употребляются образы церковной поэтики («за землю,
за Рускую и за веру крестьяньскую», «воступив во зла-
тое свое стремя, и взем свой мечь в правую руку, и
помолися богу и пречистой его матери» и т. п.). Ав-
тор «Слова о полку Игореве» обращался к средствам
устной народной поэтики и перерабатывал их творче-
ски, создавая свои оригинальные поэтические образы
на фольклорном материале. Автор «Задонщины» мно-
гие из таких образов упрощает, его поэтические сред-
ства, восходящие к поэтике устного творчества, ближе
к своим прообразам, ряд оригинальных по сравнению
со «Словом о полку Игореве» эпитетов «Задонщины»
явно народно-устного характера (типичное для былин-
ного стиля словосочетание «таково слово», «быстрый
Дон», «сырая земля» и некоторые другие).
Стиль «Задонщины» отличается пестротой: поэти-
ческие части памятника тесно переплетаются с частя-
ми, носящими прозаический, иногда даже деловой ха-
рактер. Возможно, что эта пестрота и «неорганизован-
ность» текста объясняются состоянием дошедших до
нас списков памятника. Прозаизмы могли возникнуть
в результате поздних наслоений, а не отражают автор-
ский текст.
В списках «Задонщины» в заглавии автором
произведения назван Софоний рязанец, о котором мы
ничего не знаем. Имя Софония упомянуто и в самом
тексте «Задонщины», и здесь автор «Задонщины» го-
ворит о Софонии как об ином по-отношению к нему ли-
це: «Аз же помяну резанца Софония», «И
здеся помянем Софона резанца». Кроме то-
го, в ряде списков Основной редакции «Сказания о Ма-
маевом побоище» Софоний назван в заглавии уже как
автор «Сказания». Все это дало основание Р. П. Дми-
триевой высказать предположение, что Софоний, во-
преки общепринятому мнению, не был автором «За-
донщины». Р. П. Дмитриева считает, что Софоний – ав-
тор не дошедшего до нас поэтического произведения о
Куликовской битве, к которому, независимо друг от дру-
га, обращались и автор «Задонщины», и автор «Ска-
зания». Возможность существования еще одного,
не сохранившегося поэтического памятника о Куликов-
ской битве, как считал академик А. А. Шахматов, вы-
текает из характера текстологических взаимоотноше-
ний дошедших произведений Куликовского цикла. А. А.
Шахматов назвал этот гипотетический текст «Словом
о Мамаевом побоище».
Помимо своих литературных достоинств, помимо
того эмоционального значения, которое присуще это-
му произведению, «Задонщина» замечательна как от-
ражение передовой политической идеи своего време-
ни: во главе всех русских земель должна стоять Мо-
сква, и единение русских князей под властью москов-
ского великого князя служит залогом освобождения
Русской земли от монголо-татарского господства.
Летописная повесть о Куликовской битве. Лето-
писная повесть о Куликовской битве дошла до нас в
двух видах: кратком и пространном. Краткая летопис-
ная повесть входит в состав летописей, ведущих свое
происхождение от летописного свода Киприана 1408
г. (Троицкой летописи). Пространная летописная по-
весть в своем наиболее раннем виде представлена
Новгородской четвертой и Софийской первой летопи-
сями, т. е. должна была находиться в протографе этих
летописей, в своде 1448 г. М. А. Салмина убедитель-
но показала, что первоначален краткий вид летопис-
ной повести.
В краткой летописной повести, составленной, как
считает М. А. Салмина, составителем свода 1408 г., со-
общается о жестокости и кровопролитности сражения,
продолжавшегося целый день, перечисляются имена
убитых князей и воевод, рассказывается о судьбе Ма-
мая. Автор пространной летописной повести, взяв за
основу краткую, значительно расширил ее (возможно,воспользовавшись для этого «Сказанием о Мамаевомпобоище» либо какими-то другими источниками), вста-
вил в свой текст резкие обличения Олега Рязанского.
Сказание о Мамаевом побоище. Наиболее по-
дробное описание событий Куликовской битвы сохра-
нило нам «Сказание о Мамаевом побоище» – основ-
ной памятник Куликовского цикла. Произведение это
пользовалось огромной популярностью у древнерус-
ских читателей. Сказание многократно переписыва-
лось и перерабатывалось и дошло до нас в восьми ре-
дакциях и большом количестве вариантов. О популяр-
ности памятника у средневекового читателя как «че-
тьего» произведения свидетельствует большое число
лицевых (иллюстрированных миниатюрами) списков
его.
