Творчество
Собственно писательская биография Лескова начинается именно с 1863 года, когда он опубликовал свои первые повести ("Житие одной бабы", "Овцебык") и начал публикацию в "Библиотеке для чтения" "антинигилистического" романа "Некуда", написанного под псевдонимом М. Стебницкий. Роман открывается сценами неторопливой провинциальной жизни, возмущаемой пришествием "новых людей", затем действие переносится в столицу. Сатирически изображенному быту коммуны, организованной "нигилистами", противопоставлены скромный труд во благо людей и христианские семейные ценности, которые должны спасти Россию от гибельного пути общественных потрясений, куда увлекают ее юные демагоги. Большинство изображенных "нигилистов" имели узнаваемые прототипы (например, под именем главы коммуны Белоярцева выведен литератор В.А. Слепцов). Безнравственные идеологи и "вожди" революционного движения и лидеры нигилистических кружков изображены с нескрываемым отвращением; в их портретах подчеркнуты патологическая кровожадность, самовлюбленность, трусость, невоспитанность. Роман создал автору огромную, но далеко не лестную известность. И хотя в этом жестоком отношении к роману было много несправедливого, Лесков был заклеймен как "реакционер". По Петербургу ходили ложные слухи, что написав "Некуда", Лесков исполнил прямой заказ полицейского управления. Радикально-демократические критики Д.И. Писарев и В.А. Зайцев намекали на это в своих статьях. Писарев риторически спрашивал: "Найдется ли теперь в России, кроме "Русского вестника", хоть один журнал, который осмелился бы напечатать на своих страницах что-нибудь выходящее из-под пера Стебницкого и подписанное его фамилией? И найдется ли в России хоть один честный писатель, который будет настолько равнодушен к своей репутации, что согласится работать в журнале, украшающем себя повестями и романами Стебницкого?" Путь в крупные либеральные издания Лескову отныне был заказан, что предопределило его сближение с М.Н. Катковым, издателем "Русского вестника". Освободиться от этой репутации Лесков смог только в конце жизни.
В 1860-х годах Лесков ищет свой особый путь. По канве лубочных картинок о любви приказчика и хозяйской жены написана повесть "Леди Макбет Мценского уезда" (1865), основанная на истории о гибельных страстях, скрытых под покровом провинциальной тишины. Увлекательный и трагический сюжет, одновременно отталкивающий и исполненный возвышенной силы характер главной героини, Катерины Измайловой, придали произведению особую притягательность. Эта повесть о незаконной страсти и убийстве отличается от других сочинений Лескова. Повесть "Старые годы в селе Плодомасове" (1869), описывающую крепостнические нравы XVIII века, он пишет в жанре хроники. В повести "Воительница" (1866) впервые появляются сказовые формы. Пробует он свои силы и в драматургии: в 1867 году на сцене Александринского театра ставят его драму из купеческой жизни "Расточитель". Поскольку суды и "одетые по-современному" предприниматели, появившиеся в результате либеральных реформ, в пьесе оказываются бессильны перед хищником старой формации, Лесков вновь был обвинен критикой в пессимизме и антиобщественных тенденциях. Из других произведений Лескова 1860-х годов выделяются повесть "Обойдённые" (1865), написанная в полемике с романом Н.Г. Чернышевского "Что делать? " (его "новым людям" Лесков противопоставил "маленьких людей" "с просторным сердцем"), и повесть о немцах, проживающих на Васильевском острове в Петербурге ("Островитяне", 1866).
Лесков в этот период держится либеральных воззрений. В 1866 году в делах канцелярии СПб полицеймейстера в записке "О литераторах и журналистах" значилось: "Елисеев, Слепцов, Лесков. Крайние социалисты. Сочувствуют всему антиправительственному. Нигилизм во всех формах". В действительности Лесков относился отрицательно к крайним политическим, демократическим течениям, всецело стоя на почве буржуазных реформ. Он не видел общественных сил, на которые могла бы опираться революция. Он писал: "Социально-демократическая революция в России быть не может по полному отсутствию в русском народе социалистических понятий". Антинигилистические мотивы, звучавшие во многих его произведениях 1860-х годов, а также роман "На ножах" (1870), где показан внутренний крах революционной мечты и нарисованы "мошенники от нигилизма", усугубили неприязнь к Лескову в кругу радикальной интеллигенции. Его лучшие произведения тех лет прошли почти незамеченными.
