- Разве? А меня всегда учили, что таких вещей нет.
- Это очень мило.
- Мы непременно должны поддерживать такой разговор?
- Нет, - сказал я.
- Слава богу.
- Что это у вас за трость? - спросил я.
Мисс Баркли была довольно высокого роста. Она была в белом платье, которое я принял за форму сестры милосердия, блондинка с золотистой кожей и серыми глазами. Она показалась мне очень красивой. В руках у нее была тонкая ротанговая трость, нечто вроде игрушечного стека.
- Это - одного офицера, он был убит в прошлом году.
- Простите...
- Он был очень славный. Я должна была выйти за него замуж, а его убили на Сомме.
- Там была настоящая бойня.
- Вы там были?
- Нет.
- Мне рассказывали, - сказала она. - Здесь война совсем не такая. Мне прислали эту тросточку. Его мать прислала. Ее вернули с другими его вещами.
- Вы долго были помолвлены?
- Восемь лет. Мы выросли вместе.
- Почему же вы не вышли за него раньше?
- Сама не знаю, - сказала она. - Очень глупо. Это я, во всяком случае, могла для него сделать. Но я думала, что так ему будет хуже.
- Понимаю.
- Вы любили когда-нибудь?
- Нет, - сказал я.
Мы сели на скамью, и я посмотрел на нее.
- У вас красивые волосы, - сказал я.
- Вам нравятся?
- Очень.
- Я хотела отрезать их, когда он умер.
- Что вы.
- Мне хотелось что-нибудь для него сделать. Я не придавала значения таким вещам; если б он хотел, он мог бы получить все. Он мог бы получить все, что хотел, если б я только понимала. Я бы вышла за него замуж или просто так. Теперь я все это понимаю. Но тогда он собирался на войну, а я ничего не понимала.
Я молчал.
- Я тогда вообще ничего не понимала. Я думала, так для него будет хуже. Я думала, может быть, он не в силах будет перенести это. А потом его убили, и теперь все кончено.
- Кто знает.
- Да, да, - сказала она. - Теперь все кончено.
Мы оглянулись на Ринальди, который разговаривал с другой сестрой.
- Как ее зовут?
- Фергюсон. Эллен Фергюсон. Ваш друг, кажется, врач?
- Да. Он очень хороший врач.
- Как это приятно. Так редко встречаешь хорошего врача в прифронтовой полосе. Ведь это прифронтовая полоса, правда?
- Конечно.
- Дурацкий фронт, - сказала она. - Но здесь очень красиво. Что, наступление будет?
- Да.
- Тогда у нас будет работа. Сейчас никакой работы нет.
- Вы давно работаете сестрой?
- С конца пятнадцатого года. Я пошла тогда же, когда и он. Помню, я все носилась с глупой мыслью, что он попадет в тот госпиталь, где я работала. Раненный сабельным ударом, с повязкой вокруг головы. Или с простреленным плечом. Что-нибудь романтическое.
- Здесь самый романтический фронт, - сказал я.
- Да, - сказала она. - Люди не представляют, что такое война во Франции. Если б они представляли, это не могло бы продолжаться. Он не был ранен сабельным ударом. Его разорвало на куски.
Я молчал.
- Вы думаете, это будет продолжаться вечно?
- Нет.
- А что же произойдет?
- Сорвется где-нибудь.
- Мы сорвемся. Мы сорвемся во Франции. Нельзя устраивать такие вещи, как на Сомме, и не сорваться.
- Здесь не сорвется, - сказал я.
- Вы думаете?
- Да. Прошлое лето все шло очень удачно.
- Может сорваться, - сказала она. - Всюду может сорваться.
- И у немцев тоже.
- Нет, - сказала она. - Не думаю.
Мы подошли к Ринальди и мисс Фергюсон.
- Вы любите Италию? - спрашивал Ринальди мисс Фергюсон по-английски.
- Здесь недурно.
- Не понимаю. - Ринальди покачал головой.
- Abbastanza bene (1), - перевел я. Он покачал головой.
- Это не хорошо. Вы любите Англию?
- Не очень. Я, видите ли, шотландка.
Ринальди вопросительно посмотрел на меня.
- Она шотландка, и поэтому больше Англии любит Шотландию, - сказал я по-итальянски.
- Но Шотландия - это ведь Англия.
Я перевел мисс Фергюсон его слова.
- Pas encore (2), - сказала мисс Фергюсон.
- Еще нет?
- И никогда не будет. Мы не любим англичан.
- Не любите англичан? Не любите мисс Баркли?
- Ну, это совсем другое. Нельзя понимать так буквально.
Немного погодя мы простились и ушли. По дороге домой Ринальди сказал:
- Вы понравились мисс Баркли больше, чем я. Это ясно, как день. Но та шотландка тоже очень мила.
- Очень, - сказал я. Я не обратил на нее внимания. - Она вам нравится?
- Нет, - сказал Ринальди.
Глава пятая
На следующий день я снова пошел к мисс Баркли. Ее не было в саду, и я свернул к боковому входу виллы, куда подъезжали санитарные машины. Войдя, я увидел старшую сестру госпиталя, которая сказала мне, что мисс Баркли на дежурстве.
- Война, знаете ли.
---------------------------------------
(1) Недурно (итал.).
(2) Еще нет (франц.).
Я сказал, что знаю.
- Вы тот самый американец, который служит в итальянской армии? - спросила она.
- Да, мэм.
