-- Но зачем же их тут произносить?
Владимир Семеныч промолчал. Но, как видно, затаил досаду.
Тут захлопали бутылки шампанского.
-- Салют! -- весело закричал один курносый, в очках. -- За новоиспеченного кандидата!
-- Товарищ профессор, ну, как он там вообще-то? Здо плавал?
Профессор неопределенно, но, в общем, вежливо пожал плечами.
-- За профессора! За профессора! -- зашумели.
-- За обоих! И -- за науку!
Кандидат стоял и нахально улыбался.
-- За здоровье всех наших дам! -- сказал он.
Это всем понравилось.
Выпили. Придвинулись к закуске. Разговор не прекра.
-- Грибки соленые или в маринаде?
-- Саша, подай, пожалуйста, грибочки! Они соленые или в маринаде?
-- В маринаде.
-- А-а, тогда не надо, у меня сразу изжога будет.
-- А селедку?.. Селедку дать?
-- Селедочку? Селедочку можно, пожалуй.
-- Вам подать в маринаде? -- спросил Владимир Семе Изольду Викторовну
-- Можно.
-- Сань, подай, пожалуйста, в маринаде! Вон -- в мари!
-- А танцуют ничего. А?
-- Слышите! Сергей уже оценил: "Танцуют ничего"!
Засмеялись.
-- Подожди, он сам скоро пойдет. Да, Сергей?
-- А что? И пойду!
-- Неисправимый человек, этот Сергей!
-- Дурак неисправимый, -- уточнил Владимир Семеныч Изольде Викторовне. -- Дочка в девятый класс ходит, а он все на танцах шустрит. Вон он, в клетчатом пиджаке.
Изольда Викторовна интеллигентно потыкала вилочкой маринованные грибочки, которые она перед тем мелко порезала ножиком... Но Владимир Семеныч не давал ей как следует поесть -- все склонялся и говорил ей что-нибудь. Она слушала и кивала головой.
Поднялся во весь рост курносый Сергей.
-- Позвольте!
-- Тише, товарищи!..
-- Дайте тост сказать! Товарищи!..
-- Товарищи! За дам мы уже выпили... Это правильно. Но все же, товарищи, мы собрались здесь сегодня не из-за дам, при всем моем уважении к ним.
-- Да, не из-за их прекрасных глаз!
-- Да. Мы собрались... поздравить нового кандидата, нашего Вячеслава Александровича. Просто -- нашего Сла. И позвольте мне тут сегодня скаламбурить: слава наше Славе!
Засмеялись и захлопали.
Курносый сел было, но тут же вскочил опять:
-- И позвольте, товарищи!.. Товарищи! И позвольте так приветствовать и поздравить руководителя, который на, так сказать, и всячески помогал... и является орга и вдохновителем руководящей идеи, которая заложена в основе. За вас, товарищ профессор!
Дружно опять захлопали.
-- Трепачи, -- сказал Владимир Семеныч Изольде Вик.
Изольда Викторовна тоскливо опять покивала головой.
Со всех сторон налегали на закуски и продолжали актив разговаривать.
Пожилой человек и человек с золотыми зубами налади через стол дружеские пререкания. А так как было шумно и гремела музыка, то и они тоже говорили очень громко.
-- Что не звонишь?! -- кричал пожилой.
-- А?
-- Не звонишь, мол, почему?!
-- А ты?
-- Я звонил! Тебя же на месте никогда нету!
-- А-а, тут я не виноват! "Не виновата я!"
-- Так взял бы да позвонил! Я-то всегда на месте!
-- А я звонил вам, Кузьма Егорыч! -- хотел влезть в этот разговор Владимир Семеныч, обращаясь к пожилому, к Кузьме Егорычу. -- Вас тоже не было на месте.
-- А? -- не расслышал Кузьма Егорыч.
-- Я говорю, я вам звонил!
-- Ну и что? А чего звонил-то?
-- Хотел... это... Нам "Роджерсы" хотят забросить...
-- Кузьма! А, Кузьма!.. -- кричал золотозубый. Кузьма Егорыч повернулся к нему. -- Ты Протопопова встречаешь?