Основная сюжетная линия романа "На ножах" - убийство нигилистом Гордановым и его бывшей любовницей Глафирой Бодростиной мужа Глафиры Михаила Андреевича, имуществом и деньгами которого они стремятся завладеть. Сюжет полон неожиданных поворотов, трагических событий и тайн. Понятие "нигилизм" в романе получает особенный смысл. Бывшие революционеры перерождаются в обычных мошенников, становятся полицейскими агентами и чиновниками, из-за денег они хитроумно обманывают друг друга. Нигилизм - это крайняя беспринципность, ставшая жизненной философией. Проискам Горданова в романе противостоят лишь несколько благородных людей - рыцарь добродетели, дворянин Подозеров, генеральша Синтянина, после смерти мужа становящаяся женой Подозерова, отставной майор Форов. Роман с запутанным сюжетом вызвал упреки в натянутости и неправдоподобии изображенных ситуаций (все, по выражению Ф.М. Достоевского, "точно на луне происходит"), не говоря уже об очередных политических обвинениях в адрес автора. Роман "На ножах" - самое обширное и, бесспорно, самое плохое произведение Лескова, написанное, к тому же, в бульварно-мелодраматическом стиле. Впоследствии сам Лесков, с удовольствием всегда заводя разговор о "Некуда", избегал говорить об "На ножах". Этот роман - своего рода кризис, которым разрешился период деятельности Лескова, посвященный сведению счетов с движением 1860-х годов. Затем нигилисты исчезают из его произведений. Наступает вторая, лучшая половина деятельности Лескова, почти свободная от злобы дня. Более к жанру романа в чистом виде Лесков уже не возвращался.
С 1870-х годов тема нигилизма становится для Лескова неактуальной. Интерес писателя направляется в сторону церковно-религиозных и моральных вопросов. Он обращается к образам русских праведников: "У нас не переводились, да и не переведутся праведные". Убеждаясь, что в моменты "общего бедствия" сама "среда народная" выдвигает на подвиг своих героев и праведников, а потом слагает о них легенды с "человечкиной душой", - Лесков подходит к выводу о "праведности всего нашего умного и доброго народа".
Поиск положительных героев, праведников, на которых держится русская земля (они есть и в "антинигилистических" романах), давний интерес к раскольникам и сектантам, к фольклору, древнерусской иконописи, ко всему "пестроцветью" народной жизни аккумулировались в повестях "Запечатленный Ангел" и "Очарованный странник" (обе 1873), в которых сказовая манера повествования Лескова выявила свои возможности. В "Запечатленном Ангеле", где рассказывается о чуде, приведшем раскольничью общину к единению с православием, есть отзвуки древнерусских сказаний о чудотворных иконах. Образ героя "Очарованного странника" Ивана Флягина, прошедшего через немыслимые испытания, напоминает былинного Илью Муромца и символизирует физическую и нравственную стойкость русского народа. За свои грехи - бессмысленное "удальское" убийство монашка и убийство цыганки Груши (Груша сама просила Флягина столкнуть ее в воду, помочь умереть, но он считает этот свой поступок великим грехом), герой повести уходит в монастырь. Это решение, по его мнению, предопределено судьбой, Богом. Но жизнь Ивана Флягина не завершена, и монастырь - лишь одна из "остановок" в его путешествии. Снискавшие широкий читательский успех, эти произведения интересны тем, что на ограниченном сюжетном пространстве писатель создал художественную модель всей России. Оба произведения выдержаны в сказовой манере: автор "прячется" за рассказчика, избегая однозначных оценок.
Опыт своих "антинигилистических" романов и "провинциальных" повестей Лесков использовал в хронике "Соборяне" (1872), которая стала поворотным событием в судьбе писателя, продемонстрировавшая даже предубежденным читателям масштаб его художественного дарования. Повествование о протопопе Савелии Туберозове, дьяконе Ахилле Десницыне и священнике Захарии Бенефактове, проживающих в провинциальном городе Старгороде, напоминающем Орел, приобретает черты сказки и героического эпоса. Этих чудаковатых обитателей "старой сказки" со всех сторон обступают деятели нового времени - нигилисты, мошенники, гражданские и церковные чиновники нового типа. Маленькие победы наивного Ахиллы, мужество Савелия, борьба этого "лучшего из героев" "с вредителями русского развития" не могут остановить наступления нового лукавого века, обещающего России страшные потрясения в будущем. В "Соборянах" сплетены воедино трагические, драматические и комические эпизоды.
