати внимание. «Сигнальные» стихи представляют собой головокружительный подъём - от «душевной глубины» к «звездам в ночи». Образ души, обречённой на одиночество, непонимание, души, в которой заключён целый мир, волшебное богатство («чувства и мечты», «глубина», «ключи», «таинственно-волшебные думы»), - центральный в стихотворении. Лирический герой готов принять одиночество, «жить в себе самом», чтобы сохранить это чудо. В каждой из трёх строф, заканчивающихся ключевым - «молчи» с динамикой интонации от начального повествовательного тона к восклицанию в конце, Ф.И.Тютчев называет признаки душевной жизни, которые надо скрывать, таить, как великие сокровища.
Получается композиционное кольцо («Молчи» - « и молчи»), придающее тексту целостность. Душевная глубина лирического героя такова, что сродни только бездне ночного неба (опять ночь позволяет стереть границы между человеком и небом, человеком и, возможно, Богом). И звезды изображают двойную сущность: они горят в ночном небе, и в душе героя, отчего приобретают символическое значение драгоценных россыпей души.
Если в первой строфе лирического герой говорит с незримым собеседником, то во второй строфе обращается к самому себе, терзаясь сомнениями:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он9 чем ты живёшь?
На все вопросы даётся ответ, предельно заостряющий образ «невыразимого»: «Мысль изреченная есть ложь». Значимость афористичного высказывания подчёркнута интонационными средствами: после трёх вопросов следует резкий переход к повествовательному тону. Слово «ложь» употреблено поэтом в значении «недосказанность», неадекватность глубине чувств. Ассонансный стих (яи), использованный автором трижды, напоминает о звуковых повторах в окончании строф:
Любуйся ими - и молчи.
Питайся ими - и молчи
Внимай их пенью и молчи!
Глаголы в повелительном наклонении придают стихотворению убедительное звучание. Всё это привлекает особое внимание к центральной мысли лирического героя. Если в первой строфе намечена высшая точка в образе души, то во второй обрисован противоположный полюс:
Взрывая, возмутишь ключи...
От подземных «ключей до «звёзд» - таков масштаб души лирического героя. Мотив звёзд здесь берёт своё начало, чтобы уже никогда не уйти из лирики Ф.И.Тютчева.
В третьей строфе происходит своеобразный перелом в настроении героя: от трагического ощущения изолированности - к самодостаточности духовного мира человека:
Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей...
Философский смысл стихотворения проясняется только в финале и является итогом образных характеристик души. Постепенное нанизывание её признаков раскрывает духовную жизнь личности как таинственный, величественный и гармоничный мир. Причём душа лирического героя поёт, а не молчит. Поэтому название стихотворения заключает в себе явный парадокс.
Мотив бездны ночи, звёздного неба сменяется мотивом света, особенно важным в понимании крайней уязвимости внутреннего мира героя. Антитеза «день - ночь» используется, чтобы подчеркнуть мысль о невозможности «живое передать языком земным».
Это стихотворение особенно ценили поэты-символисты А.Блок, А.Белый, В.Брюсов, Вяч.Иванов: они видели в Ф.И.Тютчеве своего учителя. «Мерцающая многозначность символа» брала начало в лирических миниатюрах или фрагментах единого поэтического текста, каким является творчество Ф.И.Тютчева, по мнению Ю.М.Лотмана. Оно стало соединительным звеном между «золотым» и «серебряным» веком русской поэзии. Лаконичные стихи Ф.И.Тютчева заключает в себе необычайно концентрированное выражение глубокой философской мысли, выступающей не в виде просто рефлексии и сухих понятий, но растворённой в животрепещущих образах и глубоких чувствах. Основа поэтического языка мастера слова - метафора.
2.2 Мотивы ночи и звёзд в художественном мире
Ф.И.Тютчева. Особое поэтическое видение мира, природы и человека в творчестве поэта — мыслителя.
