-- Да что-то мне... как-то... Давайте уж прямо выпьем.
-- Да нет, зачем же прямо-то? -- Владимир Семеныч хо улыбнуться, но губы его свело от волнения, он только покривился. И глотнул. -- Мм? Зачем прямо-то? Дело же в том, что тут образуется некоторый союз... И скрепляется поцелуем. Я же не в Карачарове это узнал, -- Владимир Се опять глотнул. -- Мм?
-- Да ведь неспособно так пить-то!
-- Да почему же неспособно?! -- Владимир Семеныч придвинулся ближе, но у него это вышло неловко, он рас кофе из чашечки. -- Вовсе даже способно. Почему неспособно-то? Поехали. Музыка такая играет... даже жал. Неужели у тебя не волнуется сердце? Не волнуется?
-- Да бог ее знает... -- Вале было ужасно стыдно, но она хотела преодолеть этот стыд -- чтобы наладился этот со уровень, она хотела, чтобы уж он наладился, черт с ним совсем, ничего не поделаешь -- везде его требу. -- Волнуется, вообще-то. А зачем говорить-то про это?
-- Да об этом целые тома пишут! -- воскликнул ободрен Владимир Семеныч. -- Поэмы целые пишут! В чем де? Ну? Ну?.. А то шампанское выдыхается.
-- Да давай прямо выпьем! -- сказала Валя сердито. Ни она не могла развязаться. -- Какого дьявола будем косо?
-- Но образуется же два кольца... -- Владимир Семеныч растерялся от ее сердитого голоса. -- Зачем же ломать традицию? Музыка такая играет... Мы ее потом еще разок за. Мм?
-- Да не мычи ты, ну тя к черту! -- вконец чего-то обозли Валя. -- Со своей музыкой... Не буду я так пить. Ото. Трясется сидит, как... -- Валя сама отодвинулась. И поставила фужер на стол.
-- Выйди отсюда, -- негромко, зло сказал Владимир Се. -- Корова. Дура.
Валя не удивилась такой чудовищной перемене. Встала и пошла надевать плащ. Когда одевалась, посмотрела на Владимира Семеныча.
-- Корова, -- еще сказал Владимир Семеныч.
-- Ну-ка!.. -- строго сказала Валя. -- А то я те пообзываюсь тут! Сам-то... слюнтяй.
Владимир Семеныч резко встал... Валя поспешно вышаг из квартиры. Да так крепко саданула дверью, что от стены над косяком отвалился кусок штукатурки и неслыш упал на красный коврик.
-- Корова, -- еще раз сказал Владимир Семеныч. И стал убирать со стола.
После этого Владимир Семеныч долго ни с кем не знако. Потом познакомился с одной... С Изольдой Вик. Изольда Викторовна покупала дешевенький гар, и Владимир Семеныч познакомился с ней. Она тоже разошлась с мужем, и тоже из-за водки -- пил мужик. Вла Семеныч проявил к ней большое сочувствие, помог отвезти гарнитур на квартиру. И там они долго беседовали о том, что это ужасно, как теперь много пьют. Как взбеси! Семьи рушатся, судьбы ломаются... И ведь что удиви: не с горя пьют, какое горе! Так -- разболтались.
Изольда Викторовна, приятная женщина лет тридцати трех -- тридцати пяти, слушала умные слова Владимира Се, кивала опрятной головкой... У нее чуть шевелился кончик аккуратного носика. Она понимала Владимира Се, но самой ей редко удавалось вставить слово -- го Владимир Семеныч. А когда ей удавалось немного по, кончик носа ее заметно шевелился, на щеках образовывались и исчезали, образовывались и исчезали ямочки, и зубки поблескивали белые, ровные. Владимир Семеныч под конец очень растрогался и сказал:
-- У меня один родственничек диссертацию защитил -- собирает банкет: пойдемте со мной? А то я тоже... один, как столб, извините за такое сравнение.
