Удивительно умение Ф.И.Тютчева пластически верно передать явления внешнего мира и пробудить воображение читателя. Как словом передать безмолвие, абсолютную тишину, дремоту ночного мира? Поэт находит метафорическое решение этой проблемы: стих «Мотылька полёт незримый». Образная система лирики Тютчева являет собой необыкновенно гибкое сочетание конкретно-зримых примет внешнего мира и того субъективного впечатления, которое производит этот мир на поэта, а затем на читателя. Мы чувствуем не просто состояние души, а пульсацию, движение внутренней жизни - её «биение». Изображение незримых, таинственнейших движений души сквозь зримую диалектику явлений природы - это то, что поэзии дал этот художник слова. Яркое зрительное впечатление возникает даже тогда, когда Тютчев называет не сам предмет, а те признаки, по которым он угадывается:
И облаков вечерних тень
По светлым кровлям пролетала.
(«Ещё шумел весёлый день»)
Причём признаки описываемого явления нам дают возможность воссоздать картину целиком.
Как правило, природа у Ф.И.Тютчева одухотворена, очеловечена, но в то же время, когда речь идёт о человеческой душе, поэт использует образы и состояния, характерные для мира природы. Для поэтики Ф.Тютчева характерен параллелизм- принцип, согласно которому в первой части лирической миниатюры описывается явление природы, во второй - даётся сопоставление с жизнью человеческого духа. Безусловно, когда об этом говоришь, то по сравнению с тончайшими ассоциативными связями между природой и душой человека, которые характерны для поэзии Ф.И.Тютчева, всё звучит достаточно грубо. Исследователи творчества поэта не раз отмечали ясновидение и пророчество Тютчева, выразившееся в попытке увидеть невидимое, познать непознаваемое и от этого уметь и радоваться и страдать. Ю.Лотман считает, что центральным в мироощущении Ф.И.Тютчева является чувство существования / несуществования, а в существовании обнаруживается ощущение его хрупкости. «Тютчевская система», как её называет Ю.Лотман, строится на контрастах реальности -ирреальности, присутствия — отсутствия, пространства и времени, жажды бытия и ощущения его хрупкости. Стихотворение «Как сладко дремлет сад темно-зеленый» (1835г.) композиционно представляет две части. В первой - любование красотой весеннего сада, стремление вдохнуть его сладкий аромат, передать его краски: ночь голубая, сад темно-зелёный, месяц золотой. Кстати, исследователи отмечают очевидные поэтические «штампы» в таком словоупотреблении, но у Ф.И.Тютчева слова имеют или приобретают какой-то глубинный смысл. Возникает он потому, что взору лирического героя открываются за простыми, на первый взгляд, картинами такие горизонты, что захватывает дух от их космической всеохватности. И тогда всё, что окружает лирического героя, связывает человека и эту запечатленную в душе красоту с первым днём создания мира и, возможно, с последним его днём. Это пока ещё «в бездонном небе звёздный сонм горит», в ночном безмолвии яснее слышатся звуки «музыке дальней», говор «соседнего ключа». Ночь отделила мир, кажется, от самой жизни:
На мир дневной спустилася завеса,
Изнемогло движенье, труд уснул...
Глаголы здесь очень выразительны, как часто бывает у Ф.И.Тютчева. Присутствие человека в ночном безмолвии становится призрачным. Кажется, что наступила гармония, но безмолвие - ещё не покой. Ночь обостряет ощущение его призрачности.
Во второй части стихотворения лирическому герою открывается то, что рождает страх возможной катастрофы:
Над спящим градом, как в вершинах леса
Проснулся чудный, еженочный гул...
Откуда он, сей гул непостижимый?..
Иль смертных дум, освобождённых сном,
Мир бестелесный, сложный, но незримый,
Теперь роится в хаосе ночном?
Ночное безмолвие, освещённое звёздами, не срывает покрова с тайны бытия, а делает её более непостижимой, а оттого и страшной. Стихотворение и синтаксическими конструкциями, и интонациями усиливает это ощущение. Восклицательной по эмоциональной окраске является первая строфа, вторая и третья изобилуют многоточиями, посредством которых создаётся ощущение недосказанности вечного процесса рождения новых мыслей, ассоциаций. Риторические вопросы, сопровождающиеся многоточиями, помогают понять всю тщетность найти на них (вопросы) ответы. Природа ответов не даёт, да их и не требуется. Само существование прекрасного сада кажется пусть сиюминутной, но реальностью, противостоящей хаосу.
