Сам момент познания Истины, соприкосновения с ней возникает неожиданно и подобен «ослеплению»1. У суфиев же ослепление часто ассоциируется с огнем, пламенем. Для передачи этих чувств Хафиз использует парную метафору: мотылек-свеча, где мотылек достигает единения с Возлюбленной лишь сгорая в огне любви.
Тема любви к Богу, ставшая центральной в суфизме, с особой силой проявилась в поэзии, где Бог ассоциируется с возлюбленной, а поэт – с возлюбленным. Поэты-суфии обычно изображали мистика обезумевшим от любви Маджнуном. В суфийской литературе создано множество символов и метафор для передачи божественной любви. Наиболее распространенными являются парные метафоры: мотылек-свеча, соловей-роза, символизирующие Влюбленного и Возлюбленного, т.е. суфия и Бога. Мотылек и соловей непременно страдают и достигают единения с Возлюбленной, лишь «сгорая в огне любви» или погибая от смертоносных уколов шипов розы. Акт познания Истины сравнивается с опьянением, где суфий – опьяненный, Истина – вино, пророк или духовный наставник – виночерпий. В дальнейшем эти символы и метафоры становятся традиционными образами в суфийской литературе, и каждый поэт, дав свою интерпретацию, вкладывает в них новые оттенки.
Таким образом, суфизм, его философия, образ мышления, изобразительные возможности способствовали интенсивному развитию средневековой персидской и арабской литературы.
Говоря о суфийской литературе, необходимо упомянуть и о турецком мистицизме, который составляет значительную веху в истории развития и распространения суфизма, суфийской поэзии среди тюрков.
Творчество Д. Руми оказалось живительным для развития турецкой суфийской литературы. Первым великим представителем суфийской литературы на тюркском языке был Ахмат Ясави (ум. 1116). «Хикматы» Ахмата Ясави – первое из известных речений суфийской мудрости, написанных на тюркском диалекте района Яссы на территории современного Узбекистана.
Д. Руми иногда «играл» тюркскими словами, сын же его Султан Велед в своем «Диване» проявил мастерство владения тюркским языком. Но поэтом, впервые сделавшим родной язык средством выражения суфийской мысли, был современник Султан Веледа – Юнус Эмре, живший в центральной Анатолии. Он оставил Турции в наследство сокровищницу своих простых, окрашенных глубоким чувством, западающих в память стихов.
Поэзия Юнуса Эмре отражает различные стадии прохождения Пути суфием – аскетизм, одиночество в этом мире, терпение, страх, надежда, упование на Бога, неуверенность, которую он испытывает до тех пор, пока не обретает мир и чувство безопасности рядом со своим шейхом.
Часто его стихи отражают всеобъемлющее «космическое сознание». Поэт ощущает, что и «этот», и «тот» мир исполнен Божьего величия и – в то же самое время – что возлюбленная скрыта в его собственном сердце. Это позволяет ему осознать единство бытия, т.е. восприятие всего в духе пантеизма (третий столп суфизма) является основным признаком его творчества.
Впоследствии турецкая суфийская поэзия, овеянная поэтикой народного творчества, находит отражение в литературном наследии Кайгусуз Абдала, Исмаила Эмре (ум. 1973). Таким образом беззаветная вера в Бога, которой учили суфии, во многом сформировала народную религию и в столице Стамбуле, и в забытых Богом деревнях Анатолии.
Примерно в XIII веке суфизм проникает на Индо-Пакистанский субконтинент и зарождает суфийскую поэзию на местных языках. В XIII в. плодородные земли современного Пакистана стали прибежищем для многих суфиев, которые стекались сюда из центральных областей мусульманского мира отчасти из-за угрозы надвигающихся монгольских полчищ. Традиция суфийской поэзии на местных языках Синда и Пенджаба прослеживается с XV в.
Суфийская литература, процветавшая в Пенджабе и Синде, показывает типологическое родство. Поэты выражают чувства всеобъемлющего единства: суфий перестает быть арабом, индийцем, тюрком. Более того, Халладж и судья, который его судил – влюбленный и теолог – теперь мыслятся как две разные манифестации одной и той же божественной реальности.
Образность ранних суфиев-патанов представляет собой разработку наследия персидской поэзии. Это особенно ясно в творчестве Абду-р-Рахмана. Он считается лучшим пуштунским суфийским поэтом. Согласно легенде, он вел жизнь воздержанную и затворническую, и его поэзия отражает такую печаль и стремление к аскетизму. Его аскетические стихи, его жалобы на переходящесть этого мира, призыв к необходимости готовиться к дню Воскресения имеют много общего с дидактическим, но при этом весьма привлекательным стилем Санаи.
Прибегая к образу, типичному для жителя Афганистана, Абду-р-Рахман уподобляет течение жизни движущимся песчаным дюнам. Многие стихи посвящены хвале Бога, его творческой мощи.
Большой корпус суфийской поэзии сформировался в Восточной Бенгалии. Вся система образности суфийской литературы связана с самой здешней землей, где реки полноводны и текут плавно и звучно. Душа иногда сравнивается с водным гиацинтом, а сердце уподобляется мелким волнам на поверхности воды, гонимым меняющимися ветрами.
