Смекни!
smekni.com

Лирика 5 (стр. 20 из 36)

Мне кажется, вижу я степи раздолье,

Блеск солнца и краски душистых цветов,

И светлые воды, и луга приволье,

И темные сени родимых лесов, -

Пою - и на мне подымается волос,

И впалые щеки румянцем горят,

И звучным становится слабый мой голос.

И гости, заслушавшись, молча сидят.

Умолкну - гусляра толпа окружает.

Но я уж не слышу тут грома речей:

Душа, словно ветер, по свету гуляет,

И слезы ручьями бегут из очей!

Март 1855

(П. И. САВОСТЬЯНОВУ)

Не спится мне. Окно отворено,

Давно горят небесные светила,

Сияет пруд, в густом саду темно,

Ночь ясная безмолвна, как могила...

Но там - в гробах - наверно, есть покой;

Здесь жизни пир; во тьме кипят желанья,

Во тьме порок идет своей тропой,

Во тьме не спят ни страсти, ни страданья!

И больно мне и страшно за людей,

В ночной тиши мне чудятся их стоны,

И вижу я, как в пламени страстей

И мучатся и плачут миллионы...

И плачу я... Мне думать тяжело,

Что день и ночь, минута и мгновенье

Родят на свет невидимое зло

И новое, тяжелое мученье.

24 июня 1855

В ЛЕСУ

(После выздоровления)

Привет тебе, знакомец мой кудрявый!

Прими меня под сень твоих дубов,

Раскинувших навес свой величавый

Над гладью светлых вод и зеленью лугов.

Как жаждал я, измученный тоскою,

В недуге медленном сгорая, как в огне,

Твоей прохладою упиться в тишине

И на траву прилечь горячей головою!

Как часто в тягостном безмолвии ночей,

В часы томительного бденья,

Я вспоминал твой мрак, и музыку речей,

И птиц веселый свист и пенье,

И дни давнишние, когда свой скучный дом

Я покидал, ребенок нелюдимыйг

И молча в сумраке твоем

Бродил, взволнованный мечтой невыразимой!

О, как ты был хорош вечернею порой,

Когда весь молнией мгновенно освещался

И вдруг на голос тучи громовой

Разгульным свистом откликался!

И любо было мне!.. Как с существом родньга,

С тобой я всем делился откровенно:

И горькою слезой, и радостью мгновенной,

И песнью, сложенной под говором твоим.

Тебя, могучего, не изменили годы!..

А я, твой гость, с летами возмужал,.

Но в пламени страстей, средь мелочной невзгоды.

Тяжелой горечи я много испытал...

Ужасен этот яд! Он вдруг не убивает,

Не поражает, как небесный гром:

Он сушит мозг, в суставы проникает,.

Жжет тело медленным огнем!

Паду ль я, этим ядом пораженный,

Утратив крепость сил и песен скромный дар,

Иль новых дум и чувств узнаю свет и жар,

В горниле горя искушенный, -

Бог весть, что впереди! Теперь, полубольной,

Я вновь под сень твою, лес сумрачныйг вступаю

И слушаю приветный говор твой,

Тебе мою печал, как другуг поверяю!..

Август 1855

* * *

Отвяжися, тоска,

Пылью поразвейся!

Что ва грусть, коли жив, -

И сквозь слезы смейся!

Не диковинка - пир

При хорошей доле;

Удаль с горя поет,

Пляшет и в неволе.

Уж ты как ни хвались

Умной головою -

Громовых облаков

Не отвесть рукою.

Грусть-забота не спит,

Без беды крушится;

Беззаботной душе

И на камне спится.

Коли солнышка нет -

Ясный месяц светит;

Изменила любовь, -

Песня не изменит!

Сердце просит не слез,

А живет отрадой;

Вот умрешь - нуг тогда

Ничего не надо.