Мотивы звёзд и ночи в поэзии Ф.И.Тютчева связаны с особенностями её художественного пространства и времени. По мнению Ю.Лотмана, время у Ф.И.Тютчева имеет значение пространства, которое постоянно претерпевает метаморфозы расширения или сужения. Горизонталь - это пространство вполне бытовое, оно подлежит преодолению как античеловеческое, отрицательное. Пространство же, направленное вверх - в бесконечность, всегда оценивается Ф.И.Тютчевым положительно. Ещё более важным для поэта является пространство, направленное вниз, так как это зеркальное отражение «верха», глубина бесконечности. Вверху и внизу своеобразными символами недостижимости и надежды, тайны и высоты духа является звезды или вода, в которой может найти молчаливое отражение звезды: «Небесный свод, горящий славой звездной, // Таинственно глядит из глубины,- // И мы плывем, пылающею бездной // Со всех сторон окружены. »
Торжество ли это высших сил над человеком? Или, наоборот, мгновение ощущения себя частью торжествующего мира ночи, этой пылающей бездны? Торжественность и грандиозность картине придают эпитеты - причастия «горящий» (свод), пылающею (бездной), увенчанность её звездной славой. Последнее метаморфическое сравнение, по-моему, больше нигде не встречается, кроме как у Ф.И.Тютчева.
2.2. Трагическое мироощущение в поздний период творчества поэта, противоборство ночного и дневного начал в природе и душе человека
Начиная с середины 30-х годов всё чаще в стихах Ф.И.Тютчева мир природы и хаос объединяются, растёт внутренняя напряжённость в настроении лирического героя. Особенно характерной является в этом смысле лирическая миниатюра «О чём ты воешь, ветер ночной?» (1836г.).
Центральный образ ветра меняет свои характеристики. В первой строфе лирическому герою слышен вой ветра (заметим, - не шум, не звук, а именно вой), в котором ощущаются то «глубокая» жалоба, то «шумное» негодование. Его «страстный» голос отзывается в сердце, сознанию его смысл непонятен, но созвучен настроению героя (параллелизм природного и человеческого всегда очень силён у Ф.И.Тютчева). Ветер, пробуждающий «заснувшие» бури, вызывает у героя ответный порыв к «беспредельному»:
Из смертной рвётся он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться!...
Аллитерация, ассонанс помогают автору усилить впечатление о приближающейся катастрофе, недобрых переменах, о хаосе, который назван не только древним, но и «родимым». Это какая-то прапамять возвращается к человеку, когда «мир души ночной внимает повести любимой».
О, бурь заснувших не буди
Под ними хаос шевелится!..-
восклицает лирический герой, который умеет прозревать через время и пространство всё, что было и что может случиться, обладает провидческим даром, способностью к философским обобщениям, хотя по сравнению с бесконечным хаосом он всего лишь смертный, не более. Лирический герой в этом стихотворении возвеличен, охвачен жаждой познания «беспредельного» и страхом перед ним.
Эта тревога отразится в стихотворении «Сижу задумчив и один...», в котором лирический герой, размышляя о времени и о себе, сравнивает человека с «земным злаком», растением, которое, в отличие от реального растения, не способен возрождаться «с новым летом». Он движется только к расцвету жизни или к её закату. Ему дано не только роптать на несправедливость своей судьбы, но и сопротивляться року, в чём видится трагедия человека, обречённого биться в силках двойного бытия, обретая гармонию только на миг.
В эпиграф мы не случайно вынесли строки из миниатюры «О, вещая душа моя» (1855 г.), в котором это стремление избавиться от страданий «двойного бытия» приводит лирического героя к Богу:
Пускай страдальческую грудь Волнуют страсти роковые –
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.
Вопрос о вере и неверии в поэзии великого лирика требует отдельного исследования, но совершенно ясно, что душа героя его миниатюр, обречённая на веру и на неверие, жаждет всё-таки веры: «Я верю, Боже мой! Приди на помощь моему неверью!..»
Вот как трагедию человека в художественном мире Ф.И.Тютчева объяснил Д.Мережковский уже в XX веке: «Весь мир -полёт к смерти, к небытию. Все явления, все образы, все лики плывут в бездну роковую, как тающие льдины в океан... Смерть- уничтожение космоса, уничтожение личности... Он (Тютчев) заглянул туда, куда почти никто не заглядывал. И вот всё-таки решил: там никого нет, ни Бога, ни дьявола... Самой страшной и жалкой правды о себе никто не высказывал безжалостнее, бесстрашие Тютчева. Может быть, эта последняя правдивость - от последнего одиночества...». Но если внимательно читать стихи Ф.И.Тютчева, то станет понятно, что Д.Мережковский подметил только одну сторону мироощущения лирического героя.
Современные исследователи считают, что на самом деле всё у Ф.И.Тютчева сложнее и многограннее, потому что жизнь состоит из минут, а они такие разные в его лирике. В миге, минуте осуществимо самое интенсивное, самое яркое прикосновение к сущности и к истине. Не случайно к слову «минута» у поэта можно найти самые разные определения: великая, отрадная, весёлая, опасная, роковая. Самые счастливые и в то же время роковые минуты в жизни лирического героя поэзии Ф.И.Тютчева связаны с чувством любви. Любовь была для поэта и его лирического героя подобна благодатному лучу солнца или звезде - душе возлюбленной, которая с высоты небосвода светит ему и после безвременной кончины: