Смекни!
smekni.com

Охота на Левиафана (стр. 22 из 25)

счастья к востоку от Мадагаскара. Капитан Дринкуотер отказался

от мысли посетить в этом году остров Кергелен: во-первых,

потому, что сезон был уже в разгаре, во-вторых, потому, что

киты появились в большом количестве у Маскаренских островов. Об

этом он узнал от человека, у которого ночевал накануне. Тот

вернулся с острова Св. Маврикия, и капитан решил

воспользоваться его советом.

Одно он усвоил твердо - не заходить в португальские порты.

Всем необходимым мы могли запастись на острове Св.Маврикия или

на Бурбоне.

На этот раз мы не ошиблись. Хотя, когда говорят об охоте

на китов, об Индийском океане к востоку от Мадагаскара никогда

не упоминают, мы встретили там огромное количество этих

чудовищных животных. Нам повезло, и "Летучее облако" было до

того загружено, что его ватерлиния оказалась ниже поверхности

воды.

Мы уже думали о возвращении домой и занялись укладкой

добычи в трюм. Обыкновенно этим руководит второй офицер. Но

капитан Дринкуотер никому не захотел доверить этого дела и взял

его на себя. В парусиновом костюме он спустился в трюм. Когда

было уложено уже несколько тонн, я услышал его оклик:

- Мэси, пришлите мне номер сорок два!

- Есть, - ответил я и начал искать сорок второй номер в

ряду бочек.

Ветер в это время был сильный, море неспокойное, и волны

гнали "Летучее облако" вперед. Пока еще неравномерно

нагруженный корабль заметно клонился на бок. В ту минуту, когда

я спускал вниз потребованную бочку, корабль вдруг накренился,

остов его затрещал, и в трюме послышался грохот, потом крики. Я

понял, что произошло несчастье, бросился к люку спросить, что

произошло, и услышал отчаянный крик:

- Он ранен, опасно ранен!

- Кто? Кто ранен?

- Капитан, сударь, на него упала бочка!..

Я уже не слушал дальше. Я понял, что произошло. Одним

прыжком я очутился в трюме. Матросы с усилием оттаскивали

тяжелую бочку, чтобы освободить ногу капитана, сдавленную между

бочкой и стенкой.

Не надо было спрашивать, что произошло. Очевидно, при

резком повороте судна одна из верхних бочек скатилась на

мистера Дринкуотера. Он успел уклониться, но нога его оказалась

зажатой, как в тисках.

Рана была, без сомнений, тяжела. Капитан Дринкуотер был

очень мужественным человеком, но нестерпимая боль и его

заставила испустить стон. Страдания его были ужасны.

С величайшей предосторожностью он был перенесен в каюту. Я

жил с ним дольше, чем старший офицер, поэтому и теперь по праву

занял место при капитане. Но когда я раздел его, то пожалел,

что эту тяжкую обязанность не исполнил кто-нибудь другой. Рана

была ужасна. Нога оказалась сломанной выше колена. К счастью,

колено и ступня остались целы. Можно было предположить, что

кость раздроблена.

- Да, она раздроблена на тысячу кусков, - произнес капитан

со стоном.

- Вот чем я стал через двадцать лет китоловной работы!

Ужасно кончить, словно крыса в западне! Клянусь Иосафатом! Это

ужасно!

- О, не говорите так! - воскликнул я. - О смерти не может

быть и речи. Вы поправитесь, успокойтесь!

Признаюсь, я и сам не верил своим словам. Глядя на

распухшую багровую ногу, я питал мало надежд на его

выздоровление. Тем более, что на борту никто не имел ни

малейшего понятия о хирургии, так же, как и я. Мы были так же

беспомощны, как крестьяне, окружившие на пустынной дороге

какого-нибудь несчастного возчика, задавленного своим тяжелым

возом. Положение капитана было даже ужаснее, потому что он был

на сотни лье от всякой помощи.

Я чувствовал свое полное бессилие, старший офицер тоже не

знал, что делать. Наконец, мы решили, что самое лучшее - зайти

в ближайший порт. Там, по крайней мере, можно найти хирурга.

Ближайший к нам порт был на острове Св. Маврикия. Перевязав,

как могли, рану, мы немедленно направились к этому острову. К

несчастью, даже при благоприятном ветре до него было несколько

недель пути.

Мне казалось, что положение капитана ухудшается с часу на

час. Стали заметны признаки воспаления. Офицеры позвали на

совет наиболее опытных людей из экипажа и пришли к убеждению,

что единственное средство спасти капитана - ампутировать ему

ногу.

Но кто произведет операцию?

Тогда мы собрали уже весь экипаж, и я обратился к нему с

вопросом:

- Ребята, не приходилось ли кому-нибудь из вас

присутствовать при ампутации?

Мертвое молчание длилось несколько мгновений. Потом в

задних рядах произошло движение, кружок раздался, и показалась

курчавая голова.

- Я, мистер Мэси, я видел ампутацию, да!

Это был наш повар, почтенный негр из Вирджинии, которого в

шутку называли "доктором".

- Я видел одну ампутацию, - продолжал он, - когда был

поваром на "Свободе".

- И вы помните, как ее производили?

- Я должен ее помнить, масса. Ампутацию делал старик,

старый капитан "Свободы" Гернер. Я помогал ему, да! Я подавал

инструменты, да! Я перевязывал жилы, да! Да, да, я делал все

это!

- И больной поправился?

- О, да, да! Это нетрудно, да!

Негр говорил с такой уверенностью, что внушил нам мысль

поручить ампутацию ему. Сам капитан был того же мнения и только

просил не мучить его долго. Он был убежден, что умрет, если не

отнять его раздробленной ноги.

Мы решились на операцию.

Никогда в жизни я не принимал , мне кажется, на себя более

тяжелой ответственности. Конечно, я не один решал это, но, по

молчаливому соглашению остальных, я должен был наблюдать за

операцией. Если она окажется неудачной, меня обвинят в

преступлении, а если и удачной, то какое ужасное зрелище видеть

мужественного моряка ковыляющим на деревянной ноге! Но выбора

не было. Капитан сам не видел ничего иного и требовал

ампутации.

По окончании нашего совета я вошел в его каюту вместе с

"доктором" и его помощниками. Я должен был сделать усилие,

чтобы овладеть собой. Мне это плохо удавалось. Мои руки

дрожали, когда я вынимал инструменты.

Тем временем негр, чтобы ободрить меня, подробно

рассказывал, как старик Гернер производил операцию. Если верить

ему, капитан "Свободы" тоже стал хирургом по необходимости.

Однако негр напрасно ободрял меня. Чем ближе подходил момент

операции, тем более я терялся. Мне почти стало дурно, когда я

увидел разложенные на столе орудия пытки.

Видя мою нерешительность, "доктор" самым безобидным тоном

сказал:

- Как вы думаете, масса Мэси, не выпить ли нам для

храбрости?

Я приказал подать два стакана грогу.

Выпив свой, я почувствовал если не прилив мужества, то

готовность начать. Негр давно уже был к этому готов. Я

содрогался при мысли о том, с каким равнодушием он будет

орудовать пилой. Видя его полное спокойствие, можно было

сказать, что он собирается напилить дров для печки.

С удовольствием выпив свой грог, он изрек:

- А вы не думаете, что и пациенту следовало бы выпить? Это

подбодрило бы его.

Я согласился с этим. Капитан выпил с жадностью, понимая,

зачем он это делает. Нас отделяла от него полуоткрытая дверь, и

он мог слышать каждое наше слово, видеть наши приготовления.

- Теперь, - произнес негр с дьявольской улыбкой, - я

думаю, мы можем приступить.

Он говорил авторитетным тоном, смотря на меня как на

своего помощника. Было видно, что он принимает на себя всю

ответственность.

Еще минута - и капитан Дринкуотер мог бы сказать своей

ноге:"Прости!" Но вдруг раздался крик:

- Парус!

В следующее мгновение я уже был наверху и прислушивался

так, словно моя жизнь зависела от того, что я услышу сейчас.

Сначала доносился только неясный говор: вахтенный и старший

офицер стояли высоко надо мной. Но вот офицер наклонился и

крикнул:

- Парус, Мэси! Большое судно! Вахтенный полагает, что это

военный корабль. Я подаю сигнал, что мы хотим говорить с ним.

- Слава Богу! - вскричал я в порыве радости.

Я походил на человека, очнувшегося от ужасного кошмара.

Если это военное судно, то там обязательно есть хирург или

кто-нибудь знающий, кто сумел бы оперировать капитана

Дринкуотера.

Когда я вернулся в каюту, негр спросил меня, приступим ли

мы к делу. Это каннибальское нетерпение вывело меня из себя, и

я ответил ему, что скоро у нас будет настоящий хирург. Лицо его

сразу помрачнело, как у врача, которого отстраняют от операции

и заменяют другим. Это было уже слишком, и я без церемоний

отправил его на кухню, к его плите.

Однако пораздумав, я раскаялся в том, что наградил его

довольно нелестными эпитетами. Ведь он хотел принести пользу и

виноват только в излишнем усердии. Пока нам не встретилось

судно, ведь я очень нуждался в нем!

Я зашел к капитану.

- Дорогой мистер Дринкуотер, я с хорошей вестью. Прямо по

курсу судно, по-видимому военное, так что если вам и суждено

потерять сегодня ногу, то вы потеряете ее по всем правилам

искусства.

- Это уже нечто утешительное, мой милый!

Его лицо прояснилось.

Я снова поднялся наверх, посмотреть, чей это корабль. Он

действительно оказался военным корветом, идущим под французским

флагом.

Скоро мы могли слышать друг друга.

- Эй, чего вы хотите? - закричали с корвета.

- Доктора!

- Сейчас пришлем!

Ответ был достоин цивилизованной нации. Тотчас с корвета

спустили лодку. Она направилась к нам и через десяток минут

причалила. В человеке, стоящем на корме, нетрудно было признать

эскулапа. Он был маленького роста, совершенно лысый, с огромной

бородой, но глаза его блистали умом, и было сразу видно, что мы

можем довериться ему.

Когда он ступил на борт корабля, у меня явилось желание

прижать его к сердцу, потому что от него сейчас зависела жизнь,

столь же дорогая для меня, как моя собственная.