Через 6 лет после «Silentium!» мотив звезды — души вновь зазвучит в стихотворении «Душа хотела б быть звездой...», и вновь антитеза «ночь - день» позволит читателю уловить желание гармонии, желание избавиться от притягательной силы хаоса, темноты, её бездны без границ.
Образ звёзд меняется: они то предстают «живыми очами» Вселенной во мраке полуночи, то «сокрытые как дымом// Палящих солнечных лучей,// Они, как божество, горят светлей // В эфире чистом и незримом». Афористическая формула «Душа хотела б быть звездой» запоминается сразу, как «Мысль изреченная есть ложь», как «Не плоть, а дух растлился в наши дни...», «Умом Россию не понять...» и многие другие, вошедшие затем в знаменитую «Тютчевиану».
«Ночная» сущность души - один из основных мотивов в лирике Ф.И.Тютчева. Ночь чаще всего ассоциируется у поэта с бездной («Как океан объемлет шар земной...», 1830г.), непостижимой «беспредельностью» («Ночные мысли», 1832г.), хаосом, но в то же время ночь для поэта — час «пророческих» творческих «снов» («Видение», 1829г., «О чём ты воешь, ветер ночной?...», 1830 г., «Тени сизые смесились», 1835г.)
С мотивом ночи связан и мотив звёзд, и мотив хаоса, заключённого в мироздании, хаоса как непостижимой тайны, которую природа скрывает от человека, хаоса как некой тёмной первозданной стихии, открывающей в свою очередь такие бездны, имя которым – бесконечность, а невозможность её постичь для поэта-мыслителя и философа - источник тревожности, даже трагедии. Осознавать себя только «мыслящим тростником» для лирического героя как человека невозможно, поэтому он переживает трагедию «двойного бытия», ощущая силу «видеть» и «прозревать» и одновременно бессилие перед мирозданием, которое может поглотить человека как частичку, унесённую ночным ветром в пучину мировой ночи. Это не только и не столько страх, сколько искушение к постижению того, к чему можно только прикоснуться.
Настроение лирического героя в лирической миниатюре «Тени сизые смесилисъ»(1836г.) подчёркивается исповедальностью в выражении чувств. Однако, чтобы исповедь была услышана, необходима тишина, должно замолкнуть всё «движение» жизни.
В первой строфе создаётся картина ночного сна природы, когда в ней неразличимы цвета и звуки: «Цвет поблекнул, звук уснул…» , «Мотылька полет незримый // Слышен в воздухе ночном…» В сумраке «тихом», «зыбком», «сонном» сглаживаются противоречия, и даже сама жизнь воспринимается как «благовонный» елей, льющийся «в глубь души» и врачующий её раны («Всё залей и утеши»).
Самые болезненные ощущения связаны у лирического героя с невозможностью обрести единение с миром. Кажется, что оно достигнуто («Всё во мне и я во всём!»), но ощущение гармонии обманчиво. Для героя отказаться от противоборства, раствориться в «мире дремлющем» - значит отказаться от самой жизни.
Чувства - мглой самозабвенья
Переполни через край!
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай!
«Дай вкусить» (не насладится, не погрузиться в сон, дремоту) здесь так же важно, как и слово «уничтожения», в таком сочетании несочетаемого чувствуется какая-то изощрённость желаний. Слово «вкусить» придаёт строфе и стихотворению в целом смысл мгновенного действия, временного желания, не более. Душа в час безмолвия пробуждается, из неё уходит всё поверхностное, «дневное», суетное. Лирического героя охватывает порыв слиться с миром природы. Напряжённое ожидание чудесного мгновения передают глаголы в повелительном наклонении: «лейся», «залей и утеши», «переполни», «дай вкусить», «смешай». Более того, создаётся впечатление, что исповедь обращена к Богу, а природа является посредником между высшими силами и человеческой душой. Природа доступна для восприятия и оттого оказывает сильнейшее влияние на человека, а отношение к ней, обожествление её проявляет основы миросозерцания. Она влечёт настолько, что преодолевается инстинкт самосохранения в лирическом герое, а стремление «смешаться» со всем живым оказывается самым глубинным, древним.