-- Не понимаю, дружок? -- как бы переспросил м-сье Пьер и
тихо добавил, уже начиная стонать: -- отступите, господа,
маленько.
-- До десяти, -- повторил Цинциннат, раскинув руки.
-- Я еще ничего не делаю, -- произнес м-сье Пьер с
посторонним сиплым усилием, и уже побежала тень по доскам,
когда громко и твердо Цинциннат стал считать: один Цинциннат
считал, а другой Цинциннат уже перестал слушать удалявшийся
звон ненужного счета -- и с неиспытанной дотоле ясностью,
сперва даже болезненной по внезапности своего наплыва, но потом
преисполнившей веселием все его естество, -- подумал: зачем я
тут? отчего так лежу? -- и задав себе этот простой вопрос, он
отвечал тем, что привстал и осмотрелся.
Кругом было странное замешательство. Сквозь поясницу еще
вращавшегося палача начали просвечивать перила. Скрюченный на
ступеньке, блевал бледный библиотекарь. Зрители были совсем,
совсем прозрачны, и уже никуда не годились, и все подавались
куда-то, шарахаясь, -- только задние нарисованные ряды
оставались на месте. Цинциннат медленно спустился с помоста и
пошел по зыбкому сору. Его догнал во много раз уменьшившийся
Роман, он же Родриг:
-- Что вы делаете! -- хрипел он, прыгая. -- Нельзя,
нельзя! Это нечестно по отношению к нему, ко всем... Вернитесь,
ложитесь, -- ведь вы лежали, все было готово, все было кончено!
Цинциннат его отстранил, и тот, уныло крикнув, отбежал,
уже думая только о собственном спасении.
Мало что оставалось от площади. Помост давно рухнул в
облаке красноватой пыли. Последней промчалась в черной шали
женщина, неся на руках маленького палача, как личинку.
Свалившиеся деревья лежали плашмя, без всякого рельефа, а еще
оставшиеся стоять, тоже плоские, с боковой тенью по стволу для
иллюзии круглоты, едва держались ветвями за рвущиеся сетки
неба. Все расползалось. Все падало. Винтовой вихрь забирал и
крутил пыль, тряпки, крашенные щепки, мелкие обломки
позлащенного гипса, картонные кирпичи, афиши; летела сухая
мгла; и Цинциннат пошел среди пыли и падших вещей, и
трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по
голосам, стояли существа, подобные ему.
Комментарии
Роман Набокова "Приглашение на казнь" печатался в
"Современных записках" (1935--1936, N 58--60), а затем в
издательстве "Дом книги" (Париж, 1938). Английский перевод,
сделанный Дмитрием Набоковым (сыном писателя) и Владимиром
Набоковым, увидел свет в 1959 году (Нью-Йорк).
В литературных кругах русской эмиграции эта книга была
признана как значительное произведение, которому "надлежит
занять место среди шедевров мировой литературы" (Шаховская З. В
поисках Набокова. С. 152). Было отмечено новаторство Набокова:
оно связывалось прежде всего с использованием приемов
поэтического письма а прозе, с изобретением новых слов и
неожиданным употреблением архаичных и редких. Набокова
сравнивали с Э.-Т.-А. Гофманом, Салтыковым-Щедриным и, что
главное, с Гоголем как автором "Мертвых душ". В статье "О
Сирине" (1937) В. Ходасевич писал, что "Приглашение на казнь"
"есть не что иное, как цепь арабесок, узоров, образов,
подчиненных не идейному, я лишь стилистическому единству (что,
впрочем, и составляет одну из "идей" произведения)" (Октябрь.
1988. N 6. С. 197). Справедливым представляется суждение З.
Шаховской, отметившей, что роман "имеет множество
интерпретаций, может быть разрезан на разных уровнях"
(Шаховская З. В поисках Набокова. С. 152).
Название романа скорее всего восходит к стихотворению
Шарля Бодлера (1821--1867) "Приглашение к путешествию" (1855).
Набоков любил и много переводил этого поэта. В романе
любопытным образом сочетается внешняя, бутафорски-оперная
специфика всех персонажей (кроме Цинцинната и бабочки),
реквизита, декораций с его тайной структурой, представляющей
парафраз жизни Иисуса Христа. Будучи мальчиком, Цинциннат пошел
по воздуху, как по земле. Отец его неизвестен; может быть, он
"загулявший ремесленник, плотник", как Иосиф (см. также
стихотворение Набокова "В пещере", 1925: "Иосиф, плотник
бородатый, сжимал, как смуглые тиски, ладони, знавшие когда-то
плоть необструганной доски"). Палачи предлагают Цинциннату
"царства", "а он дуется" -- напоминание об отказе Иисуса от
предложенных ему дьяволом всех царств мира. Ужин в пригородном
доме заместителя управляющего городом в финале -- травестия
Тайной вечери. Завершение романа одновременно напоминает о
смерти и воскресении Иисуса и -- о том, как оканчиваются первые
приключения Алисы в Стране Чудес.