Смекни!
smekni.com

Прощай, оружие (стр. 11 из 48)

- Нет.

- Я вам принесу. Это блестящий coup de main (1).

- Ну, а как там у вас?

- Великолепно. Все обстоит великолепно. Все гордятся вами. Расскажите же мне, как было дело? Я уверен, что вы получите серебряную. Ну, говорите. Рассказывайте все по порядку. - Он помолчал, раздумывая. - Может быть, вы еще и английскую медаль получите. Там был один англичанин. Я его повидаю, спрошу, не согласится ли он поговорить о вас. Что-нибудь он, наверно, сумеет сделать. Болит сильно? Выпейте. Вестовой, сходите за штопором. Посмотрели бы вы, как я удалил одному пациенту три метра тонких кишок. Об этом стоит написать в "Ланцет". Вы мне переведете, и я пошлю в "Ланцет". Я совершенствуюсь с каждым днем. Бедный мой бэби, а как ваше самочувствие? Где же этот чертов штопор? Вы такой терпеливый и тихий, что я забываю о вашей ране. - Он хлопнул перчатками по краю кровати.

- Вот штопор, signor tenente, - сказал вестовой.

- Откупорьте бутылку. Принесите стакан. Выпейте, бэби. Как ваша голова? Я смотрел историю болезни. Трещины нет. Этот врач первого поста просто коновал. Я бы сделал все так, что вы бы и боли не почувствовали. У меня никто не чувствует боли. Уж так я работаю. С каждым днем я работаю все легче и лучше. Вы меня простите, бэби, что я так много болтаю. Я очень расстроен, что ваша рана серьезна. Ну, пейте. Хороший коньяк. Пятнадцать лир бутылка.

---------------------------------------

(1) Выпад, удар (франц.)

Должен быть хороший. Пять звездочек. Прямо отсюда я пойду к этому англичанину, и он вам выхлопочет английскую медаль.

- Ее не так легко получить.

- Вы слишком скромны. Я пошлю офицера связи.

Он умеет обращаться с англичанами.

- Вы не видели мисс Баркли?

- Я ее приведу сюда. Я сейчас же пойду и приведу ее сюда.

- Не уходите, - сказал я. - Расскажите мне о Гориции. Как девочки?

- Нет девочек. Уже две недели их не сменяли.

Я больше туда и не хожу. Просто безобразие! Это уже не девочки, это старые боевые товарищи.

- Совсем не ходите?

- Только заглядываю иногда узнать, что нового.

Так, мимоходом! Они все спрашивают про вас. Просто безобразие! Держат их так долго, что мы становимся друзьями.

- Может быть, нет больше желающих ехать на фронт?

- Не может быть. Девочек сколько угодно. Просто скверная организация. Придерживают их для тыловых героев.

- Бедный Ринальди! - сказал я. - Один-одинешенек на войне, и нет ему даже новых девочек.

Ринальди налил и себе коньяку.

- Это вам не повредит, бэби. Пейте.

Я выпил коньяк и почувствовал, как по всему телу разливается тепло. Ринальди налил еще стакан. Он немного успокоился. Он поднял свой стакан.

- За ваши доблестные раны! За серебряную медаль! Скажите-ка, бэби, все время лежать в такую жару - это вам не действует на нервы?

- Иногда.

- Я такого даже представить не могу. Я б с ума сошел.

- Вы и так сумасшедший.

- Хоть бы вы поскорее приехали. Не с кем возвращаться домой после ночных похождений. Некого дразнить. Не у кого занять денег. Нет моего сожителя и названного брата. И зачем вам понадобилась эта рана?

- Вы можете дразнить священника.

- Уж этот священник! Вовсе не я его дразню. Дразнит капитан. А мне он нравится. Если вам понадобится священник, берите нашего. Он собирается навестить вас. Готовится к этому заблаговременно.

- Я его очень люблю.

- Это я знаю. Мне даже кажется иногда, что вы с ним немножко то самое. Ну, вы знаете.

- Ничего вам не кажется.

- Нет, иногда кажется.

- Да ну вас к черту!

Он встал и надел перчатки.

- До чего ж я люблю вас изводить, бэби. А ведь, несмотря на вашего священника и вашу англичанку, вы такой же, как и я, в душе.

- Ничего подобного.

- Конечно, такой же. Вы настоящий итальянец. Весь - огонь и дым, а внутри ничего нет. Вы только прикидываетесь американцем. Мы с вами братья и любим друг друга.

- Ну, будьте паинькой, пока меня нет, - сказал я.

- Я к вам пришлю мисс Баркли. Без меня вам с ней лучше. Вы чище и нежнее.

- Ну вас к черту!

- Я ее пришлю. Вашу прекрасную холодную богиню. Английскую богиню. Господи, да что еще делать с такой женщиной, если не поклоняться ей? На что еще может годиться англичанка?

- Вы просто невежественный брехливый даго.

- Кто?

- Невежественный макаронник.

- Макаронник. Сами вы макаронник... с мороженой рожей.

- Невежественный. Тупой. - Я видел, что это слово кольнуло его, и продолжал: - Некультурный. Безграмотный. Безграмотный тупица.

- Ах, так? Я вот вам кое-что скажу о ваших невинных девушках. О ваших богинях. Между невинной девушкой и женщиной разница только одна. Когда берешь девушку, ей больно. Вот и все. - Он хлопнул перчаткой по кровати. - И еще с девушкой никогда не знаешь, как это ей понравится.

- Не злитесь.

- Я не злюсь. Я просто говорю вам это, бэби, для вашей же пользы. Чтобы избавить вас от лишних хлопот.

- В этом вся разница?

- Да. Но миллионы таких дураков, как вы, этого не знают.

- Очень мило с вашей стороны, что вы мне сказали.