На бенгальском языке излагались и теории по суфизму. В XVII в. Хаджи Мухаммад рассмотрел в своей «Книге света» проблемы вахдат ал-вуджуд и вахдат аш-шухуд. Однако многие серьезные труды создавались на арабском или персидском языках.
В литературе суфизм выступил во всем разнообразии толков и играл разную роль в зависимости от личности самого автора, его идейных позиций. Одни использовали традиционную суфийскую символику в ее прямом смысле, а другие под прикрытием суфийской образности поднимались до обличения современной им действительности. Суфизм служил основным внешним каналом проникновения гуманистического идеала в литературу. Именно суфийская литература утверждала борьбу за человека, воспевала его красоту и величие, протестовала против тирании и религиозных догм, проповедовала дружбу и единство людей.
Таким образом, суфизм сыграл огромную роль в духовной жизни народов Востока и способствовал интенсивному развитию фарси и арабоязычной литературы, традиции которых участвовали в обогащении и обновлении тюркоязычной литературы Урало-Поволжья.
Вторая глава диссертации – «Тасаввуф в тюркской литературе Урало-Поволжья» - посвящена анализу именно этих проблем - распространения суфизма в литературе тюркских народов данного региона.
Идеология суфизма в Урало-Поволжье, в том числе в литературно-культурную жизнь башкир начинает проникать через произведения Ахмета Ясави (ум. в 1166 г.), Сулеймана Бакыргани и других знаменитых суфийских поэтов.
Произведения Ахмета Ясави «Дивани хикмат» («Собрание мудрых изречений»), Сулеймана Бакыргани «Книга Бакыргани», «Книга о конце света», «Книга хазрати Марьям» становятся энциклопедией суфизма. Упоминание имен пророков и святых, рассказы о выпавших на их долю испытаниях, простое и понятное толкование сложных откровений ислама, яркая образная тюркская речь обеспечивали популярность поэзии. Творчество зачинателей суфийской поэзии на тюркском языке способствовало закреплению жанров хикмет и насихат в литературе башкир[9], а также обогатило поэтику образцами иносказания, аллегории, символики и метафор.
На протяжении семи-восьми веков традиции суфизма продолжали свою жизнь в литературе Урало-Поволжья. В древнейшем памятнике тюркской литературы «Кисса-и Йусуф» (1212-1233) Кул Гали также можно проследить влияние этого учения. Об этом свидетельствуют те мотивы в поэме Кул Гали, которые можно трактовать как суфийские: смирение Йусуфа с невзгодами и его всепрощение (в сцене расставания с братьями, продавшими его в братство); созерцание красоты Йусуфа, заставляющего народ забыть о голоде; осуждение тщеславия, самолюбования Йусуфа, возомнившего себя совершенством; мотивы терпения, самоотречения Зулейхи, принесший на алтарь любви свое достояние, красоту; мотивы предопределенности, фатализма. Произведение подробно излагает философские концепции суфизма, показывает весь путь к конечной цели – к слиянию с Богом со всеми мистическими стоянками и состояниями. Кул Гали, будучи мюридом Ахмета Ясави, зная и понимая главные идеи, заложенные в основу тариката Ясавийа, использует в поэме суфийские мотивы в качестве средства эмоционального воздействия на чувства читателя. В этом контексте элементы суфизма не противостоят исламу, а являются сопутствующим фактором, подчиненным главной идеологической цели – укреплению позиций монотеизма среди верующих и обращение в него язычников. Поэма продолжает традиции суфийских поэтов Ахмата Ясави и Сулеймана Бакыргани, пропагандировавших в массах ислам не как сухую, мертвую доктрину, свод указаний и запретов, а как «религию сердца».
В эпоху Золотой Орды происходит дальнейшее расширение влияния суфизма, который приобретает черты протеста против усиления социального гнета, произвола и насилия господствующей верхушки общества. Особенно тяжелым становится положение народных масс в период заката Золотой Орды, с 60-х годов XIV века. Не случайно появление именно во второй половине XIV века крупных произведений, отмеченных влиянием суфизма «Мухаббатнамэ» (1358), «Нахдж ал-фарадис» (1358), «Джумджума султан» (1370).
Дастан Харезми «Мухаббатнамэ», представляющий собой собрание отдельных лирических отрывков, связан единством темы – любви к возлюбленной. Это произведение о любви, переживаемой в человеческих пределах, но полностью укорененной в Боге. В письмах поэта, где варьируют описания Возлюбленной и испытываемых ими страданий, приоткрываются глубинные тайны мистической любви.
Наибольшее число образов связано у Харезми с изображением любви. Возлюбленная - царица красоты, она кыбла народов, светоч мира, Сарай (Золотая Орда) и Чин (Китай) – все ее рабы. Для описания своей Возлюбленной и взыскующего Истину лирического героя автор использует традиционные в суфийской поэзии изобразительные приемы и средства: образы моря, жемчуга, кудрей волос, живой воды, метафоры мотылька и свечи, соловья и розы, мотивы вина и опьянения, томления души, страдания и др. Эта каноническая поэтика суфизма раскрывает тайну любовной близости лирического героя к Богу. Сам автор также указывает на небесное происхождение этих чувств.