18 октября 1855

19 ОКТЯБРЯ

Что это за утро! Серебряный иней

На зелени луга лежит;

Камыш пожелтевший над речкою синей

Сквозною оградой стоит.

Над черною далью безлюдной равнины

Клубится прозрачный туман,

И длинные нити седой паутины

Опутали серый бурьян.

А небо так чисто, светло, безмятежно,

Что вон - далеко в стороне -

Я вижу - мелькнул рыболов белоснежный

И тонет теперь в вышине.

Веселый, прохладой лугов освеженный,

Я красного солнышка жду,

Любуюсь на пашни, на лес обнаженный

И в сонную чащу вхожу.

Листы шелестят у меня под ногами,

Два дятел а где-то стучат...

А солнышко тихо встает над полями,

Озера румянцем горят.

Вот ярко блеснули лучи золотые

И крадутся в чащу берез

Всё дальше и дальше, - и ветки сырые

Покрылися каплями слез.

У осени поздней, порою печальной,

Есть чудные краски свои,

Как есть своя прелесть в улыбке прощальной,

В последнем объятье любви.

19 октября 1855

ДЕЛЕЖ

Да, сударь мой, нередко вот бывает!

Отец на стол, а детки за дележ,

И брата брат за шиворот хватает...

Из-за чего? И в толк-ат не возьмешь!

У вас-то, бар, я чаю, нет разлада...

А мужики, известно, вахлаки:

У них за грош - остуда и досада,

За гривенник какой-нибудь - пинки!

Тут из-за баб, детишек выйдет злоба...

Вот мы теперь: всего-то двое нас -

Мой брат да я; женаты, сударь, оба,

И хлеб всегда имели про запас;

И жили бы себе, домком сбирались...

Нет, погоди! Вишь, жены не в ладу:

Вон у одной коты поистаскались...

"Я, - говорит, - на речку не пойду;

Пускай идет невестка, коли хочет,

Ей муж успел обнову-то купить..."

А та себе, как бешеная, вскочит.

Начнет вот так руками разводить

И ну кричать! "А ты что за дворянка?

Котов-де нет, да села и сидит..."

И тут пойдет такая перебранка,.

Что у тебя в ушах инда звенит.

Брат за жену, глядишь, замолвит слово

И дурою мою-то назовет,

А у тебя на слово пять готово,

- Boт, сударь мой, потеха и пойдет!

Всё это так... И при отце бывало.

Да старичок нас скоро разводил;

Чуть крикнет! "Эй!" - бежишь куда попало,

Не то - беда! Ох, крут покойник был!

Как помер он, мой брат и позазнался;

Срамит меня, срамит мою жену"

Вы, дескать, что? Старшим-то я остался,

Я, говорит, вас вот как поверну!

И повернул... Тут надо лык на лапти -

Он бражничать возьмется да гулять;

Ты цеп берешь - он ляжет на полати...

Ну, одному не растянуться стать.

Жена его всё, знаешь, поджигает!

"Делись, дескать! Твой брат-то лежебо,

Как куколку жену-то снаряжает,

Исподтишка весь дом поразволок..."

Сама-то, вишь, она скупенька больно,

Готова век в отрепьях пропадать,

Да любит жить хозяйкой самовольной.

По-своему всё, знаешь, повершать.

Ну, а моя бабенка не сварлива,

А грех таить - от щегольства не прочь,

Да и того... в работе-то ленива,

Что есть, то есть, - тут ложью не помочь.

Вот, сударь мой, и завязалось дело:

Что день, то шум, под шумом и заснешь;

И брату-то все это надоело,

И мне равно, - и начали дележ...

Сперва-то мы по совести делились,

Не сладили - взялись было за суд;

Ну, кое-как в расправе помирились,

Остался спор за старенький хомут...

И я кричу, и брат не уступает:

"Нет, - говорит, - хоть тресни, не отдам!"

Я за шлею, - он, знаешь, вырывает

Да норовит ударить по рукам.

И смех и грех!.. Стоим за дрянь горою!..