После выхода романа, Лесков вновь завоевывает внимание читателей. В отношении к нему произошел перелом. Стало, наконец "устраиваться" его положение в литературе. "Соборяне" принесли автору литературную славу и огромный успех. По словам И.А. Гончарова, хроникой Лескова "зачитывался весь бомонд" Петербурга. Газета "Гражданин", которую редактировал Ф.М. Достоевский, отнесла "Соборян" к числу "капитальных произведений" современной русской литературы, поставив произведение Лескова в один ряд с "Войной и миром" Л.Н. Толстого и "Бесами" Ф.М. Достоевского. Отношение к Лескову в конце 1870-х годов настолько изменилось, что "либеральная" газета "Новости" напечатала его "Мелочи архиерейской жизни" (1878), написанные со значительной долей лукавства и имевшие шумный успех, но возбудившие крайнее неудовольствие в среде духовенства.
Правда, в 1874 году вторая часть хроники Лескова "Захудалый род", в которой язвительно изображались мистицизм и ханжество конца александровского царствования и утверждалась социальная невоплощенность в русской жизни христианства, вызвала недовольство редактора "Русского вестника" Каткова. На правах редактора он подверг текст Лескова искажениям, что привело к разрыву их отношений, впрочем, уже давно назревшему (годом раньше Катков отказался печатать "Очарованного странника", ссылаясь на его художественную "невыделанность"). "Жалеть нечего - он совсем не наш", - так высказался Катков. После разрыва с "Русским вестником" Лесков оказался в трудном материальном положении. Служба (с 1874 года) в особом отделе Ученого комитета Министерства народного просвещения по рассмотрению книг, издаваемых для народа, давала ему мизерное жалование. Отлученный от крупных журналов и не нашедший места среди "консерваторов" катковского типа, Лесков почти до конца жизни печатался в малотиражных или специализированных изданиях - в юмористических листках, иллюстрированных еженедельниках, в приложениях к "Морскому журналу", в церковной печати, в провинциальной периодике и т.п., часто используя разные, порой экзотические псевдонимы (В.Пересветов, Николай Горохов, Николай Понукалов, Фрейшиц, свящ. П.Касторский, Псаломщик, Человек из толпы, Любитель часов, Протозанов и др.). С этой "разбросанностью" лесковского наследия связаны существенные трудности его изучения, а также извилистые пути репутации отдельных его произведений. Так, например, рассказ о русском и немецком национальных характерах "Железная воля" (1876), не включенный Лесковым в прижизненное собрание сочинений, был извлечен из забвения и переиздан только во время Великой Отечественной войны.
"Железная воля"- трагикомическая история немца Гуго Пекторалиса, поселившегося в России. Комически гиперболизированная черта немецкого характера - сила воли, непреклонность, переходящая в упрямство - оказываются в России не достоинствами, а недостатками: Пекторалиса разоряет лукавый, непоследовательный и простодушный чугуноплавильщик Василий Сафроныч, воспользовавшийся упрямством немца. Пекторалис добился от суда разрешения сохранить забор, которым он огородил двор Василия Сафроныча, лишив врага выхода на улицу. Но денежные выплаты Василию Сафронычу за причиненное неудобство довели Пекторалиса до нищеты. Пекторалис, как и грозился, пережил Василия Сафроныча, но умер, объевшись блинами на поминках по нему (именно такую смерть пожелал немцу Василий Сафроныч).
После своей второй поездки за границу в 1875 году Лесков, по собственному признанию, "более всего разладил с церковностью". В противовес своим рассказам о "русских праведниках", он пишет серию очерков об архиереях, перерабатывая анекдоты и народную молву в ироничные, порой даже сатирические тексты: "Мелочи архиерейской жизни" (1878), "Архиерейские объезды" (1879), "Епархиальный суд" (1880), "Синодальные персоны" (1882) и др. Меру оппозиционности Лескова по отношению к Церкви в 1870-х - начале 1880-х не стоит преувеличивать (как это делалось, по понятным причинам, в советские годы): это скорее "критика изнутри". В некоторых очерках, как, например, "Владычный суд" (1877), в котором рассказывается о злоупотреблениях при рекрутском наборе, знакомых Лескову не понаслышке, архиерей (митрополит Киевский Филарет) предстает едва ли не идеальным "пастырем". В эти годы Лесков еще активно сотрудничает в церковных журналах "Православное обозрение", "Странник" и "Церковно-общественный вестник", выпускает с религиозно-просветительскми целями (его убеждение заключалось в том, что "Русь крещена, но не просвещена") ряд брошюр: "Зеркало жизни истинного ученика Христова" (1877), "Пророчества о Мессии" (1878), "Указка к книге Нового завета" (1879) и др. Однако симпатии Лескова к нецерковной религиозности, к протестантской этике и сектантским движениям особенно усилились во второй половине 1880-х и уже не оставляли его до самой смерти.
