Едва был взят первый риф, как офицер приказал взять
второй, а несколько минут спустя - третий, последний. Мы пошли
в бейдевинд под малыми парусами. Несмотря на эти
предосторожности, лодку страшно подбрасывало на хребтах
огромных волн, догоняющих нас.
К довершению наших страданий, сильно давал себя
чувствовать холод. Полярный ветер из снежных пустынь и льдов
дул нам прямо в спину. Казалось, что вместе с ветром нас
хлестал по спинам и град, а для защиты от него у нас были лишь
обыкновенные курточки. Если бы все эти муки не парализовали
наши силы и не затрудняли движений, мы могли бы их не замечать.
Что они значили в сравнении с теми несчастьями, которые
обрушивались на нас одно за другим!
Мы сосредоточили усилия на том, чтобы волны не захлестнули
нашей шлюпки. Как бы быстро ни неслась она впереди волн, все же
некоторые из них настигали ее и обдавали нас целым дождем
брызг. Те, кто не был занят маневрированием, не переставая,
вычерпывали из лодки воду всем, что попадалось под руку. Теряя
силы, мы уже спрашивали себя, скоро ли лодка пойдет под воду,
однако продолжали бороться, и наши старания увенчались успехом.
В этих широтах летние ночи коротки, эта же ночь казалась
нам бесконечно долгой, и мы думали, что ей не будет конца.
Наконец, забрезжил долгожданный рассвет, но он не обрадовал
наши взоры, потому что позволил убедиться, что в безбрежном
океане мы одни...
Мистер Рэнсом встал на скамейку и в подзорную трубу
оглядел море. Через несколько минут он сказал:
- С сожалением должен сообщить вам, друзья, что океан
пуст.
Мрачное молчание было ответом на эти слова. Мистер Рэнсом
продолжал:
- Греммель, посмотрите-ка вы. Вот подзорная труба.
Старый рулевой в свою очередь встал на кнехт и долго
вглядывался в горизонт. Он не был счастливее командира и сошел
с кнехта, говоря:
- Я ничего не вижу, сударь, кроме вспененных волн. От
китоловных стоянок мы удалились к югу, и уже давно.
С этими словами он сел на свое место.
Наступило молчание. Мистер Рэнсом обратился ко мне:
- Мэси, я знаю, у вас хорошие глаза. Возьмите трубу,
посмотрите вы. Может быть, вам повезет больше.
Могу без хвастовства сказать, что природа наградила меня
необыкновенным зрением. Мистер Рэнсом не раз мог убедиться в
этом во время наших вылазок за левиафаном. Польщенный
выказанным доверием, я влез на кнехт и долго смотрел по
сторонам.
Какое-то время я видел только огромные волны, которые
поднимались, сталкивались и опадали, подминая одна другую.
Сперва я оглядел горизонт, потом ограничил свой обзор
непосредственно окружающей нас частью стихии.
- Я ничего не вижу, - произнес я в ответ на вопрошающие
взгляды товарищей, устремленные на меня, и уже хотел сойти с
кнехта, как тут же мое внимание было привлечено каким-то
предметом. Это был обрубок дерева, качающийся на волнах, как
бакен. Вероятно, я не заметил бы его, если бы на одно мгновение
его не подняла на свой хребет волна. Так как я задержался на
своем наблюдательном посту, мистер Рэнсом окликнул меня:
- Вы что-нибудь видите, Мэси?
Я старался в это время убедиться, действительно ли
предмет, замеченный мною, был куском дерева, и он
забеспокоился:
- Что там такое?
- Я думаю, метка, сударь.
- Метка? Клянусь Юпитером, это интересно! В каком
направлении?
- Впереди, примерно в трех кабельтовых!
- Я сажусь на руль. Говорите, куда держать курс!
Я исполнил его приказание. Направление шлюпки пришлось
изменить очень незначительно, предмет был почти на ее пути.
Обрубок дерева действительно оказался меткой, как показывали
буквы, выжженные на нем.
12. ЧТО ЗНАЧИТ "МЕТКА". - ПОКА В БЕЗОПАСНОСТИ
Убьют ли кита и вынуждены бросить его ради новой добычи
или по какой иной причине - бросают в море метку. Это обрубок
легкого дерева, на котором выжигают название корабля и порта,
откуда он вышел. Маленький флаг, укрепленный на спине кита,
служит только указателем, метка же китолова - своего рода
тавро, каким клеймят скот, она служит для обозначения права
собственности, говорит всем встречным, что животное имеет
хозяина и кто этот хозяин.
Очень часто захваченный кит остается покинутым на
несколько дней до возвращения загарпунивших его. Иногда они не
возвращаются вовсе. Туман или буря мешают китоловам
окончательно овладеть добычей. В таких случаях метка
предупреждает другого китолова, нашедшего эту добычу: не
трогай, не твое! И никто не трогает. Этот обычай соблюдается у
всех китоловов.
Когда волна повернула бревно надписью к нам, командир
прочел: "Гайлендер" - Абердин". Это было шотландское судно,
которое мы встречали в Северном Ледовитом океане. Оно, как и
мы, оставило полярные воды и спустилось к югу. Но что могло
заставить его бросить здесь метку? Не уронили ли ее случайно с
борта?..