И Владимир Семеныч поведал свою горькую историю: как он злоупотреблял тоже, как от него ушла жена... И так у него это хорошо -- грустно -- вышло, так он откровенно все рассказал, что Изольда Викторовна посмеялась и согласи пойти с ним на банкет. Владимир Семеныч шел домой чуть не вприпрыжку -- очень ему понравилась женщина. Он все видел, как у нее шевелится носик, губки шевелятся, щечки шевелятся -- все шевелится, и зубки белые поблески.
"Да такая умненькая! -- радостно думал Владимир Семе. -- Вот к ней-то "Роджерс" подойдет. Мы бы с ней организовали славное жилье".
Было воскресенье. Владимир Семеныч шел с Изольдой Викторовной в ресторан. Хотел было взять ее под ручку, но она освободилась и просто сказала:
-- Не нужно.
Владимир Семеныч хотел обидеться, но раздумал.
-- Я вот этого знаю, -- сказал он. -- Только не огля. Потом
оглянетесь.
Прошли несколько.
-- Теперь оглянитесь.
Изольда Викторовна оглянулась.
-- В шляпе, -- сказал Владимир Семеныч. -- С портфе.
-- Так... И что?
-- Он раньше в заготконторе работал. Мы как-то были с ним в доме отдыха вместе, ну, наклюкались... Ну, надо же что-то делать! Он говорит: "Хочешь, сейчас со второго эта в трусах прыгну?" Струков его фамилия... вспомнил.
-- Ну?
-- Прыгнул. Разделся до трусов и прыгнул. На клумбу цветочную. Ну, конечно, сообщили на работу. Приходил потом ко мне: "Напиши как свидетель, что я случайно со".
-- И что вы?
-- Что я, дурак, что ли? Он случайно разделся, случайно залез на подоконник, случайно закричал: "Полундра!" Я говорю: "Зачем "полундру"-то было кричать? Кто же нам после этого поверит, что "случайно"?" По-моему, перевели куда-то. Но ничего, с портфелем ходит... Мы, когда встре, делаем вид, что не знаем друг друга. А в одной ком жили.
-- Дурак какой, -- сказала Изольда Викторовна. -- Со второго этажа... Мог же голову свернуть.
-- Не дурак, какой он дурак. Это, так называемые, духари: геройство свое показать. Я, если напивался, сразу под стол лез...
-- Под стол?
-- Не специально, конечно, но... так получалось. Я очень спокойный по натуре, -- Владимир Семеныч, сам того не замечая, потихоньку хвалил себя, а про "Роджерс" и "Россарио" молчал -- чуял, что не надо. Изольда Викторовна ра библиотекарем, Владимир Семеныч работу ее ува, хоть понимал, что там платят гроши.
В ресторане для банкета был отведен длинный стол у сте.
Приглашенные, некоторые, уже сидели. Сидели чинно, прямо. Строго и неодобрительно поглядывали на малые столики в зале, за которыми выпивали, кушали, беседова... Играла музыка, маленький толстый человек пел на воз песню не по-русски.
-- Вон та, в голубом платье... -- успел сообщить Влади Семеныч, пока шли к столу через зал, -- с ней опасай насчет детского воспитания спорить: загрызет.
-- Что такое? -- испугалась Изольда Викторовна.
-- Не бойтесь, но лучше не связывайтесь: она в детском садике работает, начальница там какая-то... Дура вооб-то.
Владимир Семеныч широко заулыбался, с достоинством поклонился всем и пошел здороваться и знакомить Изоль Викторовну.
На Изольду Викторовну смотрели вопросительно и стро. Некоторые даже подозрительно. Она смутилась, расте... Но когда сели, Владимир Семеныч горячо зашептал ей:
-- Умоляю: выше голову! Это мещане, каких свет не ви. Тут одна показуха, один вид, внутри -- полное убоже. Нули круглые сидят.
-- Может, нам уйти лучше?
-- Зачем? Посидим... Любопытно.
