При Некульеве единственное было собрание Рабочкома. Собрали его хорошие ребята, мастеровые-коммунисты, Кандин и Коньков. Собрание было назначено на завтра, но многие съехались с вечера, -- дальним пришлось проехать верст по сорок. Вечером в парке на крокетной площадке разложили костер, варили картошку и рыбу. У Некульева собирались на "подторжье", чтобы столковаться перед торгом Рабочкома, -- кто потолковее и кто коммунисты. Коньков был хмур и решителен, Кандин хотел быть терпеливым; говорили о революции, о лесах и -- о воровстве, о гомерическом воровстве в лесах, -- говорили тихо, сидели тесным кругом, со свечей, в зале, Некульев лежал на диване; -- сказал тоскливо Коньков: -- "Расстреливать надо, товарищи, -- и первым делом наших, чтобы была острастка. Что получается, -- мы воюем с мужиками, а кто похитрее из мужиков -- идет к знакомому леснику, потолкует, сунет пудишко, -- и лесник отпускает ему, что только тот захочет, -- получается, товарищи, одно лицемерие и чистое безобразие. Простите, товарищи, признаюсь: привязался ко мне шиханский мужик, -- дай ему лесу на избу, -- день, другой, -- я сижу голодный, а он и самогону, и белой, -- я так ему морду избил, что отвезли в больницу, -- не стерпел." -- Ответил Кандин: -- "Я морды бил, прямо, скажу, не раз, хорошего в этом мало. Обратно, надо рассудить: -- получает лесник жалование, на хлеб перевести, -- полтора целковых; на это не проживешь, воровать надо, -- ты смотри, как живут, свиньи у бар чище жили. В лесном деле нужна статистика: установить норму, чтобы больше ее не воровали, и виду не показывать, что замечаешь, потому -- воруют от нужды. А если больше ворует, -- значит, от озорства, -- тогда, обратно, можно расстрелять. Святых нет, -- а дело делать надо!" -- Говорили о Рабочкоме. -- Рабочком создать необходимо было, чтобы связать всех круговой порукой. Некульев молчал и слушал, свеча освещала только диван, -- ни Коньков, ни Кандин не знали, как повести на утро заседание Рабочкома, чтобы не оторваться от всех остальных лесных людей. -- В парке запели песню и стихли, Некульев пошел к остальным, в парк. У костра сидели люди, все оборванцы, все одетые по разному, все с винтовками. Против огня лежал Кузя, подпер щеки ладонями, смотрел в огонь и рассказывал сказку. Кричало на деревьях всполошенное костром воронье. Некульев присел к огню, стал слушать.
... -- И выходит, кстати сказать, хотел Илья Иваныч посмеяться над попами, а вышло наоборот. Открыл Илья Иваныч ларь -- лежат три попа друг на друге и все мертвые, и холодеют уже на морозе. Испугался Илья Иваныч, отнес попов в амбар, разложил рядышком, -- пришел в избу, сел к столу, думает, а самого, заметьте, цыганский пот прошибат... Ну, только Илья Иваныч очень был умный, посидел часик у стола, подумал и -- хлоп себя по лбу! Пошел в амбар, попы уже закоченели, -- взял одного попа, поставил его около клети, облил водой, на попе сосульки повисли. Пошел Илья Иваныч тогда в трактир и, заметьте, прихватил с собой бутылочку, которую поп не допил, там гармошка играт, народ сидит, -- и у прилавка, кстати сказать, сидит пьяница Ванюша, ждет, как бы ему поднесли. Илья Иваныч к Ванюше: -- "Пей!" -- дал ему бутылку. Ванюша выпил, пьяный стал, -- ему Илья Иваныч и говорит: -- "Дал бы еще, да некогда. Надо иттить, -- ко мне, вишь, утопленник пришел на двор, -- надо его в прорубь на Волгу отнести." -- Ну, Ванюша вцепился: -- "Давай я отнесу, только угости!" -- А это самое и надобно было Илье Иванычу, говорит нехотя: -- "Ну уж коли что, из-за дружбы, -- отнесешь, придешь, в избу, угощу!" -- Ванюша прямо бегом побег. -- "Где утопленник?" -- "Вона!" -- Ванюша попа схватил, на плечо и прямо к воротам, -- а Илья Иваныч к нему: -- "Да ты погоди, надо его в мешок положить, а то народ напугаешь." -- Положили, заметьте, в мешок, Ванюша понес, а Илья Иваныч второго попа из амбара выставил, облил водой, ждет. Прибегает Ванюша, прямо в избу: -- "Ну, где выпивка?" А ему Илья Иваныч: -- "Нет, брат, погоди, плохо ты его отнес, слова не сказал, -- он опять вернулся." -- "Кто?" -- "Утопленник." -- "Где?" Вышли на двор. Стоит поп у клети. Ванюша глаза вытаращил, рассердился: -- "Ах ты такой сякой, не слушаться!" -- схватил второго попа и побег к проруби, -- а Илья Иваныч ему в след: -- "Ты как будешь его в воду совать, скажи -- упокой, господи его душу, -- он и не пойдет!" -- Это, чтобы помолиться, все-таки, за попа. -- Только Ванюша со двора, -- Илья Иваныч третьего попа ко клети, -- прибегает Ванюша, -- а Илья Иваныч ему выговаривает: -- "Эх ты, Ванюша! Не можешь утопленника унести, -- ведь опять вернулся. Придется мне уж с тобой пойтить, чтобы концы в воду. Неси, а я позадь пойду, посмотрю, как ты там управляешься." -- Отнесли третьего попа, посмотрел Илья Иваныч, -- спускает попов в воду Ванюша как следует, успокоился и говорит: -- "Ну, все-таки, ты Ванюша потрудился, пойдем -- угощу!" -- Да так его напоил, что у Ванюши всю память отшибло, забыл как утопленников таскал. Так что про попов и не дознались, куда их черти дели. -- Вот и сказке конец, а мене венец, -- сказал Кузя.
Некульев отошел от костра, пошел во мрак, обогнул усадьбу, -- пошел на гору, к обрыву, подумать, побыть одному... -- --
Утром, на той же крокетной площадке, где многие так у костра и ночевали, собралось человек семьдесят лесников и полесчиков. Под липой поставили стол, принесли скамьи -- но многие лежали и на травке вокруг площадки. Костер не потухал. Винтовки составили -- по военному -- в козлы. Избрали президиум.
От этого собрания остался нижеследующий протокол:
СЛУШАЛИ: 1. Доклад тов. Конькова о Международном положении*1.
/*1 В докладе Коньков сделал ошибку, указав, что Европа и Россия -- географически в разных материках.