В 1880-х годах самой продуктивной у Лескова стала сказовая форма, давшая характерные образцы его стиля ("Левша", "Тупейный художник" и др.). Создавая рассказы, построенные на анекдоте, "курьезном случае", сохраненном и приукрашенном устной традицией, Лесков объединяет их в циклы. Так возникают "рассказы кстати", рисующие забавные, но не менее значительные в своей национальной характерности ситуации ("Голос природы", 1883; "Александрит", 1885; "Старинные психопаты", 1885; "Интересные мужчины", 1885; "Загон", 1893 и др.), и "святочные рассказы" - сказки о мнимых и подлинных чудесах, случающихся на Рождество ("Христос в гостях у мужика", 1881; "Привидение в Инженерном замке", 1882; "Путешествие с нигилистом", 1882; "Зверь", 1883; "Старый гений", 1884 и др.).
Сказочные мотивы, сплетение комического и трагического, двойственная авторская оценка персонажей - отличительные черты произведений Лескова. Они свойственны и одному из самых известных его произведений - сказу "Левша" (1881, первоначальное название - "Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе"). В центре повествования - характерный для сказки мотив состязания. Русские мастера во главе с тульским оружейником Левшой без всяких сложных инструментов подковывают танцующую стальную блоху английской работы. Левша - искусный мастеровой, олицетворяющий таланты русского народа. Но одновременно Левша - персонаж, лишенный технических знаний, известных любому английскому мастеру. Он отвергает выгодные предложения англичан и возвращается в Россию. Но бескорыстие и неподкупность Левши неразрывно связаны с забитостью, с ощущением собственной незначительности в сравнении с чиновниками и вельможами. Герой Лескова соединяет в себе и достоинства, и пороки простого русского человека. Возвратившись на родину, он заболевает и умирает, никому не нужный, лишенный всякой заботы. В отдельном издании "Левши" 1882 года Лесков указал, что его произведение основано на легенде тульских оружейников о состязании тульских мастеров с англичанами. Говорили, что легенду о Левше ему рассказал в Сестрорецке старый оружейник, выходец из Тулы. Литературные критики поверили этому сообщению автора. Но на самом деле Лесков выдумал сюжет своей легенды.
Критики, писавшие о творчестве Лескова, неизменно - и часто недоброжелательно - отмечали необычный язык, причудливую словесную игру автора. "Г-н Лесков является одним из самых вычурных представителей нашей современной литературы. Ни одной страницы не обойдется у него без каких-нибудь экивоков, иносказаний, выдуманных или бог весть откуда выкопанных словечек и всякого рода кунстштюков", - так отозвался о Лескове А.М. Скабичевский, известный литературный критик демократического направления. Рассказчик в "Левше" как бы невольно коверкает слова. Такие искаженные, ложно понятые слова придают лесковскому сказу комическую окраску. Разговоры наедине в сказе названы "междоусобными", двухместная карета именуется "двухсестной", курица с рисом превращается в "курицу с рысью", министра Нессельроде зовут "Кисельвроде", бюсты и люстры соединяются в одно слово "бюстры", а знаменитая античная статуя Аполлона Бельведерского превращается в "Аболона полведерского". Мелкоскоп, долбица умножения, популярный советник, вексельбанты, непромокабли, укушетка, верояции и пр. встречаются у Лескова на каждой странице, оскорбляя пуристское ухо его современников и навлекая на него обвинения в "порче языка", "вульгарности", "шутовстве", "вычурности" и "оригинальничании".