Точное время создания «Сказания о Мамаевом по-
боище» неизвестно. В тексте Сказания встречаются
анахронизмы и ошибки (на некоторых из них мы оста-
новимся подробнее ниже). Обычно они объясняются
поздним происхождением памятника. Это глубокое за-
блуждение. Отдельные из этих «ошибок» настолько
очевидны, что в развернутом повествовании об исто-
рическом событии они не могли иметь места, если бы
автор не преследовал этим какой-то определенной це-
ли. И, как мы убедимся далее, умышленная замена од-
ного имени другим имела смысл только в том случае,
если рассказ составлялся не в слишком отдаленное
от описываемых в нем событий время. Анахронизмы
и «ошибки» Сказания объясняются публицистической
направленностью произведения.
В последнее время вопрос о датировке Сказания
привлек к себе много внимания. Ю. К. Бегунов от-
носит время создания Сказания на период между се-
рединой и концом XV в., И. Б. Греков – к 90-м гг. XIV в.,
В. С. Мингалев – к 30–40-м гг. XVI в., М. А. Салмина –
к периоду с 40-х гг. XV в. до начала XVI в. Вопрос этот
весьма гипотетичен и считать его решенным нельзя.
Мы считаем наиболее вероятным датировать возник-
новение Сказания первой четвертью XV в. Особый
интерес к Куликовской битве в это время может объ-
ясняться вновь обострившимися взаимоотношениями
с Ордой, и в частности нашествием Едигея на Русь в
1408 г. Нашествие Едигея, успех которого объяснял-
ся недостаточной сплоченностью и единодушием рус-
ских князей, пробуждает мысль о необходимости вос-
становить единение под руководством великого князя
московского для борьбы с внешним врагом. Эта мысль
является основной в Сказании.
Главный герой Сказания – Дмитрий Донской. Ска-
зание – это не только рассказ о Куликовской битве,
но и произведение, посвященное восхвалению вели-
кого князя московского. Автор изображает Дмитрия
мудрым и мужественным полководцем, подчеркивает
его воинскую доблесть и отвагу. Все остальные пер-
сонажи группируются вокруг Дмитрия Донского. Дми-
трий – старший среди русских князей, все они – его
верные вассалы, его младшие братья. Взаимоотноше-
ния между старшими и младшими князьями, которые
представляются автору идеальными и которым долж-
ны следовать все русские князья, показаны в памят-
нике на примере отношений между Дмитрием Ивано-
вичем и его двоюродным братом Владимиром Андре-
евичем Серпуховским. Владимир Андреевич всюду ри-
суется верным вассалом великого князя московского,
беспрекословно выполняющим все его повеления. Та-
кое подчеркивание преданности и любви князя серпу-
ховского к князю московскому наглядно иллюстриро-
вало вассальную преданность младшего князя князю
старшему.
В Сказании поход Дмитрия Ивановича благословля-
ет митрополит Киприан, который в действительности в
1380 г. даже не находился в пределах Руси, а из-за «за-
мятни» на митрополии (см. ранее) в Москве вообще не
было в это время митрополита. Это, конечно, не ошиб-
ка автора Сказания, а литературно-публицистический
прием. Автору Сказания, поставившему своей целью в
лице Дмитрия Донского показать идеальный образ ве-
ликого князя московского, необходимо было предста-
вить его поддерживающим прочный союз с митропо-
литом. В число действующих лиц из публицистических
соображений автор мог ввести митрополита Киприана,
хотя это и противоречило исторической действитель-
ности (формально Киприан являлся в это время ми-
трополитом всея Руси).
Мамай, враг Русской земли, изображается автором
Сказания в резко отрицательных тонах. Он полная
противоположность Дмитрию Донскому: всеми деяни-
ями Дмитрия руководит бог, все, что делает Мамай, –
от дьявола. Принцип «абстрактного психологизма» в
данном случае проявляется очень ярко. Так же пря-
молинейно противопоставлены русским воинам тата-
ры. Русское войско характеризуется как светлая, нрав-
ственно высокая сила, татарское – как сила мрачная,
жестокая, резко отрицательная. Даже смерть совер-
шенно различна для тех и других. Для русских это сла-
ва и спасение для жизни вечной, для татар – погибель
бесконечная: «Мнози людие от обоих унывають, видя-
ще убо пред очима смерть. Начаша же погании полов-
ци с многым студом омрачатися о погибели жывота
своего, понеже убо умре нечестивый, и погыбе память
их с шумом. А правовернии же человеци паче проць-
ветоша радующеся, чающе съвръшенаго оного обето-
ваниа, прекрасных венцов, о них же поведа великому
князю преподобный игумен Сергий».
Литовским союзником Мамая в Сказании назван
князь Ольгерд. На самом деле во время событий Ку-
ликовской битвы союз с Мамаем заключил сын Оль-
герда Ягайло, а Ольгерд к этому времени уже умер.
Как и в случае с Киприаном, перед нами не ошибка, а
сознательный литературно-публицистический прием.
Для русского человека конца XIV – начала XV в., а осо-
бенно для москвичей, имя Ольгерда было связано с
воспоминаниями о его походах на Московское княже-
ство; это был коварный и опасный враг Руси, о воин-
ской хитрости которого сообщалось в летописной ста-