- Не стоит ссориться, бэби. Я вас слишком люблю. Но не будьте дураком.

- Нет. Я буду таким умным, как вы.

- Не злитесь, бэби. Засмейтесь. Выпейте еще. Мне пора идти.

- Вы все-таки славный малый.

- Вот видите. В душе вы такой же, как я. Мы - братья по войне. Поцелуйте меня на прощанье.

- Вы слюнтяй.

- Нет. Просто во мне больше крепости.

Я почувствовал его дыхание у своего лица.

- До свидания. Я скоро к вам еще приду. - Его дыхание отодвинулось. - Не хотите целоваться, не надо. Я к вам пришлю вашу англичанку. До свидания, бэби. Коньяк под кроватью. Поправляйтесь скорее.

Он исчез.

Глава одиннадцатая

Уже смеркалось, когда вошел священник. Приносили суп, потом убрали тарелки, и я лежал, глядя на ряды коек и на верхушку дерева за окном, слегка качающуюся от легкого вечернего ветра. Ветер проникал в окно, и с приближением ночи стало прохладнее. Мухи облепили теперь потолок и висевшие на шнурах электрические лампочки. Свет зажигали, только если ночью приносили раненого или когда что-нибудь делали в палате. Оттого что после сумерек сразу наступала темнота и уже до утра было темно, мне казалось, что я опять стал маленьким. Похоже было, как будто сейчас же после ужина тебя укладывают спать. Вестовой прошел между койками и остановился. С ним был еще кто-то. Это был священник. Он стоял передо мной, смуглый, невысокий и смущенный.

- Как вы себя чувствуете? - спросил он. На полу у постели он положил какие-то свертки.

- Хорошо, отец мой.

Он сел на стул, принесенный для Ринальди, и смущенно поглядел в окно. Я заметил, что у него очень усталый вид.

- Я только на минутку, - сказал он, - Уже поздно.

- Еще не поздно. Как там у нас?

Он улыбнулся.

- Потешаются надо мной по-прежнему. - Голос у него тоже звучал устало. - Все, слава богу, здоровы. Я так рад, что у вас все обошлось, - сказал он. - Вам не очень больно?

Он казался очень усталым, а я не привык видеть его усталым.

- Теперь уже нет.

- Мне очень скучно без вас за столом.

- Я и сам хотел бы вернуться поскорее. Мне всегда приятно было беседовать с вами.

- Я вам тут кое-что принес, - сказал он. Он поднял с пола свертки. - Вот сетка от москитов. Вот бутылка вермута. Вы любите вермут? Вот английские газеты.

- Пожалуйста, разверните их.

Он обрадовался и стал вскрывать бандероли. Я взял в руки сетку от москитов. Вермут он приподнял, чтобы показать мне, а потом поставил опять на стол у постели. Я взял одну газету из пачки. Мне удалось прочитать заголовок, повернув газету так, чтобы на нее падал слабый свет из окна. Это была "Ньюс оф уорлд".

- Остальное - иллюстрированные листки, - сказал он.

- С большим удовольствием прочитаю их. Откуда они у вас?

- Я посылал за ними в Местре. Я достану еще.

- Вы очень добры, что навестили меня, отец мой. Выпьете стакан вермута?

- Спасибо, не стоит. Это вам.

- Нет, выпейте стаканчик.

- Ну, хорошо. В следующий раз я вам принесу еще.

Вестовой принес стаканы и откупорил бутылку. Пробка раскрошилась, и пришлось протолкнуть кусочек в бутылку. Я видел, что священника это огорчило, но он сказал:

- Ну, ничего. Не важно.

- За ваше здоровье, отец мой.

- За ваше здоровье.

Потом он держал стакан в руке, и мы глядели друг на друга. Время от времени мы пытались завести дружеский разговор, но это сегодня как-то не удавалось.

- Что с вами, отец мой? У вас очень усталый вид.

- Я устал, но я не имею на это права.

- Это от жары.

- Нет. Ведь еще только весна. На душе у меня тяжело.

- Вам опротивела война?

- Нет. Но я ненавижу войну.

- Я тоже не нахожу в ней удовольствия, - сказал я.

Он покачал головой и посмотрел в окно.

- Вам она не мешает. Вам она не видна. Простите. Я знаю, вы ранены.

- Это случайность.

- И все-таки, даже раненный, вы не видите ее. Я убежден в этом. Я сам не вижу ее. но я ее чувствую немного.

- Когда меня ранило, мы как раз говорили о войне. Пассини говорил.

Священник поставил стакан. Он думал о чем-то другом.

- Я их понимаю, потому что я сам такой, как они, - сказал он.

- Но вы совсем другой.

- А на самом деле я такой же, как они.

- Офицеры ничего не видят.

- Не все. Есть очень чуткие, им еще хуже, чем нам.

- Таких немного.

- Здесь дело не в образовании и не в деньгах. Здесь что-то другое. Такие люди, как Пассини, даже имея образование и деньги, не захотели бы быть офицерами. Я бы не хотел быть офицером.

- По чину вы все равно что офицер. И я офицер.

- Нет, это не все равно. А вы даже не итальянец. Вы иностранный подданный. Но вы ближе к офицерам, чем к рядовым.

- В чем же разница?

- Мне трудно объяснить. Есть люди, которые хотят воевать. В нашей стране много таких. Есть другие люди, которые не хотят воевать.

- Но первые заставляют их.

- Да.

- А я помогаю этому.

- Вы иностранец. Вы патриот.

- А те, что не хотят воевать? Могут они помешать войне?

- Не знаю.

Он снова посмотрел в окно. Я следил за выражением его лица.

- Разве они когда-нибудь могли помешать?

- Они не организованы и поэтому не могут помешать ничему, а когда они организуются, их вожди предают их.