Получилось вообще-то, что они сидят напротив на из детсадика,
а по бокам от них -- пожилые и то очень строгие, больше того -- презирающие всех, кто в тот вечер оказался в ресторане. Они смотрели в зал, перего. Делали замечания. Не одобряли они все это, весь этот шум, гам, бестолковые выкрики...
-- А накурено-то! Неужели не проветривается?
-- Дело не в этом. Здесь же специально сидят, одурмани себя -- зачем же проветривать?
-- А вон, во-он -- молоденькая!.. Во-он, хохочет-то. Заливается!
-- С офицером-то?
-- Да. Как хохочет, как хохочет!.. Будущая мать.
-- Почему будущая? У них теперь это рано...
-- Это вы меня спросите! -- воскликнула полная жен в голубом. -- Я как раз наблюдаю... результаты этого смеха.
-- А где же наш диссертант-то? -- спросил Владимир Семеныч.
-- За руководителем поехал.
-- За генералом, так сказать?
Не поняли:
-- За каким генералом?
-- Ну, за руководителем-то... Я имею в виду Чехова, -- Владимир Семеныч повернулся к Изольде Викторовне: -- У него руководитель -- известный профессор в городе, я ему "Россарио" доставал. Я его называю -- генерал, в перенос смысле, разумеется. Вам не хочется поговорить с кем-нибудь? Может, пошутили бы... А то как-то неудобно мол.
-- Я не знаю, о чем тут говорить, -- сказала Изольда Вик. -- Мне все же хочется уйти.
-- Да ничего! Надо побыть... Можно алкоголиков покри -- они
это любят. Медом не корми, дай...
-- Нет, не сумею. Надо уйти.
-- Да почему?! -- с сердцем воскликнул Владимир Семе. -- Ну, что уж так тоже: уйти, уйти! Уйти мы всегда успеем, -- Владимир Семеныч спохватился, что отчитывает милую женщину, помолчал и добавил мягко, с усмешкой: -- Не торопитесь, я же с вами. В случае чего я им тут фитиля вставлю.
Изольда Викторовна молчала.
А вокруг говорили. Подходили еще родственники и зна нового кандидата, здоровались, усаживались и вклю в разговор.
-- Кузьма Егорыч! -- потянулся через стол Владимир Се к пожилому, крепкому еще человеку. -- А, Кузьма Егорыч!.. Не находите, что он слишком близко к микрофо поет?
-- Кто? -- откликнулся Кузьма Егорыч. -- А, этот... На. По-моему, он его сейчас скушает.
-- Кого? -- не поняли со стороны.
-- Микрофон.
Ближайшие, кто расслышал, засмеялись.
-- Сейчас вообще мода пошла: в самый микрофон петь. Черт знает что за мода!
-- Ходят с микрофоном! Ходит и поет. Так-то можно петь.
-- Шаляпин без микрофона пел!
-- Ну, взялись, -- негромко, с ехидной радостью сказал Владимир Семеныч своей новой подруге. -- Сейчас этого... с микрофоном вместе съедят.
-- То -- Шаляпин! Шаляпин свечи гасил своим басом, -- сказал пожилой. Так сказал, как если бы он лично знавал Шаляпина и видел, как тот "гасил свечи".
-- А вот и диссертант наш! -- заволновались, задвигались за столом.
По залу сквозь танцующих пробирались мужчина лет со, гладко бритый, в черном костюме и в пышном галсту, и с ним -- старый, несколько усталый, наверно, профес.
Встали навстречу им, захлопали в ладоши. Женщина в голубом окинула презрительным взглядом танцующих без.
-- Прошу садиться! -- сказал кандидат.
-- А фасонит-то! -- тихо воскликнул Владимир Семе. -- Фасонит-то!.. А сам небось на трояки с грехом попо вытянул. Фраер.
-- Боже мой! -- изумилась Изольда Викторовна. -- Отку такие слова!.. Зачем это?
-- Тю! -- в свою очередь, искренне изумился Владимир Семеныч. -- Да выпивать-то с кем попало приходилось -- набрался. Нахватался, так сказать.