Вот как об этом сказал писатель А.В. Амфитеатров: "Конечно, Лесков был стилист природный. Он обнаруживает редкостные запасы словесного богатства. Скитания по России, близкое знакомство с местными наречиями, изучение русской старины, старообрядчества, русских промыслов и т.д. много прибавили, со временем, в эти запасы. Лесков принял в недра своей речи всё, что сохранилось в народе от его стародавнего языка, и пустил в дело с огромнейшим успехом. Но чувство меры, вообще мало присущее таланту Лескова, изменяло ему и в этом случае. Иногда обилие подслушанного, записанного, а порою и выдуманного, новообразованного словесного материала служило Лескову не к пользе, а ко вреду, увлекая его талант на скользкий путь внешних комических эффектов, смешных словечек и оборотов речи". Сам Лесков говорил о языке своих произведений: "Постановка голоса у писателя заключается в умении овладеть голосом и языком своего героя... В себе я старался развить это уменье и достиг, кажется, того, что мои священники говорят по-духовному, нигилисты - по-нигилистически, мужики - по-мужицки, выскочки из них и скоморохи с выкрутасами и т.д. От себя самого я говорю языком старинных сказок и церковно-народным в чисто литературной речи. Меня сейчас поэтому и узнаешь в каждой статье, хотя бы я и не подписывался под ней. Это меня радует. Говорят, что меня читать весело. Это оттого, что все мы: и мои герои, и сам я, имеем свой собственный голос".
"Анекдотичен" по своей сути и рассказ "Тупейный художник" (1883), повествующий о печальной судьбе таланта из крепостных в XVIII в. В рассказе жестокий барин разлучает крепостных графа Каменского - парикмахера Аркадия и актрису Любовь Анисимовну, отдав Аркадия в солдаты и обесчестив его возлюбленную. Отслужив в армии и получив офицерский чин и дворянство, Аркадий приезжает к Каменскому, чтобы жениться на Любови Анисимовне. Граф благосклонно принимает своего бывшего крепостного. Но счастье изменяет героям рассказа: хозяин постоялого двора, на котором остановился Аркадий, прельстившись деньгами постояльца, убивает его.
В свое время (в 1877) императрица Мария Александровна, прочитав "Соборян", отозвалась о них с большой похвалой в разговоре с графом П.А. Валуевым, тогда министром государственных имуществ; в тот же самый день Валуев назначил Лескова членом отдела своего министерства. На этом служебные успехи Лескова и закончились. В 1880 году он был вынужден оставить министерство государственных имуществ, а в феврале 1883 года он был уволен и из министерства народного просвещения, в котором служил с 1874 года. Лескову не стоило бы труда отвратить такое завершение своей карьеры, но он с радостью принял отставку, видя в ней подтверждение своей уверенности, что он человек вполне независимый, ни к какой "партии" не примыкающий и потому осужденный у всех возбуждать неудовольствие и оставаться одиноким, без друзей и покровителей. Независимость особенно была дорога ему теперь, когда он, отчасти под влиянием Льва Толстого, почти исключительно отдался вопросам религиозно-нравственным и изучению источников христианства.
Лесков сближается с Л.Н. Толстым в середине 1880-х годов, он разделяет основы толстовского религиозно-нравственного учения: идею нравственного усовершенствования личности как основу новой веры, противопоставление истинной веры православию, отвержение существующих социальных порядков. В начале 1887 года состоялось их знакомство. О влиянии, оказанном на него Толстым, Лесков писал: "Я именно "совпал" с Толстым… Почуяв его огромную силу, я бросил свою плошку и пошел за его фонарем". Оценивая творчество Николая Лескова, Лев Толстой писал: "Лесков - писатель будущего, и его жизнь в литературе глубоко поучительна". Однако далеко не все были согласны с такой оценкой. В поздние годы Лесков находился в остром конфликте с духовной цензурой, его сочинения с трудом минуют цензурные запреты, вызывая гнев влиятельного обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева.
Лесков был горяч и неровен. Рядом с абсолютными шедеврами за ним числятся торопливо написанные, с карандашных клочков пущенные в печать вещи - неизбежные проколы писателя, кормящегося пером и вынужденного иной раз сочинять на потребу. Лесков был долго и несправедливо не признававшимся классиком русской литературы. Он был человеком, озабоченным проблемами повседневной жизни и выживания отечества, он был нетерпим к дуракам и политическим демагогам. В последние 12-15 лет своей жизни Лесков был очень одинок, старые друзья относились к нему подозрительно и недоверчиво, новые - с осторожностью. Несмотря на крупное имя, он водил дружбу в основном с писателями незначительными и начинающими. Критика мало им занималась.