Вдруг, сударь мой, моргнуть я не успел,

Как крикнул брат: "Возьми, пусть за тобою!" -

Да на меня хомут-то и надел.

Я сгоряча в шлее позапутлялся;

Народ орет: "Вот, обрядил коня!.."

Уж так-то я в ту пору растерялся -

Инда слеза прошибла у меня!..

Вам, сударь, смех... Нет, тут смешного мало:

Ведь брат-то мой по-барски чаял жить;

Взялся за гуж - ан силы недостало,

Тужил, тужил - и начал с горя пить.

И мне не мед... Ведь праздников не знаешы

Работаешь, спины не разогнешь,

Чуть непогодь - все стонешь да перхаешь...

Вот, сударь мой5 мужицкий-то дележ!

26 октября 1855

* * *

Над полями вечерняя зорька горит,

Алой краскою рожь покрывает,

Зарумянившись, лес над рекою стоит.

Тихой музыкой день провожает.

Задымились огни на крутом бережку,

Вкруг огней косари собралися,

Полилась у них песнь про любовь и тоску,

Отголоски во мрак понеслися.

Ну, вачем тут один я под ивой сижу

И ловлю заунывные звуки,

Вспоминаю, как жил, да насильно бужу

В бедном сердце заснувшие муки?

Эх ты, жизнь, моя жизнь! Ночь, бывало, не спишь,

Выжидаешь минутку досуга;

Чуть семья улеглась, - что на крыльях летишь

В темный сад ненаглядного друга!

Ключ в кармане давно от калитки готов,

И к беседке знакома дорожка...

Свистнешь раз соловьем в сонной чаще кустов,

И раскроется настежь окошко.

Стало, спят старики... И стоишь, к голове

С шумом кровь у тебя приливает.

Вот идет милый друг по росистой траве,

"Это ты!" - и на грудь припадает.

И не видишь, не знаешь, как время летит...

Уж давно зорька ранняя светит,

Сад густой золотистым румянцем покрыт, -

Ничего-то твой взгляд не заметит.

Эх, веселые ночки! что сон вы прошли...

Волю девицы разом сковали:

Старика жениха ей, бедняжке, нашли,

Полумертвую с ним обвенчали...

Безотрадной тоске не сломить меня вдруг:

Много сил у меня и отваги!

Каково-то тебе, ненаглядный мой друг,

Под замком у ревнивого скряги!

27 октября 1855

* * *

Не смейся, родимый кормилец!

Кори ты меня не кори -

Куплю я хозяйке гостинец,

Ну, право, куплю, посмотри.

Ведь баба-то, слышь, молодая,.

Красавица, вот что, мой свет!

А это беда небольшая,

Что лыс я немножко да сед.

Иной ведь и сокол по виду.

Да что он? живет на авось!

А я уж не дамся в обиду,

Я всякого вижу насквозь!

Соседи меня и поносят:

Над ним-де смеется жена...

Не верь им, напрасно обносят,

Все враки, все зависть одна!

Ну, ходит жена моя в гости,

Да мне это нуждушки нет,

Не стать мне ломать свои кости,

За нею подсматривать вслед.

Я крут! и жена это знает,

Во всем мне отчет отдает...

Случится ли, дом покидает, -

Она мне винца принесет.

Ну что ж тут? И пусть себе ходит!

Она вот пошла и теперь...

О-ох, поясницу-то сводит!

А ты никому, свет, не верь.

29 октября 1855

ВЫЕЗД ТРОЕЧНИКА

Ну, кажись, я готов:

Вот мой кафтанишко,

Рукавицы на мне,

Новый кнут под мышкой...

В голове-то шумит...

Вот что мне досадно!

Правда, хмель ведь не дурь, -

Выспался - и ладно.

Ты жена, замолчи:

Без тебя все знаю, -

Еду с барином... да!

Эх, как погуляю!

Да и барин!.. - поди -