-- Кого?
-- Протопопова!
-- Каждый день!
-- Ну как? -- спросил Владимир Семеныч Изольду Вик. -- Скучно?
-- Ничего, -- сказала она.
-- Видите, какой разгул мещанства! Взял бы всех и облил шампанским. Здесь живут более или менее только вот эти два, которые кричат друг другу... Остальные больше пока разводят.
-- А я уж думал, тебя перевели куда-нибудь! -- кри Кузьма Егорыч золотозубому. -- Куда он, думаю, про-то?!
-- Куда перевели?
-- Может, думаю, повысили его там!
-- Дожидайся -- повысят! Скорей -- повесят!
-- Ха-ха-ха!.. -- густо, гулко засмеялся Кузьма Егорыч.
-- Ну что, Софья Ивановна? -- обратился Владимир Се к женщине в голубом. Его злило, что ни его, ни его подругу как-то не замечают, не хотят замечать. -- Все воюе там, с малышами-то.
Софья Ивановна мельком глянула на него и постучала вилкой по графину.
-- Товарищи!.. Товарищи, давайте предложим им нор вальс! Ну что они... честное слово, неприятно же смотреть!
-- В чужой монастырь, Софья Ивановна, со своим уста...
-- Да почему?! Мы же в своей стране, верно же! Давайте попросим сыграть вальс. Молодежь!..
-- Не надо, -- остановил Кузьма Егорыч. -- Не наше де: пусть с ума сходят.
-- А вот это в корне неправильное решение! -- восстала Софья Ивановна.
-- Да хорошо танцуют, чего вы! -- сказал человек с золо зубами. -- Был бы помоложе, сам пошел бы... подрыгался.
-- Именно -- подрыгался! Разве в этом смысл танца?
-- Ну, еще тут смысла искать! А в чем же?
-- В кра-соте! -- объяснила Софья Ивановна.
-- А смысл красоты в чем? -- все хотел тоже поговорить Владимир Семеныч. -- А, Софья Ивановна? Если вы, допус, находите, что вот этот виноград...
-- Одну минуточку, Алексей Павлыч, вы что, не соглас со мной? -- требовательно спрашивала Софья Ивановна золотозубого.
-- Согласен, согласен, Софья Ивановна, -- сказал Алек Павлыч недовольно. -- Конечно, в красоте. В чем же еще!
-- Да, но в чем смысл красоты?! -- вылетел опять Влади Семеныч.
-- Так в чем же дело? -- Софья Ивановна упорно не хоте замечать Владимира Семеныча. -- Алексей Павлыч!
-- Ау?
-- В чем же дело?!
Владимир Семеныч помрачнел.
-- Пойдемте домой, -- предложила Изольда Викторовна.
-- Подождите. А то поймут, как позу... Ну, кретины! Кро.
-- Саша, Саш! -- громко говорили за столом. -- У тебя Хламов бывает?
-- Вчера был.
-- Как он?
-- В порядке.
-- Да? Устроился?
-- Да.
-- Довольный?
-- Ничего, говорит. А чего ты о нем?
-- Пойдемте домой, -- опять сказала Изольда Викторов. Владимир Семеныч вместо ответа постучал вилкой по графину.
-- Друзья! -- обратился он ко всем. -- Минуточку, дру!.. Давайте организуем летку-енку! В пику этим...
-- Да что они вам?! -- рассердился Алексей Павлыч, золотозубый. -- Танцуют люди, нет, надо помешать.
Владимир Семеныч сел.
Помолчал и сказал негромко:
-- Ох, какие мы нервные! Ах ты, батюшки!.. -- взял фу с вином и выпил один.
-- Что это вы? -- удивленно спросила Изольда Викто.
-- Какие ведь мы все... культурные, но слегка нервные! -- не мог успокоиться Владимир Семеныч. -- Да? Зубы даже из-за этого потеряли.
Никто не слышал Владимира Семеныча, только Изольда Викторовна слышала. Она со страхом смотрела на него. Владимир Семеныч еще набухал в фужер и выпил.