Всю свою жизнь Николай Лесков пребывал меж палящих огней. Бюрократия не прощала ему ядовитые стрелы в ее адрес; славянофилы злились на слова о бессмысленности идеализации "допетровской дури и кривды"; духовенство беспокоилось о подозрительно хорошем знании этим светским господином проблем церковной истории и современности; левые либералы-"коммунисты", устами Писарева, объявили Лескова доносчиком и провокатором. Позднее, Советская власть присвоила Лескову ранг умеренно талантливого второстепенного писателя с неправильными политическими убеждениями и правом эпизодически издаваться. Не получив при жизни заслуженной им литературной оценки, презрительно трактовавшийся критиками как "писатель-анекдотист", Лесков получает полное признание только в XX веке, когда появились статьи М.Горького и Б.М. Эйхенбаума о его новаторстве и драматичной творческой судьбе. Жизнеописание Лескова, составленное его сыном Андреем Николаевичем Лесковым (1866-1953), было впервые издано в 1954 году. А в начале 1970-х Лесков был внезапно и без объяснения причин реабилитирован, в 1974 году в Орле открыт дом-музей Н.С. Лескова, а в 1981 году, в честь 150-летия со дня рождения писателя, там же установлен памятник писателю, он был осыпан похвалами и переизданиями. Появились многочисленные спектакли и кинофильмы по его произведениям.
Сама жизнь Лескова пресеклась по причинам литературным. В 1889 году разыгрался большой скандал вокруг издания собрания сочинений Лескова. Шестой том издания был арестован цензурой как "антицерковный", часть произведений была вырезана, но издание удалось спасти. Узнав 16 августа 1889 года в типографии А.С. Суворина, где печаталось собрание сочинений, о запрете и аресте всего 6-го тома, Лесков испытал жестокий приступ стенокардии (или грудной жабы, как тогда ее называли). Последние 4 года жизни больной Н.С. Лесков продолжал работать над изданием 9-12 томов, писал роман "Чертовы куклы", рассказы "Под Рождество обидели", "Импровизаторы", "Административная грация", "Дикая фантазия", "Продукт природы", "Загон" и другие. Повесть "Заячий ремиз" (1894) была последним крупным произведением писателя. Только теперь Лесков, словно догоняя ушедшую молодость, влюбляется. Его переписка с молодой писательницей Лидией Ивановной Веселитской - это почтовый роман о поздней и неразделенной любви. В своих письмах к ней Лесков доходит до самоуничижения: "Во мне же любить нечего, а уважать и того менее: я человек грубый, плотяной, и глубоко падший, но неспокойно пребывающий на дне своей ямы".
Но болезнь обострялась. Предвидя приближение конца, за два года до смерти Н.С. Лесков с присущей ему бескомпромиссностью пишет свое завещательное распоряжение: "Ни о каких нарочитых церемониях и собраниях у бездыханного трупа моего не возвещать... На похоронах моих прошу речей не говорить. Я знаю, что во мне было очень много дурного и что я никаких похвал и сожалений не заслуживаю. Кто хочет порицать меня, тот должен знать, что я сам себя порицал..." В начале 1895 года прогулка вокруг Таврического сада вызвала новое обострение болезни. После пяти лет тяжелых страданий Лесков умер 21 февраля (5 марта) 1895 года в Санкт-Петербурге. Его похоронили 23 февраля (7 марта) на Волковском кладбище (Литераторские мостки). Речей над гробом не произносили… Через год на могиле Лескова установили памятник - чугунный крест на гранитном постаменте.
В этом человеке совместилось, казалось бы, несовместимое. Посредственный ученик, недоучка, досрочно покинувший стены Орловской гимназии, стал известным писателем с мировым именем. Лескова называли самым национальным из писателей России. Он жил, всем сердцем стремясь "служить родине словом правды и истины", искать лишь "правды в жизни", давая всякой картине, говоря его словами, "освещение, подлежащее и толк по разуму и совести". Судьба писателя драматична, жизнь, небогатая крупными событиями, полна напряженных идейных исканий. Тридцать пять лет служил Лесков литературе. И, несмотря на невольные и горькие заблуждения, он всю жизнь оставался глубоко демократичным художником и подлинным гуманистом. Всегда выступал в защиту чести, достоинства человека и постоянно ратовал за "свободу ума и совести", воспринимая личность как единственную непреходящую ценность, которую нельзя приносить в жертву ни разного рода идеям, ни мнениям разноречивого света. Он оставался страстным и непримиримым, когда речь шла о его убеждениях. И все это делало его жизнь сложной и полной драматических столкновений.