- Как это случилось? Почему вы не пошли к нам?
- Сам не знаю, - сказал я. - А можно мне теперь перейти к вам?
- Боюсь, что теперь нельзя. Скажите, почему вы пошли в итальянскую армию?
- Я жил в Италии, - сказал я, - и я говорю по-итальянски.
- О! - сказала она. - Я изучаю итальянский. Очень красивый язык.
- Говорят, можно выучиться ему в две недели.
- Ну нет, я не выучусь в две недели. Я уже занимаюсь несколько месяцев. Если хотите повидать ее, можете зайти после семи часов. Она сменится к этому времени. Но не приводите с собой разных итальянцев.
- Несмотря на красивый язык?
- Да. Несмотря даже на красивые мундиры.
- До свидания, - сказал я.
- A rivederci, tenente (1).
- A rivederla. - Я отдал честь и вышел. Невозможно отдавать честь иностранцам так, как это делают в Италии, и при этом не испытывать замешательства. Итальянская манера отдавать честь, видимо, не рассчитана на экспорт.
День был жаркий. Утром я ездил в верховья реки, к предмостному укреплению у Плавы. Оттуда должно было начаться наступление. В прошлом году продвигаться по тому берегу было невозможно, потому что лишь одна дорога вела от перевала к понтонному мосту и она почти на протяжении мили была открыта пулеметному и орудийному огню. Кроме того, она была недостаточно широка, чтобы вместить весь необходимый для наступления транспорт, и австрийцы могли устроить там настоящую бойню. Но итальянцы перешли реку и продвинулись по берегу в обе стороны, так что теперь они удерживали на австрийском берегу реки полосу мили в полторы. Это давало им опасное преимущество, и австрийцам не следовало допускать, чтобы они закрепились там. Я думаю, тут проявлялась взаимная терпимость, потому что другое. предмостное укрепление, ниже по реке, все еще оставалось в руках австрийцев. Австрийские окопы были ниже, на склоне горы, всего лишь в нескольких ярдах от итальянских позиций. Раньше на берегу был городок, но его разнесли в щепы. Немного дальше были развалины железнодорожной станции и разрушенный мост, который нельзя было починить и использовать, потому что он просматривался со всех сторон.
---------------------------------------
(1) До свидания, лейтенант (итал.).
Я проехал по узкой дороге вниз, к реке, оставил машину на перевязочном пункте под выступом холма, переправился через понтонный мост, защищенный отрогом горы, и обошел окопы на месте разрушенного городка и у подножия склона. Все были в блиндажах. Я увидел сложенные наготове ракеты, которыми пользовались для вызова огневой поддержки артиллерии или для сигнализации, когда была перерезана связь. Было тихо, жарко и грязно. Я посмотрел через проволочные заграждения на австрийские позиции. Никого не было видно. Я выпил с знакомым капитаном в одном из блиндажей и через мост возвратился назад.
Достраивалась новая широкая дорога, которая переваливала через гору и зигзагами спускалась к мосту. Наступление должно было начаться, как только эта дорога будет достроена. Она шла лесом, круто изгибаясь. План был такой: все подвозить по новой дороге, пустые же грузовики и повозки, санитарные машины с ранеными и весь обратный транспорт направлять по старой узкой дороге. Перевязочный пункт находился на австрийском берегу под выступом холма, и раненых должны были на носилках нести через понтонный мост. Предполагалось сохранить этот порядок и после начала наступления. Как я себе представлял, последняя миля с небольшим новой дороги, там, где кончался уклон, должна была простреливаться австрийской артиллерией. Дело могло обернуться скверно. Но я нашел место, где можно было укрыть машины после того, как они пройдут этот последний опасный перегон, и где они могли дожидаться, пока раненых перенесут через понтонный мост. Мне хотелось проехать по новой дороге, но она не была еще закончена. Она была широкая, с хорошо рассчитанным профилем, и ее изгибы выглядели очень живописно в просветах на лесистом склоне горы. Для машин с их сильными тормозами спуск будет нетруден, и, во всяком случае, вниз ведь они пойдут порожняком. Я поехал по узкой дороге обратно.
Двое карабинеров задержали машину. Впереди на дороге разорвался снаряд, и пока мы стояли, разорвалось еще три. Это были 77-миллиметровки, и когда они летели, слышен был свистящий шелест, а потом резкий, короткий взрыв, вспышка, и серый дым застилал дорогу. Карабинеры сделали нам знак ехать дальше. Поравнявшись с местами взрывов, я объехал небольшие воронки и почувствовал запах взрывчатки и запах развороченной глины, и камня, и свежераздробленного кремня. Я вернулся в Горицию, на нашу виллу, и, как я уже сказал, пошел к мисс Баркли, которая оказалась на дежурстве.
За обедом я ел очень быстро и сейчас же снова отправился на виллу, где помещался английский госпиталь. Вилла была очень большая и красивая, и перед домом росли прекрасные деревья. Мисс Баркли сидела на скамейке в саду. С ней была мисс Фергюсон. Они, казалось, обрадовались мне, и спустя немного мисс Фергюсон попросила извинения и встала.
- Я вас оставлю вдвоем, - сказала она. - Вы отлично обходитесь без меня.
- Не уходите, Эллен, - сказала мисс Баркли.
- Нет, уж я пойду. Мне надо писать письма.
- Покойной ночи, - сказал я.
- Покойной ночи, мистер Генри.
- Не пишите ничего такого, что смутило бы цензора.