-- Какие мы все нервные! Да, Софья Ивановна?! -- повы голос Владимир Семеныч, обращаясь к Софье Иванов. -- Культурные, но слегка нервные. Да?
Софья Ивановна внимательно посмотрела на Владими Семеныча.
-- Нервные, говорю, все! -- зло сказал Владимир Семе, глядя в глаза строгой женщины. -- Все прямо изнерв на общественной работе! -- Владимир Семеныч искусственно -- недобро -- посмеялся.
-- Что, опять? -- спросила Софья Ивановна значительно и строго.
-- Да вы только это... не смотрите на меня, не смотрите таким... крокодилом-то, -- сказал Владимир Семеныч. -- Не смотрите -- мы же не в детсадике. Верно? Имел я вас всех в виду!
К Владимиру Семенычу повернулись, кто был ближе и слышали, как он заговорил. Повернулись и смотрели.
-- Имел, говорю, я вас всех в виду! -- повторил для всех Владимир Семеныч. -- Очень уж вы умные все, как я погля! Крохоборы...
-- Володька! -- предостерегающе сказал курносый Сер.
-- Что -- "Володька"? Я тридцать четыре года Володька. Я вас всех имел в виду, -- Владимир Семеныч еще налил в фужер и выпил. -- Вот так, -- он оглянулся -- Изольды Викторовны рядом не было. Сбежала. Владимира Семеныча пуще того злость взяла. -- Я вам популярно объясняю: вы все крохоборы. Во главе с Софьей Ивановной. А она просто дура набитая. Мне жалко ребятишек, которыми она там командует... Вы все дураки!
Теперь все за столом молчали.
-- Ду-ра-ки! -- повторил Владимир Семеныч. И встал. -- Мещане! Если вас всех... все ваши данные заложить в кибер машину и прокрутить, то выйдет огромный нуль! Нет, вы сидите и изображаете из себя поток информа. Боже мой!.. -- Владимир Семеныч скорбно всех огля. -- Нет, -- сказал он, -- я под такой работой не подпи. Адью! Мне грустно.
Он вышел на улицу и стал звать:
-- Изольда Викторовна! Изольдушка!.. -- он думал, она где-нибудь близко -- ждет его. Но никто не отзывался. -- Изольдушка!.. -- еще покричал Владимир Семеныч. И за. Выпитое вино как-то очень ослабило его. В голове было ясно, но так вдруг стало грустно, так одиноко! Он хо даже двинуть к подруге жены, чтобы поговорить с же... Но одумался.
-- Нет, -- говорил он сам с собой, -- нет, только не это. Этого вы от меня не дождетесь, крохоборы. Нули. Этой ра я вам не сделаю.
Он шел по неосвещенной улице, как по темной реке плыл, -- вольно загребал руками, и его куда-то несло. От го и одиночества хотелось орать, но он знал и помнил, что это нельзя, это, как выражаются кандидаты, чревато послед.
Принесло его как раз к дому. Он вошел в опостылевшую квартиру и, не раздеваясь, стал ломать "Россарио". Откры дверцы и заламывал их ногой в обратную сторону: двер с хрустом и треском безжизненно повисали или отвали вовсе. И этот хруст успокаивал растревоженную душу, это как раз было то, что усладило вдруг его злое, мсти чувство.
-- Вот так вот... крохоборы несчастные, -- приговаривал Владимир Семеныч. -- Пр-рошу!..-- хр-р-ресть -- еще одна дверца отвалилась и со стуком упала на пол. -- Пр-рошу!.. Мещане! -- и еще одна гладкая, умело сработанная доска валяется на полу. -- Нулики! Пр-рошу!..
Но что удивительно: Владимир Семеныч ломал "Россарио" и видел, как это можно восстановить. В мебельном ма, где работал Владимир Семеныч, работал же золотой краснодеревщик, дядя Гриша, он делал чудеса с изуродованной мебелью. И опытный глаз Владимира Семеныча отмечал, где надо будет поставить латку и пустить под мо, где, видно, придется привернуть металлические по, чтобы было куда крепить шарнирные устройства. Но все же дверцы Владимир Семеныч выломил все. И после этого лег спать.