- Может, она прикреплена к телу кита, а кит под водой?
- Это возможно, - согласился мистер Рэнсом. - И судя по
тому, как колеблется метка, это действительно так. Сейчас
проверим.
Когда шлюпка поравнялась с меткой, он перегнулся через
борт и потащил ее из воды. К метке была прикреплена веревка.
Вначале свободная, она натянулась, как только мы прошли чуть
дальше. Кусок дерева вырвался из рук офицера и упал в воду,
подняв тучу брызг.
По команде мистера Рэнсома четверо гребцов налегли на
весла и вернули лодку к тому месту, где плавала метка. Мистер
Рэнсом захватил ее с большими предосторожностями, чем в первый
раз и убедился, что на другом конце веревки, что-то есть и это
что-то противится всем нашим усилиям: на поверхность его
поднять невозможно.
- Наверное, на другом конце кит, - сказал мистер Рэнсом. -
"Гайлендер", должно быть, был здесь или поблизости недавно.
Иначе кит уже всплыл бы на поверхность. Как вы думаете,
Греммель?
- Согласен с вами, сударь. На другом конце рыба. - Старик
Греммель упорно называл кита рыбой, вопреки зоологии. - И он
там недавно, как верно вы заметили. Не более недели, как
шотландец оставил это место. Может, он еще где-то близко.
Эти слова возродили в нас надежду, и опять взоры
устремились на безграничную равнину океана.
Но мы прочли на ней тот же ответ: ничего! Ничего, кроме
хаоса сердитых волн, ничего, кроме ужасного, приводящего в
отчаяние однообразия...
Командир снова заговорил о метке:
- В любом случае хорошо, что мы ее нашли. Можно
принайтовать к веревке шлюпку - это будет похоже на яконую
стоянку. Будем надеяться, что веревка выдержит.
Без лишних слов обрубок был вытащен, и его прикрутили к
пиллерсу. Боясь, что веревка окажется слаба, если ее будет
сильно рвать, мы постарались выбрать ее, чтобы можно было потом
потихонечку травить. Вдобавок, мы привязали к ней другую
веревку, сделав узел как можно ниже, чтобы предохранить от
трения.
- Лучше остаться на якоре и приготовиться к встрече бури,
чем убегать от нее, - объяснил нам командир свои действия. -
Как видите, ураган только начинается, волны пока еще только
холмы, а во время урагана они обратятся в горы.
Он был прав, и очень скоро мы в этом убедились. Небо
принимало все более угрожающий цвет, волны пенились, здесь и
там с радостными криками носились буревестники.
Недолго мы пробыли на нашей своеобразной стоянке,
благословляя ее. Лодка держалась, мы поставили ее кормой к
ветру и молились лишь об одном: только бы не лопнула сильно
натянутая веревка!
Она, слава богу, выдержала! Немного спустя мы уже
перестали бояться и даже почувствовали облегчение, потому что
поняли: бурю мы переждем, а там будь что будет!
Чтобы поддержать нас, командир, до сих пор удрученный
мыслью, что его неосторожность явилась причиной нашего
несчастья, - а так оно и было, - сказал несколько более
оживленно, чем обычно:
- Интересно, какова же здесь глубина? Она не болжна быть
большой, потому что веревка метки достигает поверхности. Мне
кажется, стоило бы бросить лот и убедиться в этом.
Никто не возразил, и все необходимые меры были приняты.
У нас как раз был с собою линь для ловли трески, которым
мы пользовались несколькими днями раньше, так как треска
водится в Бристольском заливе в таком же изобилии, как и у
берегов Новой Земли.
- Сорок семь брассов! - сообщил мистер Рэнсом, промерив
глубину. - С этой глубины судно может легко вытащить кита, если
крепка веревка и благоприятствует погода. Неужели мы не
поднимем этого кита на поверхность? Это же пустое дело!
Он шутил, чтобы успокоить нас, но тон его несколько
противоречил его словам, командир был заметно озабочен. И было
чем. Буря свистела и ревела с удвоенным бешенством, и наше
положение становилось опасным.
Редкие, но стремительные волны бросали нашу лодку из
стороны в сторону, как яичную скорлупу. Водяные валы
перекатывались через нас, и мы все время были заняты
вычерпыванием из лодки воды. Дело шло о нашей жизни. Но мы
сознавали, что положение было бы еще более критическим, если бы
мы убегали от бури, наш необычный якорь казался нам безопасным
портом.
Несмотря на объединенные усилия ветра и волн, он крепко
держался в продолжение дня и части ночи. Среди ночи произошла
счастливая для нас перемена, вызванная случаем столь же
странным, сколь и неожиданным. Надо признаться, по мере того,
как на море опускалась темнота, нами уже овладевала апатия: мы
не надеялись, что устоим против бури до утра. Мы измучились,
вынужденные без отдыха вычерпывать из лодки воду. Некоторые
объявили, что лучше будут сидеть сложа руки и предоставив себя
судьбе.
Вдруг наш командир закричал:
- Веревка не натянута более, мы идем по ветру! Веревка